Элизабет вспомнила, что по его приказу жестоко избили ее поклонников: лорда Триклвуда и сэра Роберта Тинсли. Но мог ли Бэскомб отважиться на убийство?

Страх, смешанный с ужасным подозрением, охватил Элизабет с такой силой, что она содрогнулась.

Дождь лил весь день. Не стих он и вечером. Казалось, небеса разверзлись, и на землю хлынули потоки серой воды. Густые черные тучи заволокли небо, дул сильный ветер, взметая в воздух обрывки бумаги, а потом швырял их на землю и разносил по булыжной мостовой.

Элизабет поплотнее запахнулась в плащ и, опершись на руку Элиаса, вышла из кареты.

— Не нужно было нам ехать, мисс, — проговорил он. — Его светлость голову мне оторвет за то, что я вас к нему привез.

— Если бы ты меня не повез, я бы поехала сама.

Элиас вздохнул:

— Это уж точно. Думаете, я этого не знаю?

Придерживая рукой капюшон — ветер так и норовил сбросить его, Элизабет подождала, пока Элиас поднимет тяжелый медный дверной молоток, выполненный в виде головы льва, и стукнет им о дощечку на двери.

Дверь дома Николаса отворилась. Хотя во всех газетах уже появились пикантные статьи, касавшиеся отношений Рейвенуорта с его подопечной, и Эдвард Пендергасс, без сомнения, читал их, на лице его не отразилось ничего, кроме, быть может, жалости.

— Простите, что не сообщила о своем визите, — проговорила Элизабет, — но я до последней минуты не знала, что приеду.

Она и в самом деле уговаривала себя остаться дома, убеждая, что так будет лучше для Николаса, да и для них обоих. Но потом мысли ее приняли другое направление. Какой смысл сидеть дома в одиночестве, когда ей так хочется его видеть! Их отношения уже ни для кого не секрет, а она так истосковалась по Нику!

Откашлявшись, дворецкий бросил взгляд в сторону лестницы, и на лице его появилось выражение неуверенности.

— Боюсь, мисс Вулкот, что лорд Рейвенуорт сегодня не в состоянии принимать посетителей. Видите ли, ему немного… нездоровится. Может быть, завтра…

— Николас заболел? Где он?

— В спальне, мисс, он уже отправился спать.

Элизабет скинула плащ и отдала дворецкому.

— Я на минутку зайду, посмотрю, не нужно ли ему чего-нибудь.

И Элизабет устремилась к лестнице. Пендергасс бросился за ней следом:

— Прошу вас, мисс, приходите завтра утром. Он просил, чтобы его сегодня не беспокоили.

В душу Элизабет закралось подозрение. Что-то здесь было явно не так.

— Я уже приехала и хочу его видеть. Не беспокойтесь и не провожайте меня. Я знаю дорогу.

И она принялась быстро подниматься по ступенькам, не обращая внимания на несущиеся ей вслед сокрушенные вздохи дворецкого. Сердце ее отчаянно колотилось.

Она постучалась в дверь апартаментов графа и, не дожидаясь ответа, вошла. И тотчас же в нос ей ударил такой сильный запах табака и перегара, что Элизабет едва удержалась на ногах.

— Боже правый! — воскликнула она.

В комнате было почти темно. Лишь едва тлеющие угли в камине да одинокая свечка на столе освещали ее скудным светом. Николас сидел перед камином, развалившись в кресле с обивкой из золотой парчи. Волосы его были взъерошены, рубашка расстегнута до пояса. В руке он держал графин с джином. В зубах была зажата тонкая черная сигара.

Вытащив сигару изо рта, он не спеша выпустил струйку дыма и бросил взгляд в сторону двери.

— Посмотрите-ка, кто пришел! Прекрасное видение… Сон, ставший явью. Это и в самом деле ты, Элизабет, или я сплю?

В тусклом свете глаза его жадно блеснули, и Элизабет поняла, какие мысли бродят у Николаса в голове.

— Это и в самом деле я, милорд. Я пришла вас проведать. Дворецкий сказал, что вы заболели.

Николас ухмыльнулся:

— Я выгляжу больным, любовь моя?

— Вы выглядите пьяным, милорд. Пьяным в стельку.

Николас встал с кресла, слегка при этом покачиваясь и не выпуская из рук графина, и швырнул сигару в камин.

— Но не настолько, чтобы отказаться от небольшого развлечения. Иди сюда, Элизабет. У меня тут для тебя кое-что припасено.

— Я в этом не сомневаюсь.

Он подошел, пошатываясь, ближе и облокотился о маленький столик, потом скользнул неторопливым, полным желания взглядом по ее телу, отчего Элизабет обдало жаром.

