— Джо…

А ведь он был таким мужественным, таким сильным. Это тронуло ее сильнее, чем что бы то ни было, говоря ей, что гнев был его оружием, средством скрыть боль.

— Не нужно…

Ее рука коснулась его щеки, стирая слезы.

— Все это неважно… теперь. Пока ты веришь мне.

Рейн еще крепче обнял ее, гладя по голове, повторяя снова и снова ее имя.

— Я тебе верю, — сказал он. — В глубине души я всегда знал правду. Я просто боялся…

Джо отодвинулась, чтобы взглянуть на него, но слезы слепили ее, горло саднило.

— Это я боюсь, Рейн. Я боюсь, что все это окажется сном.

Джоселин прижалась к нему, его сердце бешено колотилось под ее ладонью.

— Не бойся, Джо. Тебе больше не нужно бояться.

Рейн целовал ее нос, губы. Джоселин расплакалась, ее рыдания разрывали его сердце, забирая частицу души. А он только обнимал ее.

Его разум мутился от мысли о том, что он наделал. Его сердце болело, его горло саднило, его грудь разрывалась, словно пронзенная клинком. Он думал о том, что ей пришлось пережить, об изгнании, о лишениях. Он думал о том, как ей было одиноко, как страшно.

— Почему ты не сказала мне раньше? — спросил он, когда рыдания сменились тихим плачем. Он достал из кармана носовой платок, Джоселин вытерла слезы и высморкалась.

— Разве ты поверил бы мне?

Его глаза закрылись от нового приступа боли.

— Нет.

— Ты был настолько уверен?

— Я же видел тебя… во всяком случае, мне так показалось. Что было у тебя в руках?

— Твоя сестра прислала записку. Она лежала на маленьком серебряном подносе.

Рейну показалось, что он сейчас упадет без чувств.

— Я не знала, что было в этой записке, и я хотела сразу отдать ее тебе.

Он тяжело вздохнул. В записке Алекс просила взять ее с собой на вечер у Кэмпденов. Записка лежала на блестящем серебряном подносе, который он видел во сне и о котором вспомнил только теперь. Сложились вместе все части головоломки. Казавшиеся странными слова Джоселин: На сей раз я действительно спущу курок и выстрелю тебе в сердце. То, как она, рассердившись, описала тот выстрел, не совсем совпадало с тем, как все произошло на самом деле.

— Прошу тебя, Рейн, я только хочу, чтобы ты обнимал меня.

— Я буду тебя обнимать, и я никуда тебя не отпущу.

Подхватив ее на руки, Рейн отнес ее в постель. Он еще ощущал дрожь, пронзавшую ее тело, и его стремление все уладить росло.

— Тебе больше не придется ни о чем беспокоиться, — нежно пообещал он, поставив ее на ноги возле кровати. Дрожащими руками он стал снимать с нее порванное платье, но Джоселин остановила его.

— Все в порядке, — нежно сказал он. — Я не стану делать тебе больно.

При этих словах она, казалось, расслабилась. Рейн бросил платье на пол, потом снял с нее ботинки и чулки. Когда она осталась в одной рубашке, он мягко поднял ее и опустил на кровать.

Не говоря ни слова, он забрался туда следом, словно забыв, что еще одет. Он облокотился на резное деревянное изголовье, не обращая внимания на боль в спине, прижал Джоселин к своей груди, его руки мягко скользили по ее волосам.

Рейн поцеловал ее в макушку, ощущая шелковистое прикосновение ее черных волос.

— Твои волосы отрастают. Я удивился, что ты не стала их подстригать, ведь с короткими легче управляться.

— Мне хотелось, чтобы ты увидел их длинными — объяснила Джо. — Я же сказала тебе однажды, что отращу их специально для тебя.

Его грудь пронзила боль, хотя он угадал правду еще до того, как Джоселин заговорила. Зачем он не прислушался к сомнениям, мучившим его все это время? Его сердце знало правду даже тогда, когда логика твердила иное. Сердце привело его на Ямайку. Сердце заставило его узнать правду.

Слава Богу, он наконец-то смог ее понять

— Больше никто не сделает тебе больно, — повторил он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в лоб. — Я обещаю тебе это, Джоселин. Ни я, ни кто бы то ни было другой.

Но она уже уснула. Усталость взяла свое.

