– Рахи… милый… – Шепот был едва слышен, тело ее обмякло, губы ласкали его шею. Он прижал ее головку к груди, поглаживая короткие завитки волос. Странная история! В первый момент ему подбили глаз и чуть не сломали ребра, зато дальнейшее искупало первую неудачу. Подумав об этом, Одинцов усмехнулся. Мясо, вино и женщина! Что еще нужно солдату?
Пусть чин октарха невелик, но для начала и это совсем неплохо! А что касается Рата… ну, через пару дней он разберется и с ним. Возможно, скормит акулам-саху.
Он нежно погладил девушку по спине, затем подумал о том, какой бесценный источник информации расположился на его коленях. Упускать этот случай не стоило. Он не уверен в своем прошлом – тем более надо обогатиться знаниями о настоящем и будущем. Эта девушка – кажется, Зия? – может немало порассказать, если провести допрос с умом.
– Ты вернула меня к жизни, дорогая, – шепнул Одинцов, решив, что такой комплимент уместен в сложившейся ситуации.
– Я стараюсь возвращать долги, – выдохнула Зия в его ухо.
Долги? Интересно! Похоже, в его кошельке уже завелась пара монет в местной валюте.
– Этот Рат… пузатый мерзавец… теперь снова будет приставать! Думает, что с алархом пойдет любая девушка! Болван, клянусь благоволением Ирассы!
Так, ясно, вот и причина недавнего поединка. Но он выступил не лучшим образом, а Зия, надо думать, полагалась на него… Одинцов хмуро сдвинул брови и пощупал ссадину на скуле. Поражение было позорным. Особенно если учесть, что этот Рат не владел приемами самбо и бокса и не имел понятия о карате.
– Аларх Рат получит свое, – твердо произнес он. Потом, чуть поколебавшись, спросил: – Вчера… Как было вчера? Я плохо помню…
Рассмеявшись, Зия игриво куснула его за ухо.
– Ты почти уделал его! Потом… потом вдруг схватился за голову и закричал… страшно, будто тебя поразила молния Шебрет! Тут он и ударил… – Вздрогнув, девушка торопливо добавила: – Но все было честно! Ратники видели… собралась почти вся ваша ала, кроме караульных. Твои разозлились. – Одинцов почувствовал, что она кивнула в сторону проема, откуда доносился храп. – Каждый потерял монеты!
– Они ставили на меня?
– Конечно! Не на Рата же!
– А ты?
– Я? Откуда деньги у рабыни? Да и зачем они мне? Я чищу котлы, варю похлебку… а потом сплю, с кем захочу.
Одинцов почесал в затылке. Смутные воспоминания бродили под черепом – о сфере интимных услуг в Тегеране и Гамбурге, о темнокожих девушках Анголы и тоненьких хрупких вьетнамках. Те, кто был живым товаром, без денег ничего не предлагали, нигде и никогда. Но здесь, похоже, рабский статус не влиял на отношения полов. Отработал, значит, свое у котла, и спи с кем хочешь. Только не с пузатым мерзавцем Ратом.
Зия устроила головку у него на плече.
– Скучно, – вздохнула она. – Плаваем по Ксидумену туда-сюда, возим снаряжение да прожорливых ратников Береговой Охраны… Тоска!
– Зато тепло, – промолвил Одинцов. – По-моему, этот Ксидумен очень приятный водоем.
– Скажешь тоже, водоем! Море! На тысячи тысяч локтей!
– И где ты бывала?
– Всюду, от Джейда до Стамо. В городах, конечно, веселее, можно заглянуть в таверну или в храм, а в море развлечений нет, кроме котлов и похлебки. Если бы не ты… – Девушка опять вздохнула. – Но дней осталось так мало! Скоро хайритский берег… погрузим этих дикарей-наемников, и обратно в Айден.
Айден, Джейд и Стамо, Ксидумен, повторял про себя Одинцов. Еще хайритский берег… Не вспоминались ему такие города и страны, как, впрочем, и стагарты, огромные плоты, пересекающие моря под парусами. Что до наемников, то их на Земле тоже хватало, но перевозили их большей частью на самолетах.
– Вернемся в Айден, в Тагру, и ты уйдешь воевать с ксамитами в южные земли, – печально сказала девушка. – Уйдешь и забудешь про Зию…
– Значит, не надо терять времени, – решительно произнес Одинцов, склонившись к ее лицу. Боль в ребрах дала понять, что Зия еще не до конца рассчиталась со своим кредитором.
