Рунге шел молча, а Плахотка все время пытался уговорить провожатых развязать руки, однако те в разговоры не вступали. Прошло не менее сорока минут, пока впереди не показалась небольшая поляна. Партизаны обычно весьма осторожно выходят на опушку леса, на этот раз без всякого предостережения они вывели доверенных им людей на поляну.

– Хальт! Хенде хох! – раздался грубый окрик из–под сосен на противоположной стороне поляны.

Партизан, шедший впереди, вскинул свой автомат и дал длинную очередь,– но тут же был сражен одиночным выстрелом. Второй партизан, шедший сзади, услышав окрик по–немецки, мгновенно юркнул в чащу. Рунге последовал было за ним, но со связанными руками он запутался в чаще, и подбежавшие люди в форме немецкой полевой жандармерии снова выволокли его да тропинку. Иначе поступил Плахотка.

– Не стреляйте! – закричал он по–немецки. – У меня руки связаны за спиной, поэтому я не могу выполнить вашу команду. Вот посмотрите!

Он повернулся к жандармам спиной и показал связанные руки.

Ругаясь и грубо подталкивая в спины, жандармы привели незадачливых десантников в дом лесника. Здесь их поджидал усатый человек в форме жандармского офицера.

Что за люди? – спросил офицер. – Всех задержали?

Нет, – ответил старший конвоир. – Один успел скрыться в чаще, другой убит и лежит на краю поляны. По всей вероятности, они были партизанами. При убитом документов не нашли. У этих имеются удостоверения де мобилизованных из нашей армии. Вот они.

Жандарм подал деньги и документы, изъятые у задержанных, своему офицеру. Тот начал их внимательно просматривать.

«Альфред Рунге – гауптштурмфюрер СС,– прочитал он. – Демобилизован по состоянию здоровья после ранения». Вы, офицер войска СС, как попали к партизанам?

Я вас не знаю и никаких показаний не дам,– решительно ответил Рунге.

Хорошо, расскажете позже. А вы,– обратился жандармский офицер к Плахотке,– что скажете?

Я скажу все,– поспешил согласиться Плахотка. – Русские высадили парашютный десант. Я хотел предупредить об этом вас, но Рунге задержал меня.

Много ли десантников и где они находятся? – спросил офицер не у Плахотки, а почему–то у Рунге, который демонстративно отвернулся от него.

В первой группе было десять человек, теперь осталось восемь. Командир уводит их в другой район, но если поспешить, то можно их догнать. Я вам покажу дорогу.

А вы не покажете? – опять обратился к Рунге жандармский офицер.

Нет, я не подлец,– коротко ответил Рунге.

Отведите его в лес и расстреляйте! – приказал офицер одному из жандармов, указывая на Рунге. – Потом быстренько сходите в деревню. Там стоит батальон эсэсовцев из дивизии «Тотенкопф». Попросите командира батальона, чтобы прислали сюда один взвод. Будем преследовать советский десант до его полного уничтожения.

Слушаюсь! – стукнул каблуками жандарм. Потом, грубо подталкивая Рунге автоматом, увел его в лес. Плахотка задрожал всем телом. Он боялся, что офицер, не разобравшись, может поступить с ним так же, но на сей раз опасность быстро миновала.

– Этому развяжите руки и дайте бумагу с авторучкой. Пусть напишет автобиографию. Следует особенно подробно описать, как он попал в советский десант и что он там, делал,– распорядился офицер. – А если откажется писать, то расстреляйте без дополнительного приказания,– добавил он, заметив, как Плахотка порывался вставить в разговор свое слово.

– Я напишу все. Я сделаю все, что вы прикажете, господин офицер,– подобострастно заговорил Плахотка. – Не убивайте меня. Я буду служить вам верой и правдой.

Неожиданно из леса послышался голос Рунге:

– Да здравствует свободная Австрия! Смерть немецким фашистам!

Тут же одна за другой раздались две короткие очереди из автомата. Жандармский офицер некоторое время постоял молча, словно ожидая еще каких–нибудь выкриков, но тишину не нарушили никакие звуки.

