Учитывая ситуацию, придется изменить план по своему усмотрению, поскольку советоваться не с кем.

В ТША действуют по меньшей мере десять резидентов абвера, но часть из них, если не все, на крючке у Бруно Кройца фон Меерса, руководителя регионального отделения СД. Несколько лет назад Бэйнс видел Бруно на партийном собрании. В полиции о нем ходила дурная слава, и небеспричинно: в сорок третьем Бруно спас Рейхарда Гейдриха, сорвав британско-чешское покушение на Вешателя. В те дни Кройц фон Меерс быстро поднимался по ступенькам аппаратной лестницы СД. Он был не просто партийным бюрократом – он был очень опасным человеком.

Даже если абвер в Берлине и токкока в Токио примут все меры предосторожности, остается опасность, что СД пронюхает о готовящейся встрече.

Правда, здесь у власти японцы, и СД не посмеет вмешаться официально. Она сможет арестовать германского подданного – то есть Бэйнса, – едва он снова ступит на землю рейха, но вряд ли СД отважится устранить его здесь или сорвать встречу. Во всяком случае, хочется в это верить.

Неужели СД все-таки рискнула и сумела перехватить старика? Путь от Токио до Сан-Франциско долог, особенно для пожилого человека, который по состоянию здоровья не может себе позволить воздушного путешествия.

«Необходимо отправить запрос, – подумал Бэйнс. – Выяснить, находится ли Ятабэ в пути. Начальству известно, перехвачен он СД или вернулся по распоряжению Токио.

И если его взяли, значит, скоро доберутся и до меня!»

Но все же ситуация небезнадежная. Пока Бэйнс днями и ночами сидел в номере гостиницы «Абхирати», в его голове созрел план.

«Лучше передать информацию Тагоми, чем возвращаться в Берлин с пустыми руками. Все-таки это шанс – хоть и весьма слабый – довести мои сведения до нужных людей. Главный недостаток этого плана в том, что, к сожалению, Тагоми может только выслушать, запомнить и, при первой же оказии посетив Родные острова, передать кому следует. Тому же Ятабэ, если он еще при делах».

Но все же это лучше, чем ничего. Времени осталось в обрез. Надо начинать все сначала, запастись терпением на несколько месяцев и упорно, кропотливо готовить встречу заинтересованных лиц в Германии с заинтересованными лицами в Японии…

«То-то удивится Тагоми, – ехидно подумал Бэйнс, – узнав, какое бремя вдруг легло ему на плечи. Ничего общего с пресс-формами…

Не исключен даже нервный шок. Японец может проболтаться кому-нибудь из своего окружения или сделает вид, что его это не касается. Просто откажется мне верить. Едва я начну, встанет, поклонится и уйдет. Дескать, я обращаюсь не по адресу, такие вопросы не в его компетенции.

Ему так проще. Уклониться, не рассуждая, – и никаких тебе проблем. Хотел бы я быть на его месте!

Но все-таки это не выход даже для Тагоми. Мы в одной лодке. Он может заткнуть уши, может не придавать значения моим словам. До поры до времени. Пока слова не перестанут быть просто словами. А это неизбежно произойдет. Вот что необходимо ему внушить. Или тому, с кем мне в конце концов придется иметь дело…»

Выйдя из гостиничного номера, Бэйнс спустился лифтом в вестибюль. Швейцар подозвал для него велотакси, и китаец, энергично крутя педали, повез его по Маркет-стрит.

– Вот здесь, у тротуара, – велел Бэйнс, увидев нужную вывеску.

Велотакси остановилось около пожарного гидранта. Бэйнс расплатился с рикшей и огляделся. Похоже, «хвоста» нет. Он пересек улицу и вместе с несколькими прохожими вошел в огромный универмаг «Фуга».

Там было полно народу. Стояли бесконечные ряды прилавков, за ними – продавцы, преимущественно белые, но встречались и японцы, заведующие отделами. Шум стоял ужасающий.

Бэйнс в замешательстве потоптался на месте, но, заметив секцию мужской одежды, подошел к ряду вешалок и стал рассматривать брюки. Вскоре к нему вышел белый юноша-продавец и поздоровался.

– Вчера я присмотрел у вас темно-коричневые суконные брюки, – обратился к нему Бэйнс. Встретившись с продавцом взглядом, он добавил: – Здесь был другой продавец. Ростом повыше вас, худой, с рыжими усами. На пиджаке карточка с именем Ларри.