Раздался журчащий смех девушки, и он почувствовал, как ее губы щекочут шею.
* * *
Крепко проспав до утренней зари под действием снадобья бар Занкора, Одинцов раскрыл глаза на рассвете и убедился, что память к нему пока что не вернулась. Возможно, что-то могло подсказать, кем он здесь является и к каким причастен тайнам, – с этой мыслью он приступил к изучению своего имущества. Ему никто не мешал. У изголовья постели обнаружилось оконце, забранное деревянным ставнем; распахнув его, он полез под топчан.
В строгом порядке там были разложены два палаша или меча с прямыми стальными лезвиями, короткий и подлиннее, кинжал на поясном ремне, три дротика с полутораметровыми древками и похожим на иглу острием, железная кольчуга, шлем и объемистый полотняный мешок. В углу валялись тяжелые сапоги и одеяние вроде кожаной туники.
Одинцов задумчиво разглядывал свои находки. На его взгляд – а он являлся экспертом по холодному оружию, – мечи и доспехи были сработаны если не превосходно, то на совесть; правда, его удивило отсутствие щита. Либо октарху не полагался щит, либо… Он взвесил в руке короткий клинок, чью рукоять прикрывала кожаная, обитая металлическими бляшками гарда сантиметров тридцать в диаметре. Вот и щит! Все это снаряжение, включая довольно легкую кольчугу, принадлежало, несомненно, пехотинцу. Бойцу, который догоняет врага, прикрывает отход своих, стережет рубежи, таится в засаде. Легковооруженному воину, которому приходится много и часто бегать. Одинцов довольно кивнул головой. Бегать он любил и умел – во всяком случае, до последней контузии.
Рассмотрев оружие, он занялся мешком. Кроме плаща из грубой шерсти, там находились только три предмета: большая кожаная фляга для воды, мешочек с тремя десятками медных монет, среди которых посверкивали три-четыре серебряных, и бронзовая цепь с круглым медальоном. На нем была отчеканена волна, крутой вал, готовый рухнуть на берег. Одинцов погладил тонкие завитки гребня; в голове у него по-прежнему стоял туман, однако из прошлого уже начали просачиваться кое-какие воспоминания. Кажется, он попал в местный эквивалент морской пехоты.
Еще раз оглядев разложенное на топчане добро, он встряхнул опустевший мешок. Торба, сшитая из толстого полотна, затягивалась сверху кожаным ремнем; сбоку были приторочены широкие лямки, в несколько слоев покрытые тканью. Чтобы не резало плечи, догадался Одинцов и поискал в памяти нужное слово. Рюкзак! Превосходно! Если дело пойдет такими темпами, через пару дней он вспомнит, как сюда попал, а главное – зачем.
Он прощупал швы мешка. Пусто. Затем стал сгибать лямки. В левой – ничего. В правой… Одинцов потянулся за кинжалом, чуть подпорол ткань и, запустив внутрь нетерпеливые пальцы, вытащил нечто похожее на зажигалку. Параллелепипед, плоский, явно пластмассовый, в палец длиной, с едва выступающей кнопкой на одном торце и круглым хрустальным колпачком – на другом. Больше всего эта штука походила на маленький фонарик.
Он попытался стянуть колпачок. Безрезультатно. Нажал кнопку. Тоже ничего. Поцарапал корпус кончиком кинжала – пластмасса, вне всякого сомнения, но очень прочная.
Положив непонятный предмет на топчан, Одинцов уставился на него в полном недоумении. Среди архаического оружия, медных монет и грубой одежды эта вещь казалась посланием из неведомого будущего. Ай да Рахи, носитель тайны, наследник славного рода бар Ригонов! – подумал он. – Любопытную штучку таскает парень в своем мешке!
Сунув «зажигалку» обратно и отложив горсть медных монет, Одинцов забросил мешок вместе с прочим снаряжением под топчан. Потом принялся разглядывать монетку: с одной стороны на ней был солнечный диск в окружении двенадцати лучей, с другой – профиль важного носатого мужчины.
Эта личность казалась смутно знакомой, но где Рахи мог повстречаться с этим носатым господином, память не говорила. Одинцов бросил монету к остальным и выглянул в оконце. Мелкие волны бежали в неведомую даль, ярко-оранжевое светило повисло над чертой горизонта, в небе плыли облака. По-земному было часов семь, и бог знает сколько в этом мире. Он зевнул, растянулся на тощем тюфячке, покрывавшем жесткое ложе, и прикрыл глаза.