Мистер Макки, живший этажом ниже, оказался бледным женоподобным субъектом. Он только что побрился – у него на щеке красовался клочок пены – и с преувеличенной учтивостью поздоровался со всеми присутствующими. Он поведал мне, что вращается в «артистических кругах». Чуть позже я догадался, что он фотограф и что именно он увеличил фото матушки миссис Уилсон, призрачно парившей в воздухе на стене гостиной. Его жена была симпатичной, горластой, неинтересной и законченной стервой. Она с гордостью объявила мне, что со дня свадьбы муж фотографировал ее сто двадцать семь раз.

Миссис Уилсон успела в очередной раз переодеться – теперь она красовалась в изящном платье из кремового шифона, шелестевшем всякий раз, когда она передвигалась по комнате. Очевидно, перемена платья вызвала перемену в ней самой. Та кипучая энергия, которую она излучала в гараже, превратилась в бьющее через край высокомерие. Ее смех, жесты, фразы с каждой минутой становились все более манерными. И чем заносчивее она становилась, тем меньше делалась комната, пока, как мне показалось, она не принялась крутиться в облаках табачного дыма на какой-то скрипучей жердочке.

– Дорогуша, – визгливо говорила она сестре, – все эти людишки только и думают, чтобы тебя одурачить. Им только деньги подавай. Неделю назад ко мне приходила одна женщина делать педикюр – так она мне такой счет предъявила, как будто аппендицит вырезала.

– А как зовут эту женщину? – спросила миссис Макки.

– Миссис Эбергардт. Она делает педикюр на дому у клиенток.

– Мне очень нравится ваше платье, – заметила миссис Макки. – Просто потрясающее.

Миссис Уилсон отвергла комплимент, надменно подняв бровь.

– Но это же такое старье, – прощебетала она. – Я изредка надеваю его, когда мне все равно, как я выгляжу.

– Но выглядите вы в нем прекрасно, уж верьте слову, – настаивала миссис Макки. – Если бы Честеру удалось заснять вас в этой позе, думаю, у него могло бы получиться нечто стоящее.

Мы все молча посмотрели на миссис Уилсон, которая откинула с глаз прядку волос и одарила нас лучезарной улыбкой. Мистер Макки пристально смотрел на нее, склонив голову набок, затем протянул вперед руку и стал двигать ладонью, то приближая ее к своему лицу, то снова отдаляя.

– Надо бы изменить освещение, – задумчиво произнес он. – Хотелось бы акцентировать черты лица. И нужно постараться втиснуть в кадр шикарную прическу.

– А я бы не меняла освещение! – воскликнула миссис Макки. – По-моему, все и так…

Муж шикнул на нее, и мы снова воззрились на объект съемки, в то время как Том Бьюкенен громко зевнул и поднялся.

– Супругам-творцам надо что-нибудь выпить, – сказал он. – Миртл, принеси-ка еще льда и минеральной воды, пока мы все тут не уснули.

– Я уже послала мальчишку за льдом. – Миртл скорбно подняла брови, словно негодуя по поводу нерасторопности низшего сословия. – Вот ведь людишки! За ними нужен глаз да глаз!

Она посмотрела на меня и рассмеялась безо всякой причины. Потом стремительно схватила щенка, восторженно расцеловала его и удалилась на кухню с таким видом, словно десяток поваров ждали там ее указаний.

– На Лонг-Айленде я сделал несколько милых вещиц, – самодовольно произнес Макки.

Том уставился на него с непонимающим видом.

– Две из них висят у нас дома в рамках.

– Две чего? – опешил Том.

– Два этюда. Один я назвал «Монток-Пойнт. Чайки», а второй – «Монток-Пойнт. Море».

Кэтрин уселась рядом со мной на диван.

– А вы тоже живете на Лонг-Айленде? – спросила она.

– Я живу в Уэст-Эгге.

– Правда? Месяц назад я была там на одной вечеринке. У какого-то Гэтсби. Вы его знаете?

– Я живу по соседству с ним.

– Так вот, говорят, что он вроде племянник или двоюродный брат кайзера Вильгельма. Вот откуда у него такие деньжищи.

– Правда?

Она кивнула.

– Я боюсь его. А вдруг он станет меня шантажировать?

Этот поток ценнейшей информации о моем соседе был прерван репликой миссис Макки, которая вперила указательный палец в Кэтрин.

