С разбега, в полной темноте, он поскользнулся на маленькой лужице, замахал руками, уцепился за что-то железное, поддавшееся усилию. Это была дверь; он закрыл ее и вдруг, потеряв равновесие, упал со всей силы на мокрый бетонный пол. В померкшее сознание в последний раз постучалась боль, возникнувшая в правом боку и ворвавшаяся под ребра. Максим отвалился от двери и остался лежать неподвижно.

Пассажиры все прибывали и прибывали. Перрон, если посмотреть на него с высоты мостиков пересадки на другую станцию, казался приподнятым на высоту человеческого роста: настолько плотно прижимались друг к другу тела, настолько равномерную однородную плоскость создавали человеческие головы, то и дело поворачивающиеся в разные стороны, обеспокоенные непривычным стечением обстоятельств. Казалось, скоро станция опрокинется, расплескает людей, и они посыплются на пути. Так шли минуты. Поезда не приходили. Один стоял у противоположного перрона с потушенным светом. Машинист вышел на перрон и беседовал с какими-то людьми в форменных рубашках. Из другого тоннеля потянуло дымом. Вдруг вереницей по желобу между рельсов стали выходить люди: кто-то шел сам, кого-то несли спасатели в почерневших спецкостюмах, некоторых поддерживали, кто-то был ранен, как будто исполосован исполинской плетью, красные подтеки крови виднелись на полуобнаженных телах, кровь окрасила одежды.

Через час на место аварии в тоннеле прибыли рабочие. Они не были сотрудниками метрополитена. Вместе с ними шли еще какие-то люди, что называется, в штатском.

– Да, черт возьми, проломило дверь!

– Думаешь, кто-нибудь проник внутрь?

– Вряд ли. Сходите проверьте!

Двое монтеров отодвинули маскировочные тюбинги и стали спускаться вниз. Яркие фонари осветили площадку и гермодверь. Один дернул за ручку.

– Заперто. – сказал он по возвращении наверх.

– Так и должно было быть. Теперь нужно все заложить и заделать обычным тюбингом. Приступайте. Другого входа в систему нет, достраивать ее никто уже не собирается. Судя по документам, эта дверь была заперта перед тем, как строительство было заморожено.

Двое остались дежурить возле пролома в стене тоннеля, остальные отправились на станцию. Прошло немного времени, и работа по укладке кирпичей в проеме бывшего запасного выхода бункера шла полным ходом.

– Сюда! Заброшенный бункер подал признаки жизни!

– Да ладно! Там никто не оставался, а оттуда никто еще не сумел убежать!

– Сработали датчики на свет!

– ФСБ?

– Возможно. Но тогда дело плохо. Там же лежит все! Карты, книжки, какие-то бредовые летописи… Они найдут нас, и тогда хана.

– Пошли смотреть.

– А вдруг…

– Пошли! В разведку Женька и брата его. Если что, пусть прикинутся нариками и громко орут.

Четверо человек, двое из которых тащили на себе полный комплект снаряжения и два автомата в холщовых мешках, двое в грязных джинсовых костюмчиках, вышли из подъезда одного дома сталинской постройки, пересекли двор в направлении торчащего посередине газона столбика с решетками. Это был оголовок вентиляции бомбоубежища. Одна из решеток была заботливо оторвана. По очереди они стали залезать в дыру и скрылись надолго.

Максим очнулся. Холод бетонного пола уже вобрал в себя все тепло живого человеческого тела. Каждый удар сердца отдавался во всей голове, импульсы исходили из затылка, снова заныло плечо, резало и явно кровоточило под ребрами, рубашка прилипла. С трудом он поднялся на ноги. Рукой нащупал ручку двери. Закрыто. Закрыто!!! Следующим шагом было отчаяние. Отчаяние, совмещенное с бессилием, внутренней опустошенностью. Все. Он медленно побрел назад, под темными сводами, потом над головой замелькали лампы, замаячила в двоящемся взоре серая дверь с молчаливым крестом. «Что ж, можно вписать сюда меня да и запереться изнутри», – подумал Максим, увидев рядом список, видимо гласивший, кто нашел свое последнее пристанище за железной глыбой.

Он повернул направо, пошел по темной галерее, машинально придерживаясь рукой за стену прохода. В полумраке он увидел небольшой железный ящик, из которого торчала ручка рубильника. Максим потянул ее. Свет послушно зажегся.

Огромный ангар, от пола до потолка облицованный железным сетчатым тюбингом, похожим на метрошный, предстал перед его глазами. Напротив зиял черным проход дальше, наверное, в такое же помещение.

