«Надо поспать хотя бы пару часов»,– прошептал полковник и хотел было согнуть ноги и положить руки и голову на приподнятые колени, но опять не успел: какой–то Подросток с необыкновенным проворством Лег к нему на колени и свернулся калачиком. Был он настолько худ и легок, что, если бы Турханов не видел его, мог бы принять его не за человека, а за кошку, которые, как известно, любят устраиваться спать на коленях у людей. «Бедный малый, совсем ребенок. Как же он попал в этот ад?» – с болью в сердце подумал он и нежно погладил его стриженую голову. Растроганный такой лаской, подросток хотел было поблагодарить доброго человека, но, открыв глаза, сразу же узнал его и оторопел от неожиданности.
Пане полковник, и вы здесь? – голосом, полным печали и горечи, спросил он.
Разве ты меня знаешь? – удивился Турханов.
Еще бы! Ведь вы пан Турханов – командир прославленного отряда. А я – Стефан. Помните дом адвоката Пясковского? Там вы убили двух швабов.
Турханов вспомнил.
А ты раздобыл себе пистолет,– ласково похлопал он его по спине. – Что же случилось потом?
Из этого пистолета я убил немецкого офицера. Меня арестовали, судили и направили в лагерь смерти Освенцим, но мне удалось бежать. Однако швабы снова поймали и заточили в Маутхаузен. Я убежал и отсюда.
Из двадцатого блока? – удивился Турханов.
Нет, тогда я был в общем лагере.
Как же удалось тебе бежать?
В каменной стене рядом с нашим бараком была трещина. Я решил воспользоваться этой трещиной, чтобы перелезть через стену. Только бдительные часовые на сторожевых башнях никого не подпускали к стене. К тому же пугала колючка на гребне стены, по которой пропуска ют электроток высокого напряжения. Я ждал чуда, и оно свершилось: однажды ночью кто–то взорвал силовую станцию, и во всем лагере погас свет. В темноте часовые не заметили, как я перелез через стену и скрылся в ближайшем лесу. Там я прятался трое суток, однако голод вы гнал меня оттуда. Я пришел в одну деревню и попросил в крайнем доме что–нибудь поесть. Хозяйка сказала, что пойдет в магазин и принесет лакомства, а мне велела спрятаться в чулане. Я так и сделал, но вместо лакомства она привела жандармов. Меня арестовали. Вот как попал я в изолирблок, – закончил свой рассказ Стефан.
Ну а здесь как?
Очень плохо. Бьют без конца. Конечно, немцы жестоко издеваются над заключенными.
И они, и свои.
– Как свои? – не понял Турханов.
– Есть тут два поляка. Зовут Адам и Володька. Штубендисты–переводчики. Страсть как ненавидят поляков. Пока я выдаю себя за словака, но если узнают правду, то обязательно забьют до смерти.
Стефан замолчал. Турханов решил, что он уснул, но ошибся. Через некоторое время парнишка снова приподнял голову.
– Значит, и вы здесь. А я ведь ждал вас. Думал, что вы придете сюда со своим отрядом и спасете меня, как тогда спасли панночку Еву. Теперь уж нет никаких надежд. Не сегодня, так завтра сожгут в крематории.
Он схватился за голову, затрясся, как в лихорадке, всхлипнул, зарыдал. Турханову до смерти было жаль мальчишку. «А сколько таких Стефанов – жертв фашизма– ждет спасения от Советской Армии и советских партизан. – подумал он. – Нельзя допустить, чтобы они обманулись в своих надеждах. Поэтому нам надо выжить, снова взять в руки оружие и биться до тех пор, пока не будет уничтожен фашизм».
Не плачь, Стефан, не падай духом,– прошептал он ему на ухо. – Мы живы – значит, не все еще пропало. На до бороться.
Бороться? – переспросил парнишка. – Какой смысл? Ведь шансов на победу не осталось?
Турханов похлопал его по спине.
– Ошибаешься, сынок,– сказал он. – Кто борется, тот всегда имеет шансы на победу. А чтобы бороться, нам надо набраться сил. Поэтому давай лучше уснем и отдохнем немножко.
Стефан перестал плакать, закрыл глаза, плотнее прижался к Турханову, задышал ровнее и скоро уснул. Тогда забылся и его утешитель...
ГЛАВА ПЯТАЯ
– Подъем! – хором заорали штубендисты, когда башенные часы пробили пять. – Утренний туалет. Всем в вашциммер! Живо!
