– Вы требуете невозможное. Принимая военную присягу, каждый советский воин обязуется свят» хранить государственную и военную тайну, а вы хотите, чтобы я нарушил присягу...
Не торопитесь, выслушайте меня! – перебил следователь. – Своей усердной службой большевикам вы при чинили Германии неисчислимый вред, чем, безусловно, за служили самое суровое наказание. Но мы хотим дать вам возможность хотя бы частично искупить свою вину. Согласитесь сотрудничать с нами, и мы не только перестанем упрекать вас в прошлой деятельности, но и создадим» вполне приличные условия жизни в плену.
Приличные условия жизни вы обязаны обеспечить мне согласно Женевской конвенции о военнопленных, а принуждение военнопленного на сотрудничество с противником само по себе является нарушением этой конвенции,– заявил Емельянов.
Подумайте, господин капитан первого ранга, вам дорого обойдется такая несговорчивость.
Вам тоже. Дурное обращение с пленными является военным преступлением. Не забывайте, союзные державы предупредили вас о суровой ответственности за военные преступления. У них хватит сил и средств, чтобы заставить вас соблюдать законы и обычаи войны.
Это мы еще посмотрим,– с угрозой проговорил следователь. – Успеют ли союзные державы заступиться за вас, пока неизвестно, но в том, что мы сумеем заставить вас заговорить, не должно быть никакого сомнения...
Емельянова фашисты продержали в тюрьме почти целый месяц. Чередуя бесчеловечные пытки с соблазнительными предложениями, они хотели добиться от него измены Родине, но ничто не сломило волю Героя Советского Союза. На вопросы своих мучителей он отвечал молчанием, а на соблазнительные предложения – презрительным отказом. Наконец, фашисты, убедившись в невозможности завлечь его в свои сети, сделали в его личной тюремной карточке пометку «фернихтен», что значило «уничтожить», и отправили в лагерь уничтожения. В Маутхаузене заключенные с такой пометкой попадали только в двадцатый блок.
Личная тюремная карточка Ксенофонтова, в отличие от карточки Емельянова, была помечена всего одной буквой «К» – от немецкого слова «кугель» (пуля), но это тоже означало, что человек с такой пометкой подлежит уничтожению. Так что они оба были приговорены фашистами к смерти. Но сходство их судеб этим не ограничивалось. Ксенофонтов тоже попал во флот по комсомольской путевке, где и прошел свой славный путь от простого матроса до капитана ледокола. Когда началась война, ледокол Ксенофонтова включили в состав военно–морского флота. Впрочем, функция ледокола от этого не претерпела особых изменений – он по–прежнему прокладывал пути для караванов судов через ледяные просторы от Карских Ворот до Архангельска. Всему личному составу ледокола присвоили воинские звания. Ксенофонтов стал капитаном первого ранга. Ледокол был старый, тихоходный, и если бы не война, его списали бы после окончания очередной навигации, а теперь установили на нем четыре пушки, выдали матросам винтовки, офицерам – пистолеты, и он уже не только прокладывал во льдах пути караванам кораблей, но и охранял их от возможного нападения врага.
