– А наверное, ты прав. Открывай свой бизнес, благословляю.

«Ожегов» поднял свою сухую кисть с пластмассовым стаканом и тупо, конспиративно чокнулся с Козловым.

Козлов забрался на верхнюю полку, подложил под грудь подушку, так ему было уютно, и лишь теперь понял, что крепко пьян и чертовски счастлив.

Ба-уллл!

Один, и другой, и рюкзак. Это уже в квартире у Ольгиных родителей.

– Где дети? Машка то есть?

– Где ей быть, улетела. На парашютной секции.

– Прыгает!

– Готовится, через четыре года прыгнет. Сейчас вес не тот. – Ольгин отец, Владимир Петрович. Рядом – Анна Ивановна. Веселая, не старуха еще. Как Али-Баба, в накрученном на голову полотенце.

– Что-то вы, Сережа, помятый какой-то.

Теща всегда его на «вы», по-интеллигентному.

– Ноша – ого-го! – виновато улыбнулся Сергей. – Да чепуха это…

Прямо в прихожей он протянул Ольгину записку. Кому? Анне Ивановне? Владимиру Петровичу? Выхватила Анна Ивановна. И долго читала ее, как по слогам. А в это время Козлов читал ее лицо. Оно было таким же непонятным, как страна Буркина-Фасо. Наконец Анна Ивановна дочитала и зачем-то протянула записку обратно зятю.

– Ваша! – улыбнулся зять.

– А! Ну да.

Лицо Анны Ивановны не прояснилось. Если есть у лиц танец, то это было танцующее лицо. Танцующее, да еще и с фигурными коленцами.

Владимир Петрович тоже взялся за уголок письма и проглотил написанное сразу, как аптечный порошок. И как от хины поморщился.

– Сыми, сыми! А что, если… про… прогорите? Затея уж больно того?..

Козлов молчал, топтался. Он понял: заговори он сейчас, начни убеждать – не получишь ничего.

– Сыми, сыми, а мы на сухарях останемся! Машку кормить. На английский вот записали. Еще какой-то каталонский.

– Гарантии нужны, – ввернула Анна Ивановна.

Тесть махнул тяжелой ладонью:

– Какие гарантии для родни?

Ольгины родители были еще старого закваса.

Но осторожные.

– Сымем! – решительно крякнул Владимир Петрович.

– Только вы уж того, зашейте их, я сама зашью, в трусики. Сейчас ведь вор на воре, не успеешь оглянуться, – добавила теща.

Сергей повеселел. Он сказал, что зашивать еще рано. Надо балыком расторговаться, тогда зашивать. Он с трудом вытащил из рюкзака, набитого вяленой рыбой, темную бутылку «Новороссийского» пива и протянул тестю. Тот любил именно «Новороссийское». Оно ему море напоминало. А для Анны Ивановны прихватил из дома крохотный томик старого поэта Апухтина. Ледериновый переплет. Анна Ивановна тоже когда-то была учительницей, как и дочь. И тайно ценила поэта Апухтина выше Александра Сергеевича Пушкина. Она коллекционировала по сию пору разные издания этого запутавшегося в слезных чувствах пиита.

Утром вместе с тестем на его «Жигулях»-«копейке» повезли рыбу на базар.

Торговали не в первый раз. И Сергей, и Владимир Петрович знали, кому надо дать на весовой, а кому – в лаборатории. И в рыбном павильоне надо было зарядить охрану, ражего молодчика с тонкими усами-стрелками. Кот. Натуральный котяра.

У жителей Борисоглебска просто сверхъестественный аппетит к любой рыбе. Видимо, он произошел от антипатии к меду, которым они сызмала торгуют. Так девушки, работающие на шоколадной фабрике, с ума сходят по соленым огурцам.

Сергей Андреевич Козлов по привычке хотел выкрикнуть: «Кубанский лосось!» или «Балык казачий!» Но вспомнил старика «Ожегова». И, подталкиваемый его седой бровью, выпалил громко:

– Рыб-ка из Буркина-Фасо!

– Откуда-откуда твой толстолобик, земель? – заинтересовался какой-то тип в джинсах и в жилетке, какие бывают у телеоператоров или бандитов.

– Сам ты толсто… Из Буркина-Фасо, – буркнул Козлов.

Тип напрягся.

– Ага, – сказал он. – Почем толстолобик?

Козлов хотел назвать цену, по которой он продавал полтора месяца назад, но опять прикусил язык и сжатым ртом как-то уловчился выдавить сумму в три раза выше.

Покупатель опять понимающе кивнул:

– Я счас.

