— Эй ты. — заорал он почтовому курьеру, размахивая руками со стены, — быстро иди сюда! Разве тебе не объясняли — все, что вносится в Альбу, должно сначала проходить проверку у ее достопочтенных караульных. Особенно вот та бутыль с вином, которую ты так нежно прижимаешь к животу под плащом.
От наглого напора Жерара все моментально терялись, хотя внешне он совсем не производил особого впечатления — довольно нескладный, с соломенными волосами, длинным печальным носом и невинными голубыми глазами чуть навыкате. Но если кто-то видел его в бою, с искаженным яростью лицом, то невольно начинал относиться к нему серьезно и даже с опаской.
— Ну посмотрим, — бормотал он, завладев не только бутылью, но и толстой пачкой писем и любовно их поглаживая. — Ты никогда не пробовал читать чужие письма, Торстейн? Совершенно увлекательное занятие, сравнимое разве что с подглядыванием в окна. Но в Альбе, увы, не за кем подглядывать, кроме старшего Мерриди и его толстой первой жены, а они используют одну и ту же позу каждую ночь.
— Господин караульный, — робко сказал курьер, переминаясь с ноги на ногу, — эти письма велено доставить лично в руки господину Гвендору.
— Вот я ему лично в руки и доставлю, — отмахнулся от него Жерар. — Сразу видно, что ты в Альбе никогда не был и не знаешь привычек господина Гвендора. Каждый день после заката он запирается в своей лаборатории и начинает варить золото. А для этого ему нужна печень горцев и кровь девственников. Печенью мы в последнем походе разжились достаточно, а вот с девственниками напряженно. Так что не рекомендую тебе к нему ходить — для него наука прежде всего, не пожалеет и собственных курьеров.
Он дико завращал глазами и потряс бутылью вина, проверяя, сколько там осталось.
Я мог только покачать головой, глядя на мгновенно побледневшее лицо курьера.
— Ты с ума сошел, Жерар. — сказал я, — ты что, осмелишься вскрыть эти письма?
— Торстейн, прелесть моя, — отозвался тот, — за что я просто обожаю летописцев, так это за точность выражений. Именно осмелюсь. Тебе ведь тоже интересно, правда? Тебе ведь тоже очень хочется узнать, что пишет нашему дорогому Гвендору наш не менее дорогой Великий Магистр? Представляешь — мы узнаем об этом первые! Мы будем носителями великой тайны до самого утра!
Он помахал письмом с личным гербом Ронана.
— Ползи отсюда, последний девственник, — сказал он курьеру. — Великие дела совершаются в гордом одиночестве. Торстейн не в счет — он настолько незврачный собеседник, что с ним я себя всегда чувствую одиноко.
Такая манера выражаться была у Жерара. Неудивительно, что у многих, не только у меня, часто возникало это нехорошее желание спихнуть его с крепостной стены, о котором я писал выше.
— А ты не боишься, что Гвендор отправит тебя обратно в Эмайну за твои выходки? Он ведь один раз уже грозился это сделать.
— Гвендор? Да я же его единственная отрада, свет его очей и услаждение его слуха. Что он будет делать без меня со всеми балбесами вроде вас?
Жерар ничуть не смущаясь, надломил печать, сделал изрядный глоток из бутыли и стал читать вслух с завыванием, грубо пародируя интонации Ронана:
"Гвендору, командору Альбы, мой привет и пожелания удачи.
Я весьма доволен твоими успехами, как в переговорах с горцами, так и в продолжении опытов с золотом. Правда, мне кажется, что ты слишком настаиваешь на мире. Если эти таширцы так много требуют, неплохо было бы снова задать им неплохую трепку, как ты в прошлом году сделал на рудниковом перевале. Мир хорош таким, каким мы его продиктуем, не правда ли?
Впрочем, скоро у меня будет возможность все это обсудить с тобой лично. Через несколько дней я буду в Ташире и оттуда приеду к тебе в Альбу — подготовь все необходимое для встречи. Мне не терпится своими глазами посмотреть на твою лабораторию. Кстати, со мной приедет Лоциус. Он считает, что можно добиться получения более чистого золота и якобы нашел для этого какие-то старинные формулы. Помнишь, он ведь долгое время относился к тебе как к самозванцу, но все-таки ради блага Ордена смирил свою гордость. Меня это порадовало.
Молодежь в Эмайне зачитывается хроникой Торстейна о Рудниковой войне. Интересно, все так и было на самом деле, или он присочинил для красоты?
