— Я хотела бы поговорить с главой вашего командорства, — спокойно сказала Рандалин. На моей памяти она была одна из немногих людей, кто не впадал в моментальную ярость от скрипуче издевательского голоса Жерара. — С господином Гвендором.

— Вам никто никогда не сообщал, о блистательная Рандалин, что ваши желания значительно превышают ваши возможности? Другими словами, хотеть вы можете сколько угодно.

Глаза Рандалин еще чуть-чуть сузились, но я мог поклясться, что она скорее усмехается.

— Обычно я в итоге добиваюсь, чего хочу. Например, я могу захотеть увидеть, как вы держите в руках шпагу, о безымянный защитник ворот. Думаете, мое желание не исполнится?

— Тогда я скажу, что вы непоследовательны в своих желаниях. Зачем вы тогда нацепили эту белую тряпку на перевязь? Впрочем, нелепо ждать разумных поступков от женщины.

— Когда я ее привязывала, я была лучшего мнения об отношении к послам. Но видимо, нелепо ждать к ним уважения от крестоносцев.

— А вы полагали, что мы будем вас встречать с цветами и слезами умиления? — Жерар перегнулся через перила. — Что мы откроем вам свои объятия? Что же, я не против объятий, но тогда вы напрасно захватили с собой эти бессловесные фигуры, что маячат у вас за спиной. Я предпочитаю любовь без свидетелей.

Рандалин метнула быстрый взгляд назад, но Санцио с Джулианом, судя по всему, прошли суровую школу перед тем, как отправляться в путь — они оба дернулись, но промолчали.

— Боюсь, что недостойна чести обниматься с вами, — сказала она, вздохнув с легким облегчением. — К тому же, если не будет свидетелей, кто докажет, что у меня был повод освободить вас от лишнего количества крови? А то она бросается вам в голову, заставляя бредить наяву.

— Другими словами, вы явились сюда с мирными намерениями вызвать меня на поединок, — Жерар изысканно раскланялся. — Польщен. Воистину польщен.

— Несколько минут назад, — Рандалин стала слегка терять терпение, — я объяснила, зачем приехала. Но вы, похоже, страдаете выпадением памяти. Странно, что у крестоносцев держат таких рассеянных привратников.

— Удивительно, что у чашников магистерские жезлы достаются таким непонятливым. Вы заявили, что хотите говорить с господином Гвендором. Но даже не поинтересовались перед этим уточнить, хочет ли он с вами говорить.

— Это он просил мне передать? Или пока это только ваше мнение?

Жерар слегка покосился назад, в сторону Гвендора. Тот по-прежнему сидел не двигаясь, и хотя его лицо приняло обычное насмешливо-спокойное выражение, почему-то мне показалось, что ему больно даже шевелить губами.

— Мне не о чем говорить с Орденом Чаши, — сказал он вполголоса.

Жерар снова свесился с перил, торжествующе улыбаясь.

— Считайте меня его голосом, если вам так нравится.

— Не очень нравится, — Рандалин выпрямилась, уперев одну руку о бедро, а другую положив на эфес шпаги. — Должна заметить, что голос у вашего командора весьма противный.

— Не заставляйте его повышать, а то вам станет еще хуже!

— А может, я его заставлю навеки умолкнуть?

— Не надо, Рандалин! — я поспешно подошел к перилам. — Лучше уезжайте.

— Как трогательно, — заметил Жерар сладчайшим тоном, — неожиданный союзник в стане врага. Тайная любовь, которой никогда не суждено осуществиться. У нее в руках клинок, у него перо. Прекрасный слезоточивый сюжет для твоей следующей хроники, Торстейн. Все веселые девушки в трактирах Эмайны зальют страницы слезами.

Рандалин перевела на меня потемневший взгляд.

— Ваш командор действительно не хочет со мной говорить, Торстейн?

— Я сожалею, Рандалин, — я хотел еще что-то добавить, но трудно было что-то сказать под язвительным взглядом Жерара. И во дворе было полно орденских воинов, большинство из них многозначительно выдвинули клинки из ножен. Гвендор продолжал сидеть так же неподвижно, и по его лицу я понимал, что он больше не скажет ни слова, пока неудачливое посольство не скроется за горизонтом.

Рандалин чуть прикусила губу и передернула плечами.

— Ну что же, — сказала она скорее самой себе, больше не обращая внимания ни на кого вокруг. — Значит, это была неправильная идея. Ну все равно спасибо, Торстейн.