Или она поняла, что теперь в его объятиях ей будет спокойно?

Джоселин вдруг пробудилась. В голове у нее мутилось, мысли обгоняли одна другую, когда она Вспоминала прошедшую ночь. Она оглянулась, увидела, что она у себя в комнате и что она одна.

Господи, так это был всего лишь сон.

Что-то оборвалось у нее в груди, когда Джо осознала ужасную явь. Руки Рейна, обнимавшие ее всю ночь, казались такими реальными, и теперь ей стало больно от сознания того, что это ей только привиделось.

Потом взгляд Джоселин упал на подушку. И она увидела одинокую белую орхидею. На ее изогнутых лепестках еще лежали капли ночной грозы, роса таилась в пурпурной глубине.

Дрожащими руками Джо подняла цветок. Это был не сон — Рейн был здесь. Он обнимал ее. Он поверил ей.

Она откинула простыни, выбралась из постели, все еще не до конца уверенная в том, что случилось. Где же Рейн? Что он думает? Что теперь с ними будет?

Джо завернулась в тяжелый хлопчатобумажный халат. Потом оглянулась, когда дверь отворилась. Хэтти просунула голову в комнату. Чернокожая девушка вскрикнула от удивления, увидев Джо в комнате.

— Масса приказал тебя не будить. Он сказал, тебе нужно отдыхать, а потом есть, — она улыбнулась. — Он сказать, ты больше не слуга. А прямо английская леди. Я заботиться.

— Понимаю.

— Хочешь еда?

— А где Рейн? То есть, где его сиятельство?

— Гроза пройти. Мистер Спрут, он вернуца смотреть поля. Масса уехать в город, — она улыбнулась. — Я помогать тебе одеть?

Джо никто не помогал одеваться с тех пор, как она рассталась с Элайзой в Лондоне. Но эта добродушная широкобедрая девушка была так возбуждена переменой положения, что у Джо не хватило мужества отказать ей.

— Хорошо, Хэтти, можешь помочь.

У Хэтти были густые вьющиеся волосы и маленький носик, она была женственной и привлекательной, но часто использовала это свое качество для того, чтобы увильнуть от неприятной работы.

Хэтти приготовила розовое муслиновое платье, которое Джоселин сшила из купленной Рейном ткани, поставила у постели туфли с чулками, потом занялась уборкой комнаты.

— Спасибо, Хэтти, — поблагодарила Джоселин, когда кончила одеваться. — Почему бы тебе не пойти и не помочь Дульцет?

Несколько минут спустя Джо спустилась вниз и с удивлением обнаружила там Читу, которая меряла шагами гостиную. Увидев Джо, девушка резко обернулась, по-детски радостно улыбнулась и выпалила целую тираду по-испански.

Джоселин рассмеялась.

— Тебе придется говорить по-английски, Чита. Пауло еще не научил меня испанскому.

— О, si, si, perdoname[24], — Чита глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. — Произошло что-то невероятное — я знаю! Расскажи скорее, что случилось?

Джоселин обняла подругу.

— О, Чита, это все Рейн. Он поверил, что не я в него стреляла.

— Ай! Какая хорошая новость. Виконт подошел ко мне сегодня утром. Он сказал, я больше не буду работать в саду, я буду твоей ком-ком… как это называется?

— Компаньонкой?

— Si, точно — компаньонкой. Он сказал, что я должна переехать в дом.

На душе у Джо стало так тепло.

— Замечательно! Теперь нам не придется беспокоиться из-за ребенка, а рядом со мной всегда будет подруга, с которой я смогу поболтать.

Джоселин прочла про себя благодарственную молитву и улыбнулась девушке.

— О, Чита, мне просто не верится.

— Все будет прекрасно. Вот увидишь.

— Надеюсь, Чита.

Ее дела были еще далеко не улажены, но радость и надежда полнили сердце.

Чита тоже улыбнулась, но что-то мелькнуло в ее глазах.

— Что такое? Что-то не так? Рейн сказал еще что-нибудь? Чита, пожалуйста, если я должна еще что-то узнать…

— Виконт ничего не говорил. Джоселин внимательно вгляделась в нее.

— Это связано с Пауло? Между вами что-то произошло?

— Ничего. Не беспокойся за меня. Сейчас ты должна быть счастлива.