По стенам были аккуратно расставлены двухэтажные нары, в изголовье каждой кровати были заботливо сложены свертки с бельем. На ровной боковой стене висел выцветший российский флаг. Напротив, точно такой же старый, – черно-бело-желтый штандарт дома Романовых. Свисавшая сверху лампа освещала деревянный стол, на котором сырело зеленое сукно и громоздилась скелетообразная старинная пишущая машинка, на корпусе которой еще читались полуосыпавшиеся белые буквы «MERSEDES». Повсюду было очень чисто, как будто грубый бетонный пол подметали. Никакого строительного мусора, никаких следов разрухи и запустения, как в заброшенных бомбоубежищах. Здесь же стоял сделанный из грубых досок шкаф, на полках которого теснились книги. Низкие, приземистые стеллажи шли от стола вдоль обшитой тюбингом стены, плавно переходящей в свод. В них Максим разглядел сложенные старые и отсыревшие одежды, какие-то каски, лопаты, кирки, неизвестные инструменты, среди которых была различима коробочка с торчащей ручкой – взрывной механизм. На верхней полке, сложенные одной грудой, лежали плоские черные предметы, напоминавшие, скорее, хоккейные резиновые шайбы, только вытянутые в форме рыбы. Максим подошел ближе. Как оказалось, это были старые механические фонари-жужжалки, которые работали от сжатия-разжатия кисти.

Максим стоял, завороженный открывшимся зрелищем. Опасаясь что-либо трогать, он все-таки положил один фонарь себе в карман. Затем еще раз окинул взглядом все помещение. В одном из углов он заметил иконы и потухшую лампаду. «Не похоже на секту… если они православные, то не тронут меня, надеюсь», – успокаивал он сам себя.

Он обошел кругом подземный ангар. На всех вещах лежал отпечаток длительной нетронутости. Казалось, никто давно не живет здесь и даже не навещает это место. Однако один вопрос все же не давал ему в этом убедиться: кто же закрыл дверь? Ведь при падении он только прикрыл ее, в то время как после она оказалась запертой. Захватив фонарик, Максим отправился к выходу в метро. Посветив на поржавевшую железную громаду, он вдруг понял, что на самом деле произошло: дверь имела четыре запорных рукоятки, расположенных ближе к углам. Одну из них он и повернул, когда нашалился на нее всем телом. Что ж, выйти теперь он всегда успеет, страх улегся, на его место пришло любопытство. В комнате его внимание больше всего привлекли печатная машинка, из которой выглядывал незавершенный, видимо, лист текста, а также шкаф с книгами, некоторые из которых по всему казались очень старыми, даже древними.

«5 февраля 1997 года. По сообщению сверху, летом готовятся масштабные раскопки в мельнице, а также белой башне. Планируется изучение Головленковой тюрьмы. Может создаться неблагоприятная ситуация, влекущая за собой обнаружение системы и рассекречивание приисков. В связи с этим принято решение выехать из Москвы на архипелаг, затем проникнуть в шахту по потайному входу у Ботанического сада, произвести проверку сохранности системы, а также ее соответствие картам и схемам разных годов. Со всех старинных документов сделаны копии. Подлинники остаются на второй московской базе. Экспедиция начнется в ночь на шестое февраля. Решено воспользоваться выходом в систему общественного московского метрополитена, так как количество инструментов, багаж, а также факт участия в экспедиции всех наших братьев делают невозможным выход через основную дверь. Записал Синицын П. П.»

Бумага пожелтела и смялась от времени и влаги. Сверху листа по центру стояло «Л-1-1997-28». «Ну, 1997, это понятно, год он и есть год, – подумал Максим, вчитываясь в шифр, – но что значит все остальное? Один. Первый? Похоже на месяц, но февраль отнюдь не первый месяц в году. Что ж, ясно одно: люди ушли отсюда и, по-видимому, больше не возвращались. Поэтому дверь и была приоткрыта, когда я спустился из метро вниз». Подземелье было необитаемым уже больше года. За это время никто не пробрался внутрь, никто даже не подозревал, что оно вообще существует, а те, кто знали, не обращали никакого внимания на происходившее под землей – объект был не достроен, строительство заморожено еще в 1954 году, все пути проникновения внутрь отрезаны. Но кто-то все же поселился. Причем, по всей видимости, это была хорошо организованная группа, со строгими правилами и распорядком дня, связями наверху. Она даже вела хронологию собственной жизни, свою летопись.