– Спокойной ночи, – тихо произнесла она. – Разбуди меня в восемь, ладно?

– Если ты сможешь встать.

– Смогу. Спокойной ночи, мистер Каррауэй. Еще увидимся.

– Конечно же, увидитесь, – подтвердила Дейзи. – У меня даже есть задумка вас поженить. Приезжай к нам почаще, Ник, и я… вроде как… постараюсь вас свести. Ну… как бы случайно запру вас в бельевой или вытолкну в лодке в открытое море… что-то в этом роде…

– Спокойной ночи, – отозвалась мисс Бейкер уже с лестницы. – Я не слышала ни единого слова.

– Она славная девушка, – чуть позже сказал Том. – Только вот зря они позволяют ей колесить по всей стране.

– Кто это «они»? – холодно поинтересовалась Дейзи.

– Ее семья.

– Вся ее семья – это тетка, которой бог весть сколько лет. К тому же Ник станет за ней присматривать, ведь так, Ник? Этим летом она будет часто приезжать сюда на выходные. Думаю, семейная атмосфера пойдет ей на пользу.

Какое-то время Том и Дейзи молча смотрели друг на друга.

– А она из Нью-Йорка? – быстро спросил я.

– Из Луисвилла. Мы там вместе провели детство. Наше счастливое детство…

– Так вы, значит, на веранде говорили с Ником по душам? – внезапно спросил Том.

Дейзи удивленно посмотрела на меня.

– Я что-то не припомню, но, по-моему, разговор шел о нордической расе. Да-да, точно. Эта тема возникла как-то сама собой, ну и дальше…

– Не верь всему, что слышишь, Ник, – посоветовал он мне.

Я непринужденно ответил, что ничего такого не слышал, и через несколько минут стал собираться домой. Они проводили меня до парадного входа и стояли рядом на фоне яркого светлого квадрата. Я завел мотор, и тут Дейзи громко крикнула:

– Подожди! Я совсем забыла спросить тебя об одной важной вещи. Мы слышали, что ты помолвлен с какой-то девушкой на Западе.

– Верно-верно, – добродушно подхватил Том. – Мы наслышаны о твоей помолвке.

– Ерунда. Я слишком беден для этого.

– А мы вот слышали, – настаивала Дейзи, и я удивился, что с этими словами она вновь раскрылась, словно распустившийся цветок. – Причем от трех разных людей. Значит, это правда.

Разумеется, я знал, кого они имеют в виду, но о помолвке даже речь не заходила. Росшие словно на дрожжах слухи стали одной из причин, почему я отправился на Восток. Нельзя расстаться со старой «симпатией» из-за неких досужих пересудов, однако, с другой стороны, мне совсем не хотелось, чтобы эти пересуды заставили меня идти под венец.

Их неравнодушие к моей судьбе весьма тронуло меня и чуть уменьшило размеры разделявшей нас финансовой пропасти. И все же по дороге меня не отпускало смущение и какое-то раздражение. Мне казалось, что лучший выход для Дейзи – это схватить ребенка и бежать прочь из этого дома, однако у нее, очевидно, и в мыслях такого не было. Ну а если говорить о Томе, то новость о «какой-то женщине в Нью-Йорке» удивила меня куда меньше, чем его интерес к некой книге, которая вывела его из равновесия. Что-то заставляло его углубляться в дебри тривиальных идей, словно укоренившееся самолюбование своей силой перестало удовлетворять его властную натуру.

Лето уже полностью вступило в свои права и за день успело сильно разогреть крыши придорожных закусочных и гаражей, перед которыми в свете фонарей красовались новенькие красные бензоколонки. Доехав до своего дома в Уэст-Эгге, я загнал машину под навес и ненадолго присел на оставленную кем-то в саду газонокосилку. Ветер стих, заискрилась ночь, наполненная хлопаньем невидимых крыльев в густой листве и непрерывным «кончерто» лягушек, как будто их неустанно подкачивали мощные мехи матери-земли. В лунном свете промелькнул силуэт бегущей кошки, и, повернув голову ей вслед, я заметил, что я не один. Метрах в пятнадцати от меня из густой тени стоявшего по соседству особняка вышел мужчина и остановился, засунув руки в карманы и любуясь серебристой россыпью звезд. Его непринужденные движения и уверенность, с которой он, широко расставив ноги, стоял на лужайке, навели меня на мысль, что это и есть мистер Гэтсби, вышедший определить, какая часть здешнего небосклона принадлежит ему.