Да пребудет с тобой сила Креста.
Ронан"
Мы с Жераром посмотрели друг на друга.
— Неужели мы удостоимся высочайшего посещения… — прошептал тот, прижимая руки к груди. — Да еще и его судорожная светлость Лоциус… Нет, я не переживу этого мгновения.
— Ты сам прекрасно знаешь, что я ничего не придумываю в своих хрониках, — сказал я, думая о своем.
— О мой искренний, но недалекий друг, — отозвался Жерар, разваливаясь в кресле и закидывая ногу за ногу, — я давно тебе намекал, что если ты хочешь счастья Гвендору, тебе следовало бы слегка исказить факты. Ну намекнуть на его недостаточную доблесть, или наделить его каким-нибудь существенным недостатком. Например, пылкой страстью к таширскому коньяку или чрезмерным увлечением таширскими лошадьми. На худой конец, тебе ничего не стоило сделать главным героем меня.
— Прекрати городить ерунду, — сказал я раздраженно.
— А тебе не приходило в голову, что на страницах твоей хроники образ Гвендора получается какой-то слишком героический и явно затмевающий светлый лик самого Ронана? Нет, в следующей части это обязательно надо исправить и развенчать кумира молодежи. Иначе все это кончится плохо.
Он выудил из лежащей на столе пачки еще пару писем.
— Что тут дальше? От старейшины клана Гариде. От старейшины клана Заро. Нет, политическим интригами Гвендор пусть занимается сам. А вот это интересно, смотри.
Он показал мне небольшую записку с печатью в виде летящей чайки — гербом магистра Ньялля.
— Если даже древний Ньялль взялся за перо вместо весла — в мире что-то происходит. И опять лично Гвендору, как тебе это нравится.
На этот раз написано было орденской тайнописью, а Жерар в свое время беспощадно прогуливал занятия, поэтому он наморщил лоб и зашевелил губами:
— Тыр… быр… нехорошо так издеваться над людьми. А вдруг еще кто-то захочет прочитать? У Ньялля очень плохой почерк, надо ему попенять при случае.
Он кинул записку на стол и умоляюще посмотрел на меня.
"Интересующее вас лицо должно прибыть в Ташир дня через три-четыре. По крайней мере, они сели на корабль в Валлене.
Лоциус что-то замышляет. Будьте осторожны".
Я поднял глаза и посмотрел на извертевшегося в кресле Жерара.
— Мне кажется, что в ближайшее время нам предстоит отправиться в Ташир, — сказал я.
— Я всегда ценил истинные знания, — искренне сказал Жерар, делая очередной глоток из бутылки.
Мы сидели на балконе орденского дома в порту Ташира. Вернее, сидели Гвендор, Бэрд и я, а Жерар бродил вокруг, хватался за разные предметы, пытался как обычно высказываться по поводу происходящего, но у него это получалось довольно вяло. Как всегда в полдень, в Ташире стояла сильная жара, что не мешало огромной толпе, собравшейся в порту, таскать тюки, толкаться, торговаться и спорить до хрипоты. Ташир был странный город — порт и базар одновременно, и больше ничего. Дальше начинались пески и горы. Горы и служили источником того, что свозилось каждый день на рынок Ташира — в основном драгоценные камни, золото, ткани, пряности, добываемые и ревностно оберегаемые каждым из кланов.
Предполагалось, что мы проводим инспекцию перед прибытием мессира Ронана и магистра Лоциуса. На самом деле каждый из нас был занят своим собственным, далеким от этого делом. Бэрд сопровождал Гвендора, что считал своим главным занятием, ну и заодно присматривал одним глазом, как идет дело с доставкой и погрузкой на корабли орденского золота. Жерар всячески пытался заслужить прощение Гвендора, который подчеркнуто не обращал на него никакого внимания. Я пытался понять, что вообще происходит, и одновременно жестоко мучился от жары. А что на самом деле делал и о чем думал Гвендор — как всегда, до конца не знал никто. В принципе он вел неторопливую деловую беседу с Бэрдом о путях переправки и возможностях сбыта того самого знаменитого орденского золота — не очень чистого, но все-таки вполне пристойного металла, который получался в его лаборатории на рудниках. Все шло к тому, что орденское золото станет нарицательным понятием, и некоторые государства начнут плавить из него мелкую монету, чтобы поберечь более благородные металлы. Золота было много, так что мы даже купили этот дом в Ташире, чтобы он служил переправочным пунктом.