— Знаешь, как сильно я тебя хочу? В течение многих дней я думал только о тебе. — Взгляд серебристых глаз Николаса добрался до груди Элизабет. — Я хочу тебя, Элизабет. Стоило тебе войти в комнату, и я уже сам не свой. Знаешь ли ты, насколько ты соблазнительна? Догадываешься ли о том, сколько часов я провел без сна, представляя тебя в своей постели?

— Николас… прошу тебя…

— Я понимаю, что пьян, но мне наплевать. От этого я хочу тебя не меньше. Почему ты меня не поцелуешь? Давай начнем с поцелуя, потом я тебя раздену. — Николас слегка покачнулся и, вынув из графина хрустальную пробку, сделал глоток прямо из горлышка. — На тебе слишком много надето. Все эти тряпки будут только мешать. Долой их! А потом я сделаю то, о чем так давно мечтал. Войду в тебя, и мы станем одним целым.

Элизабет вспыхнула. Николас сегодня, бесспорно, изображал из себя Беспутного графа. И хотя Элизабет было неприятно видеть его пьяным, его жаркие взгляды и бесстыдные слова оказывали на нее то воздействие, которого Николас и добивался.

— Тебе нужно лечь в постель, — тем не менее проговорила она.

Николас лукаво ухмыльнулся:

— А я о чем говорю?

Поставив графин с джином на столик, он, покачиваясь, шагнул к Элизабет и остановился всего в нескольких сантиметрах от нее. Протянув руку, он на удивление нежно коснулся ее груди.

— Какая у тебя красивая грудь! Я часто видел ее во сне. Мне снилось, как эти очаровательные соски становятся твердыми, когда я ласкаю их языком.

Этих слов оказалось достаточно, чтобы соски Элизабет и в самом деле затвердели, словно Николас коснулся их рукой.

О Господи! Ведь она пришла сюда вовсе не за этим! Пусть она и согласилась стать его любовницей, нельзя же постоянно делать все так, как ему захочется!

Николас снова потянулся к ней и, покачнувшись, чуть не упал. Элизабет вовремя успела его подхватить.

— Пойду схожу за Элиасом. Он поможет тебе раздеться.

Полный страсти взгляд серо-голубых глаз Николаса снова скользнул по ее груди.

— Ну уж нет! Никакой Элиас мне не нужен. Раздень меня сама, Бесс.

Элизабет в отчаянии закатила глаза. Этот сегодняшний Николас, беспомощный мальчишка и одновременно вполне зрелый, страстный ловелас, уже начал действовать ей на нервы. Впрочем, от этого ее сердце не стало биться спокойнее, а возникшее желание не утихло.

— Хорошо, я помогу тебе раздеться.

— А я тебе.

Длинные смуглые пальцы Николаса нащупали сзади пуговку на платье, потянули за нее раз, другой. Послышался треск рвущейся материи. Повернувшись, Элизабет стукнула по его руке.

— Ну ладно, Николас Уорринг, хватит! Ты мне уже надоел! Сейчас мы отправимся в спальню, ты сядешь на краешек кровати, и я помогу тебе раздеться. А если ты будешь плохо себя при этом вести, мне придется позвать Элиаса.

Прядь густых черных волос упала Николасу на лоб. Внезапно лицо его выразило раскаяние.

— Хорошо. Прости меня. Пойдем в спальню.

Элизабет не стала говорить ему, что не собирается ложиться вместе с ним. Сегодня, когда он так напился, этого не стоит делать. Какой же он тяжелый! Отвести его в спальню оказалось нелегким делом: Николас навалился на нее всем телом, и Элизабет приходилось почти тащить его.

Наконец они добрались до кровати. Николас тяжело рухнул на нее, и Элизабет принялась его раздевать. Тонкая ткань не могла скрыть того, насколько он возбужден, и у Элизабет внезапно затряслись руки. В этот момент Николас застонал, и Элизабет замерла.

— Я… сейчас, — проговорила она задыхаясь.

— Ну что ты, моя радость, не спеши, — прошептал Николас чуть хрипловатым, полным страсти голосом и ухмыльнулся.

Элизабет обдало жаром. «Черт бы побрал тебя, Николас Уорринг!» — в сердцах выругалась она про себя, хотя на самом деле не была ни сердита, ни разочарована. Как можно на него сердиться, когда он заслуживает лишь жалости и сочувствия? Ему хотелось хоть ненадолго забыть все свои беды, и это ему удалось, по крайней мере на сегодняшние вечер и ночь. Разве может она разочароваться в нем, когда ему, даже будучи в стельку пьяным, удалось вызвать в ней такое желание?