Я решил окликнуть его. Мисс Бейкер упомянула о нем за ужином, и мне бы этого вполне хватило, чтобы отрекомендоваться ему. Однако я передумал, почувствовав вдруг его явное желание побыть наедине с собой. Каким-то странным жестом он протянул руки к темной воде, и, даже находясь не очень близко, я мог поклясться, что его пробивает крупная дрожь. Я невольно взглянул в сторону моря, но не увидел ничего, кроме мерцавшего вдали одинокого зеленого огонька, должно быть, сигнального фонаря на краю причала. Когда я вновь посмотрел в сторону Гэтсби, тот уже исчез, и я опять остался один в беспокойном мраке ночи.

Примерно на полпути между Уэст-Эггом и Нью-Йорком шоссе торопливо устремляется навстречу железной дороге и бежит рядом с ней где-то с полкилометра, словно пытаясь обойти стороной унылый и бесплодный участок земли. Это долина шлака – некая фантастическая ферма, где шлак растет, словно пшеница, образуя хребты, холмы и уродливые сады. Там шлак принимает форму домов с трубами, откуда поднимаются столбы дыма, и какие-то странные человечки снуют в насыщенном ядовитыми испарениями воздухе. Время от времени по невидимым рельсам приползает вереница вагонеток и с жутким скрежетом останавливается. В тот же миг их со всех сторон облепляют пепельно-серые люди с тяжелыми лопатами и поднимают плотную тучу пыли, скрывающую от ваших глаз их непонятные действия.

Однако через некоторое время над безжизненной серой землей с непрестанно витающими над ней облачками пыли вашему взору предстают глаза доктора Т. Дж. Эклберга. Они голубые и гигантские – с радужной оболочкой в метр диаметром. Они смотрят на вас не с лица, а из-за пары огромных желтых очков, сидящих на несуществующей переносице. Очевидно, какой-то окулист, любитель пошутить, желая расширить свою практику до Куинса, решил поставить здесь рекламный плакат, а потом или сам погрузился в вечную слепоту, или просто забыл о нем и уехал. Но глаза, выцветшие под солнцем и дождем, продолжают взирать на мрачную свалку.

С одной стороны долина шлака упирается в мелкую грязную речушку, и когда поднимали мост, чтобы пропустить баржи, пассажирам вставших в ожидании поездов иногда целых полчаса приходилось наблюдать этот убогий пейзаж. Поезда всегда останавливались там, по крайней мере на минуту, и именно благодаря этому обстоятельству я познакомился с любовницей Тома Бьюкенена.

О том, что у него есть пассия, говорили все и всюду, где его знали. Его знакомых раздражала привычка Тома появляться с ней в дорогих ресторанах и, оставив ее за столиком, бродить по залу, болтая со всеми встреченными приятелями. Хотя мне и было интересно посмотреть на нее, особым желанием познакомиться я не горел. Но все-таки пришлось. Как-то днем мы с Томом ехали на поезде в Нью-Йорк, и, когда остановились у шлаковых пирамид, он вдруг вскочил с места, схватил меня за локоть и буквально выволок из вагона.

– Давай сойдем здесь, – сказал он тоном, не терпящим возражений. – Хочу познакомить тебя с моей подружкой.

Я подумал, что он выпил лишнего за обедом и решил во что бы то ни стало провести день в моем обществе. Со свойственным ему высокомерием он решил, что воскресным днем мне больше нечем заняться.

Вслед за ним я перелез через низкий беленый забор, служивший железнодорожным ограждением, и мы прошли назад метров сто под недреманным взором доктора Эклберга. На глаза нам попались три строения, представлявшие собой коробки из желтого кирпича, притулившиеся на краю свалки. К ним вела крохотная «главная улица» без каких-либо ответвлений или пересечений. Одно из строений сдавалось внаем, во втором была круглосуточная закусочная, к которой вела пыльная тропинка. Третья постройка оказалась гаражом с вывеской «Ремонт. Джордж Б. Уилсон. Покупка и продажа автомобилей». Мы с Томом зашли внутрь.

В гараже, среди голых стен, царили грязь и запустение. В темном углу приютились покрытые пылью останки «форда». Я вдруг подумал, что этот призрачный гараж – всего лишь декорация, а где-то над ним скрываются потайные романтические апартаменты; мои раздумья прервало появление владельца заведения, вышедшего из двери крохотной конторки и вытиравшего руки какой-то тряпкой. Это был анемичный блондин, несколько флегматичный, с не лишенным привлекательности лицом. При виде нас в его светло-голубых глазах вспыхнула робкая надежда.