Команда эта означала, что для узников блока смерти начинается новый день пыток и издевательств.
Услышав крики штубендистов, заключенные быстро поднялись на ноги и стремглав бросились бежать к умывальникам, а тех, которые замешкались, Мишка Иханов выгнал из штубе А, нещадно хлеща своей нагайкой.
В комнате для умывания распоряжался сам блоковой. Под его наблюдением люди должны были подбежать к бетонным умывальникам, зачерпнуть обеими ладонями ледяной воды, плеснуть ее на лицо, вытереть рукавами или полами куртки (полотенце не выдавалось) и, не останавливаясь, выбежать из комнаты. Нарушители этого порядка подвергались тут же наказанию. Один из узников, стоявший в очереди впереди Турханова, впопыхах зачерпнул воду только одной ладонью. Горилла заметил это и сильнейшим ударом дубины раскроил ему череп, другой так растерялся, что, не успев смочить руки, поспешил к выходу. Блоковой набросил на его шею петлю, специально приделанную к тонкому концу дубины, затянул до отказа, притащил несчастного к единственной ванне, наполненной водой до краев, свалил его в воду, закрыл специальной крышкой ванну, а сам сел сверху. Нарушитель, захлебнувшись, утонул.
На утренний туалет должны были затратить полчаса, а заключенные управились за двадцать пять минут. Затем их выгнали во двор, разбили по сотням и выстроили для утренней поверки. Всего оказалось семь неполных сотен. Кроме того, из карантинного отделения самостоятельно выползло полторы сотни больных, а семьдесят человек выволокли штубендисты. По указанию блокового всех их положили в ряд вдоль стены барака и оставили под открытым небом «подышать свежим воздухом». Затем дежурный штубендист доложил блоковому, что за ночь умерли двадцать семь человек, а восемь человек хотя еще живы, «о не могут даже пошевелить пальцем. Горилла распорядился всех их отнести на штабель трупов, что и было выполнено штубендистами.
Всю ночь дул сильный юго–западный ветер, обычно приносящий на Альпы обильные осадки. К утру он заметно ослаб, и тут же повалил мягкий пушистый снег.
Не дай бог, чтоб он еще превратился в дождь,– пробормотал сосед Турханова, ловя снежинки растрескавшимися губами. – Все мы промокнем до ниточки и окончательно простудимся.
Да,– согласился с ним другой заключенный, стоявший за ним. – Тогда вон тот штабель сразу увеличится в пять–шесть раз.
Он указал на трупы, аккуратно сложенные возле выходной двери в общий лагерь. Теперь осталось ждать прихода блокфюрера со специальной командой эсэсовцев, выделенной якобы для того, чтобы следить за порядком в изолирблоке, а фактически для того, чтобы подвергать заключенных пыткам и издевательствам. Обычно эти палачи появляются около семи часов утра. На сей раз они запаздывали, то есть теряли часть светлого времени, отведенного им для совершения над узниками самой изощренной жестокости, но заключенным от этого было не легче, ибо задержки эти, как правило, происходили из–за очередного инструктажа палачей о применении к ним еще более усовершенствованных методов пыток и издевательств. Так оно и случилось в этот ужасный день. Ровно в восемь утра распахнулись железные двери, и во двор изолирблока торжественным маршем вступили эсэсовцы во главе со своим ротенфюрером. Все они были одеты в парадную форму. Блоковой доложил, что хефтлинги построены для утренней поверки:
Начался подсчет заключенных. Он производился по сотням и по личным номерам. Пересчитали всех живых и мертвых, но почему–то общий счет не сошелся.. Пересчитали еще раз – вышло на три человека больше, чем числилось по списку. Эсэсовцы начали нервничать. Блокфюрер приказал выстроить всех без исключения. Услужливые штубендисты, применяя грубое насилие, попытались построить больных в отдельную колонну, но из этой затеи ничего не получилось: как бы они ни ругались и ни били заключенных, как бы ни уговаривали их простоять на ногах хотя бы несколько минут, пока эсэсовцы закончат поверку, истощенные люди падали сразу же, как только их поднимали с земли. Тогда ротенфюрер приказал разложить их по десять человек в каждом ряду. Получился живой настил шириной в пять и длиною в сорок метров. Юмор смертников тут же окрестил его «живой очередью в крематорий». Лишние муки этих несчастных позволили эсэсовцам благополучно закончить подсчет. Довольный тем, что счет сошелся блокфюрер распорядился отнести больных на прежние места, а с остальными приступить к утренней зарядке...