– Вот и все! – сказал он и вытер лоб.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Ян Плахотка даже в школе на уроках чистописания так старательно не выводил каждую букву, как теперь, когда писал автобиографию под наблюдением человека в жандармском мундире.

За последний год ему не раз пришлось и устно, и письменно излагать ее. Последний раз он рассказывал ее в Штабе партизанского движения, когда оформляли личные дела десантников. Но ни тогда, ни раньше ни словом не упоминал о том, что отец его больше двадцати лет работал в Праге тюремным надзирателем. Теперь он не стал скрывать, подробно изложил антинародную деятельность отца, пока он не был убит во время одного из бунтов заключенных. Далее Плахотка писал: «В нашей дивизии было много чехов, попавших в вермахт в порядке мобилизации резервистов. Большинство из них не заслуживали доверия немецкого командования, и за ними постоянно вели негласный надзор. Я тоже был привлечен к этой работе в качестве тайного осведомителя гестапо. Однажды восемь солдат–чехов договорились ночью перебежать к красным. Я дал знать об этом командиру, при этом попросил вместе с ними арестовать и меня, чтобы никто не подозревал в сотрудничестве с немцами. Нас арестовали, надели наручники и утром должны были сдать в гестапо, но на рассвете русские внезапно перешли в наступление. Наша рота сразу попала в окружение и сдалась красным. Там наручники сняли с нас на митинге дружбы между народами Чехословакии и Советского Союза. Многие пленные чехи на этом митинге добровольно записались в бригаду генерала Свободы...»

Дальше он описал, как и когда попал в десант. «Я все время мечтал жестоко отомстить коммунистам за смерть отца. Когда узнал, что формируется десант для операций в тылу у немцев, я решил помочь немцам ликвидировать этот десант сразу же, как только он будет высажен на парашютах. Но мне помешал осуществить это намерение Рунге, которого вы только что расстреляли. Ему, как бывшему офицеру войск СС, я доверил свою тайну и предложил вместе уйти из лагеря, разыскать немецкую воинскую часть и рассказать, где скрываются десантники, но он, вместо того чтобы оправдать мои надежды на совместный побег, схватил меня за руку и хотел сдать командиру. Между нами произошла драка. Десантники проснулись и нас арестовали...»

Целый час трудился Плахотка над автобиографией. Наконец он поставил точку, расписался и перечитал написанное, исправляя при этом описки и неточности. «Теперь уж перестанут сомневаться в моей лояльности к немцам, – подумал он с радостью. – Немцы умеют ценить верных помощников. За выдачу десанта красных, очевидно, я получу вознаграждение. Да, прав был отец, когда говорил, что умному человеку и война не помеха, умный дорогу себе найдет».

С этой мыслью он подошел к жандарму, стоявшему в дверях, и не без гордости протянул ему исписанные листы.

– Покажите шефу,– сказал он. – Если что надо исправить или дополнить, я готов сделать так, как он скажет.

Жандарм взял бумаги, сказал: «Ждите!» – и, закрыв Дверь на замок, ушел куда–то.

Ждать пришлось не меньше часа. «Почему они медлят? – удивлялся Плахотка. – Пора бы приступать к преследованию десантников. Я бы пригодился им в качестве проводника. Почему же не вызывают меня?»

Наконец послышались шаги. В дверях показался тот человек, что унес исписанные им листы, но он был не в форме полевой жандармерии, а в одежде простого сельского парня.

Пане Плахотка,– обратился он,– пойдемте, вас ждут.

Разве вы знаете чешский язык? – удивился предатель.

Нужда заставила изучать разные языки. Если по надобится, могу разговаривать по–русски и по–польски,– охотно объяснил парень.

Плахотка хотел было еще задать вопрос, но парень взял автомат наизготовку и неожиданно резко приказал выйти из комнаты. «Что–то не нравится мне здесь,– заныло в душе Плахотки. – Я стараюсь показать им свою лояльность, а они не хотят замечать. Неужели не прочитали мою биографию?»

Открылась дверь соседней комнаты.

– Войдите! – послышался знакомый голос жандармского офицера. – Не бойтесь, господин Плахотка, здесь не фашисты, а ваши земляки.