Сергей испугался – приведет рэкет и его прижучат.

Но все обернулось счастливо. Рэкет не рэкет. Появился тот кот со стрелами усов, еще один, то ли грузин, то ли армяшка, дама в широкополой шляпе. Курит золотые, тонкие цидульки. Они покурлыкали и решили купить у Козлова целый чемодан рыбки «из Буркина-Фасо».

Владимир Петрович, наблюдая это чудо, прыгал на одной ножке как воробей и потирал ладони. «Донер веттер, – ругнулся про себя Сергей Козлов, – еще спугнет». Это было чутье профессионального рыбака. Но оно подвело. Между первым чемоданом и вторым был короткий антракт. Рыботорговцы Сергей и Владимир Петрович послушали из соседнего павильона песню. Трезвым, чистым голосом выводил не магнитофон: «Получил получку я, топай-топай, девяносто два рубля – кверху ж… Девяносто – на пропой, топай-топай, два рубля – жене, домой, кверху ж…» Вскоре в павильоне появился конкурент предыдущей компании, состоящий из толстой, пыхтящей как паровоз дамы и двух верзил. Кажется, они были из Средней Азии.

Русская толстуха спросила:

– Откуда дровишки?

Шутница.

В тон ей и надо отвечать:

– Из Буркина-Фасо, вестимо.

– А там что?

– Да они откуда-то из Нибелунгии, перекупают.

– Чшшшь… – Она поднесла толстый палец ко рту Козлова. – Покажи товар…

Скорее всего, баба эта была пройдой еще той, она понимала, что это не деликатес из заморской страны, а обыкновенный костлявый буффало, то ли мигнула, то ли ему показалась. Она смачно понюхала медноголового речного быка.

Верзилы чурки улыбнулись. Это точно китайцы. Не все же им наших дурить?! Они брали второй чемодан и довесок-рюкзак за «четверную» цену. То есть Сергей продал свое «Буркина-Фасо» в четыре раза дороже, нежели полтора месяца назад.

Тесть все понимал и даже коленкой не дрыгал:

– Жулик ты, Сережа!

Сели в голубую «копейку». Хотели ударить по пивку. Но в конце концов сошлись на том, что не ко времени. Деньги в кармане, ограбят еще. Да и другие деньги надо в трусы зашивать. Анна Ивановна уже иголку навострила.

Так и не поглядел Сергей Андреевич Козлов на своих «детей».

Маша укатила в кружок восточных единоборств. До 11 вечера. А в 22.30 у Сергея поезд. Надо скорее домой.

Свою станцию Сергей Андреевич Козлов проспал. Надо же – днем. Проспал от какой-то легкости в теле. В теле – легкость, в душе – игривость.

Проспал. И не очень-то огорчился. Деньги на месте. Можно было бы из соседнего города добраться домой на автобусе. Но тут вдруг пришла идея вознаградить себя. Новороссийск – город портовый. И тут как в Греции все есть. Есть, естественно, и ночной клуб со стриптизом.

В глянцевых Ольгиных журналах он читал, что стриптизерши могут изобразить во всей своей красе позу лотоса.

Что жена? Жена не профессионал. Да и шутила она, наверное. А вот эта самая поза лотоса ему нужна была, как выстрел стартового пистолета: «Беги, обогащайся!»

«Да, – рассуждал он сам с собой, – Ольга не узнает. Ну, задержался немного. Скажет, останавливался в Славянске, деньги у тезки, Сереги Капустина, занимал. Зато уж по-настоящему прочувствует. Немного деньжонок танцовщице придется кинуть. Дак не убудет. Эка они с тестем китаезов-то обчекрыжили».

Новороссийск – град мистический. И не только своим пивом он славен. Здесь восемьдесят лет назад красные штыки скинули в море белую спесь. И отсюда уплыли, рыдая, бывшие владельцы земли русской, чтобы стать в Турции садовниками, а во Франции – водителями таксомоторов.

Новороссийск славен еще своим цементом, дорожающим из года в год с космической скоростью. Цемент нисколько не менялся в своем составе и весе, но за него с каждым годом надо было платить все бо´льшие и бо´льшие деньги. Скажите, это ли не мистика?

И открывший новую эру перестройки морской лайнер «Адмирал Нахимов» (прежде морской гигант назывался «Великая Германия») ухнул в пучину, унося с собой великую тайну, более сакраментальную, чем тайна «Титаника». С «Адмирала» все и началось. Чернобыль, распад, пожары, даже 11 сентября в США началось с перелицованного судна «Великая Германия». Месть валькирий!