– Он ушел на обед, скоро вернется.

– Ну, так я зайду в примерочную, посмотрю, как они на мне сидят. – Бэйнс снял брюки с вешалки.

– Пожалуйста, сэр. – Продавец указал на свободную кабинку и направился к следующему покупателю.

Бэйнс зашел в кабинку, сел на один из двух стульев и стал ждать. Через несколько минут постучали. Дверь кабинки отворилась, вошел маленький, средних лет японец.

– Вы иностранец, сэр? – обратился он к Бэйнсу. – И хотите оформить покупку в кредит? Прошу удостоверение личности.

Бэйнс дал ему бумажник. Усевшись на свободный стул, японец стал изучать его содержимое. Дойдя до фотографии девушки, он кивнул:

– Очень хорошенькая.

– Моя дочь. Марта.

– Мою дочь тоже зовут Мартой, – сказал японец. – Она сейчас в Чикаго, учится играть на фортепьяно.

– А моя скоро выйдет замуж.

Японец вернул бумажник и выжидающе посмотрел Бэйнсу в глаза.

– Я здесь две недели, а господина Ятабэ все еще нет, – сказал Бейнс. – Я должен знать, прибудет ли он. Если нет, что мне делать?

– Приходите завтра после обеда, – сказал японец. Он встал, Бэйнс тоже поднялся. – До свидания.

– До свидания.

Бэйнс вышел из примерочной, повесил брюки на вешалку и покинул универмаг «Фуга».

«А быстро я управился, – думал он, шагая по тротуару людной центральной улицы. – Неужели он действительно все устроит? Свяжется с Берлином, передаст мои вопросы, зашифрует, расшифрует, все как положено? Наверное. Жаль, что я раньше не вышел на этого агента. Не пришлось бы столько волноваться. Да и риск, по-видимому, невелик – все прошло гладко, за какие-то пять-шесть минут».

Бэйнс неторопливо шел по улице, заглядывая в витрины магазинов. У него словно гора с плеч свалилась. Возле одной из витрин он задержался и, усмехаясь, долго рассматривал загаженные мухами фотографии танцовщиц ночного кабаре – голых баб с грудями, как спущенные волейбольные мячи.

Мимо по своим делам шли прохожие.

Наконец-то хоть что-то сдвинулось!

Джулиана читала, привалившись боком к дверце «Студебеккера». За рулем, выставив локоть в окошко, сидел Джо. Баранку он держал одной рукой, к нижней губе прилипла сигарета. Джо неплохо водил. У Джулианы было время в этом убедиться – они отъехали от Каньон-Сити на порядочное расстояние.

По радио передавали сентиментальную фольклорную музыку. Какой-то заурядный оркестр наяривал на аккордеонах польки да шотландские танцы. Джулиана так и не научилась их различать.

– Китч, – буркнул Джо, дослушав очередную мелодию. – Знаешь, а я неплохо разбираюсь в музыке. Сказать тебе, кто действительно был великим дирижером? Артуро Тосканини. Ты, наверное, о нем и не слыхала.

– Нет, – сказала Джулиана, не отрываясь от книги.

– Он итальянец. Но после войны фашисты не дали ему дирижировать из-за политических взглядов. Он уже помер. А фон Караян, этот бессменный дирижер Нью-Йоркской филармонии, мне не нравится. Нас всем поселком сгоняли на его концерты. А знаешь, кого я люблю, как всякий макаронник? – Он покосился на нее и спросил: – Ну, как книга?

– Занятная.

– Мне нравятся Верди и Пуччини. А в Нью-Йорке нас изводили тяжелым, напыщенным Вагнером. И Орфом. А еще раз в неделю заставляли ходить в Мэдисон-сквер-гарден, там нацистская партия США устраивала дурацкие шоу с флагами, трубами, барабанами и факелами. Еще там нараспев, как «Отче наш», читали историю готских племен и прочую образовательную ерунду – это называлось «искусством». Ты бывала в Нью-Йорке до войны?

– Да, – ответила она, пытаясь читать.

– Правда, что там был шикарный театр? Да-а, теперь все. Сценическое искусство там же, где кинопромышленность, – в лапах берлинского картеля. За тринадцать лет, что я был в Нью-Йорке, ни приличной новой музыки, ни пьес, ни…

– Слушай, не мешай, – перебила его Джулиана.