Первую навигацию в качестве военного корабля старый ледокол завершил успешно. Наиболее отличившиеся моряки получили правительственные награды. Воодушевленный высокой оценкой своего труда, весь экипаж тщательно подготовился к очередной навигации, которая обещала быть тоже удачной. К сожалению, успех не только радует человека, но иногда и кружит голову. Нечто подобное случилось с одним из работников управления «Главсевморпуть», который, выступая в местной печати, заявил, что советский торговый флот по Северному морскому пути беспрепятственно доставляет оборонные грузы из Сибири в порты Белого моря, чем приближает нашу долгожданную победу. Номер этой "газеты попал к немцам. Они решили раз и навсегда покончить с «беспрепятственной перевозкой оборонных грузов по Северному морскому пути» и послали в наши арктические воды один из своих лучших линкоров. В то время ледокол Ксенофонтова готовился проводить через пролив Карские Ворота караван судов из семнадцати единиц, направлявшийся в Архангельск. Выйдя на ледовую разведку вечером, ледокол неожиданно встретился с фашистским линкором. Их разделяло пространство всего в шесть километров. Правда, море было покрыто льдом, но он был не настолько толстым, чтобы послужить серьезным препятствием для операции линкора. Немцы дали предупредительный залп из тяжелых орудий и предложили нашим морякам сдаться в плен. Ксенофонтов правильно оценил обстановку. Если немцы узнают о том, что у Карских Ворот в ожидании возвращения ледокола находится караван судов, а второй караван,– шедший навстречу первому, может появиться на горизонте в любое время, то линкор легко может расправиться с обоими караванами. Надо было выиграть время, чтобы предупредить о появлении линкора советское командование. Ксенофонтову это удалось. Затеяв переговоры с командиром линкора об условиях сдачи, он успел сообщить по радио в Архангельск и на остров Диксон о появлении вражеского линкора, предупредил об опасности все советские корабли, находящиеся в Баренцевом и Карском морях. День был на исходе, и советские моряки надеялись с наступлением ночи скрыться в темноте, но, как только ледокол двинулся в сторону острова Вайгач, линкор открыл огонь. Ледокол ответил из своих орудий. Произошел морской бей, но силы были слишком неравны. Семидесятишестимиллиметровые орудия ледокола хотя и били метко, но не могли причинить особого вреда линкору, в то же время тяжелая артиллерия линкора первыми же залпами достигла цели. Ледокол загорелся и начал тонуть. Советские
–моряки вынуждены были поспешить высадиться на лед. Оставив с собой один станковый пулемет и десять моряков, Ксенофонтов приказал старпому остальных моряков отвести на остров Вайгач, а сам решил прикрывать их отход огнем, если немцы решатся на преследование. Обстоятельства благоприятствовали выполнению такого решения. Хотя линкор уже направился к тонущему кораблю, советским морякам удалось скрыться в темноте, а вьюга быстро замела их следы.
Линкор находился всего в трехстах шагах, когда ладо––вол окончательно скрылся под водой. Немцы были уверены, что все советские моряки, оставшиеся в живых, высадятся на лед И сдадутся в плен без боя. Но когда они попытались спуститься с корабля, группа Ксенофонтова встретила их ружейно–пулеметным огнем. Завязался бой, который продолжался всего минут десять – пятнадцать. Пуля попала Ксенофонтову в голову, и он потерял сознание. Командир линкора понимал, что советский ледокол неспроста оказался в этих местах. Надо было расспросить о целях и задачах предпринятого рейса. Поэтому он приказал своим подчиненным во что бы то ни стало захватить кого–нибудь из советских моряков. Когда закончился бой, на борт линкора подняли трех тяжелораненых русских. Причем двое из них скончались, не приходя в сознание,
а Ксенофонтов хотя и пришел в себя, но категорически
отказался давать какие–либо показания. Судьба таких военнопленных общеизвестна – рано или поздно они попадают в один из многочисленных фашистских лагерей уничтожения. И вот судьба привела Ксенофонтова в Маутхаузен...
Таким образом игра в «печки» помогала узникам не только согревать друг друга теплом своих тел, но и создавала условия для знакомства друг с другом.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Самая сокровенная мечта любого арестанта – это побег на волю. В этом смысле Турханов не был исключением, всю неделю думал он о побеге. Но чтобы не предаваться бесплодным мечтаниям, сначала надо было решить принципиальный вопрос: существует ли реальная возможность вырваться на свободу. Чтобы прийти к определенному выводу, надо было тщательно изучить окружающую действительность. С этого он и начал. Высокая каменная стена, колючая проволока под током высокого напряжения, бдительная охрана, чрезвычайно тщательно продуманный внутренний порядок в блоке и другие мероприятия администрации, направленные на ужесточение всего режима, казалось, делали побег невозможным. Обдумав все «за» и «против», Турханов пришел к выводу о том, что необходимо приниматься за дело не в одиночку, а прочно спаянной группой единомышленников Конечно, проще всего было бы присоединиться к такой группе, если бы она существовала в двадцатом блоке, а если ее нет, то надо было создать ее.