Быстро повернувшись, она одним прыжком взлетели в седло, и волосы снова качнулись по плечам, сверкнув на ярком солнце. Все-таки все наши воины были мужчинами, поэтому кое-кто не удержался от восхищенного вздоха, включая Жерара.

— С голосом Гвендора я познакомилась, и это знакомство не вызывает у меня желания увидеть его лицо. Прощайте, господа, счастливо оставаться!

Отвязав белый бант от перевязи на плече, она бросила его в пыль, и через секунду по нему простучали копыта трех лошадей, втоптав в дорогу.

— Мда, — неожиданно мрачно сказал Жерар, опираясь на перила и с унылым выражением глядя вниз. — Почему-то у меня вдруг пропало желание устроить хорошую потасовку. И если я правильно оцениваю свои предчувствия, это определенно не к добру.

— Знаете, Торстейн, — сказала Рандалин, положив локти на стол и оперев подбородок о скрещенные пальцы, — в своей жизни я два раза возвращалась в Круахан. И оба раза меня отсюда увозили полумертвой. Теперь я вернулась в третий. Но меня это почему-то не пугает. Любопытно, правда?

Мы сидели в маленьком трактире с закопченными стенами. Почти все столики из-за жары пустовали — посетители или выбрались из подвального полумрака наружу, на яркое солнце, или вообще предпочли другие удовольствия своему обычному просиживанию скамеек в трактирах. Поэтому мы могли не особенно опасаться, что к нашему разговору будут прислушиваться.

Я чувствовал себя крайне неуютно в темном потертом камзоле, который собирался гармошкой на спине и судя по всему, мог принадлежать какому-нибудь круаханскому студенту. Но не мог же я отправляться на встречу с Рандалин в орденском плаще, тем более что она, особенно не скрываясь, пришла в своем фиолетово-зеленом наряде. Я поймал себя на мысли, что никогда еще не видел ее в другом костюме, а мне бы хотелось посмотреть, как она, например, выглядит в платье с открытыми плечами и поднятыми в высокую прическу рыжими локонами. Со стороны мы, видимо, своеобразно смотрелись — женщина в орденском костюме из дорогой ткани и школяр с заплатой на колене.

— Скажите, вам знакома любовь к родине? — неожиданно спросила Рандалин. — Ну, привязанность к месту, где вы родились?

— Истинный воин Ордена не должен ее испытывать, ведь ему принадлежит весь мир.

— У нас тоже так считают, — Рандалин покачала головой. — Но меня с тех пор, как я приехала, не оставляет какое-то странное ощущение, будто я не то чтобы дома, но… как бы сказать поточнее? Что меня тут ждут и что именно сюда я должна приехать. Хотя меня ведь совсем никто не рад был увидеть. Ваш Орден я в расчет не беру, это естественно. Но в канцелярии первого министра и при дворе тоже никто не пришел в восторг, особенно когда я назвалась настоящим именем. Больше всего их волновало, буду ли я предъявлять права на фамильные земли, которые уже тринадцать лет как под властью канцелярии.

Она усмехнулась и подлила себе вина из стоящего на столе кувшина. Неожиданно я понял, что никогда не видел на ее лице открытой улыбки, только обычную полуусмешку — полугримасу.

— А зачем вы на самом деле приехали? — осторожно спросил я. — Вряд ли действительно возвращать обратно свои исконные владения.

— Ваша проницательность, Торстейн, не имеет границ.

— И вы хотите попытаться меня убедить, что вы приехали ради перемирия с нашим Орденом?

— Во многом да, — неожиданно серьезно сказала Рандалин. — Я не надеюсь вас особенно убедить, но пока что вы единственный человек, с которым вообще можно разговаривать в вашем Ордене. Поэтому я скажу, что считаю нужным, а вы потом думайте, что с этим делать дальше. Я не уверена, что вообще когда-либо между Крестом и Чашей наступит мир. Но мы можем по крайней мере договориться не начинать военных действий и не наступать друг другу на ноги. Во многом мы довольно удачно дополняем друг друга — нам неинтересно то, чего добиваетесь вы, и наоборот. Давайте начнем хотя бы с Круахана. Вы успешно продаете здесь ваше золото, а я хочу открыть Торговый союз с Валленой. Но нам обоим будет довольно сильно мешать то обстоятельство, что наши воины начнут тыкать друг в друга шпагами на каждом углу. Как вы считаете?