– Честер, мне кажется, с ней тоже стоит поработать, – заявила она, но мистер Макки лишь рассеянно кивнул и повернулся к Тому.

– Я бы еще поработал на Лонг-Айленде – мне бы только туда пробраться. Мне нужно лишь начать, а дальше я сам пробьюсь.

– А вы Миртл попросите, – коротко хохотнул Том, в то время как в комнату вошла миссис Уилсон с подносом в руках. – Она даст вам рекомендательное письмо, верно, Миртл?

– Даст что? – не поняла она.

– Ты дашь Макки рекомендательное письмо к своему мужу, чтобы он сделал с него несколько этюдов. – Том пошевелил губами в поисках названия. – «Джордж Б. Уилсон у бензонасоса» или что-то в этом роде.

Кэтрин придвинулась ближе и прошептала мне на ухо:

– Она терпеть не может своего мужа, а он – свою жену.

– Неужели?

– Просто на дух не переносят. – Она взглянула сначала на Миртл, а потом на Тома. – Я что хочу сказать: зачем с кем-то жить, если его терпеть не можешь? На их месте я бы развелась, и они тут же бы поженились.

– Выходит, Уилсон ей не по душе?

Ответ прозвучал совершенно неожиданно – из уст самой Миртл, краем уха услышавшей вопрос: громогласно и непечатно.

– Вот видите! – восторженно вскричала Кэтрин. Она снова понизила голос: – Вся загвоздка в его жене. Она католичка, а они не признают развода.

Дейзи никогда не была католичкой, и меня поразила изощренность, с которой состряпали эту ложь.

– Когда же они все-таки поженятся, – продолжала Кэтрин, – то уедут на Запад и поживут там, пока не уляжется шум.

– Было бы осмотрительнее уехать в Европу.

– А, так вам нравится Европа? – удивленно воскликнула она. – Я только что вернулась из Монте-Карло.

– Неужели?

– Ну, в прошлом году. Ездила туда с подругой.

– Надолго?

– Нет, мы только до Монте-Карло и сразу обратно. Через Марсель. Было у нас тысяча двести долларов, но за пару дней в тамошних казино нас обчистили до нитки. Как домой вернулись – просто ужас, верьте слову. Боже, как же я ненавижу этот город!

На какое-то мгновение предзакатное небо в окошке подернулось ласковой средиземноморской лазурью – но тут визгливый голосок миссис Макки вернул меня к реальности.

– Я тоже чуть не совершила роковую ошибку, – с вызовом объявила она. – Я едва не вышла замуж за одного плюгавого еврейчика, который несколько лет ухлестывал за мной. Я знала, что он мне не пара. И все вокруг говорили мне: «Люсиль, он во всех смыслах ниже тебя!» Но если бы я не встретила Честера, он бы меня заполучил.

– Да-да, однако, послушайте, – произнесла Миртл Уилсон, качая головой. – Вы ведь все-таки не вышли за него.

– Верно, не вышла.

– А я вот вышла за такого, – с какой-то двусмысленностью ответила Миртл. – В этом и разница между вами и мной.

– А зачем ты за него вышла-то? – спросила Кэтрин. – Тебя ведь никто не заставлял.

Миртл задумалась.

– Вышла потому, что думала, он джентльмен, – наконец сказала она. – Мне казалось, что он человек воспитанный, а он и мизинца моего не стоит.

– Одно время ты просто с ума по нему сходила, – заметила Кэтрин.

– С ума сходила?! – с негодованием вскричала Миртл. – Это кто тебе такое сказал? Я сходила по нему с ума не больше, чем… вон по нему.

Она вдруг ткнула пальцем в мою сторону, и все осуждающе уставились на меня. Я всем своим видом пытался показать, что не имею к ее прошлому никакого отношения.

– Я и вправду сошла с ума после того, как вышла за него. Я сразу поняла, что совершила ошибку. Он взял у кого-то прекрасный костюм, чтобы покрасоваться в нем на свадьбе, а мне и словом об этом не обмолвился. Так вот, владелец костюма как-то заявился к нам, когда Джорджа не было дома, и потребовал его назад.

Она обвела глазами комнату и убедилась, что все внимательно слушают.

– «А, так это ваш костюм? – удивилась я. – Впервые в жизни об этом слышу». Но костюм я все-таки отдала, а потом рухнула на кровать и проревела целый день.