Джулиана вздрогнула.

— Почему ты не хочешь мне поверить?

— Потому, что ты ничего не сказала своему драгоценному жениху о своем первом замужестве, хотя уже и считала себя вдовой. А почему, спрашивается? Да потому, что в этом не было необходимости, раз уж ты скрывала наш брак с самого начала. Так, как будто ничего и не было! Ты поступила в точности так, как приказал Дарси, — скрыла свое замужество и подыскала себе более выгодную замену.

— Нет! Причина была другая.

— Любая причина уже есть предательство всего того, что было между нами.

Джулиана чувствовала, что виновата. Рис был прав В каком-то смысле она его предала, послушавшись Дарси.

— Конечно, можно понять все и иначе. Я скрывала замужество только от страха и смущения. Я бы не вынесла скандала, откройся вся эта история с моим побегом. Ведь я-то осталась без мужа! И Дарси ловко сыграл на этом. Он пообещал мне, что так и остаться мне вечно соломенной вдовой, если я не буду держать наш брак в тайне.

Рис мрачно глядел в сторону, и лицо его подергивалось.

— Я оказалась слабой, Рис, — продолжала Джулиана, — не настолько, как ты думаешь, но все-таки слабой.

Она тяжело дышала. Ее последние слова, казалось, сделали ее еще более уязвимой. И все же надо было, чтобы он все понял!

— Сперва я долго молилась, чтобы у нас появился ребенок. Твой ребенок. Так ты хотя бы отчасти был со мной. И тогда бы мне разрешили объявить о нашем браке.

Словно повинуясь какой-то неведомой силе, Рис повернулся к ней и с теплотой поглядел ей в глаза.

— Я так хотела от тебя ребенка! И когда пришли месячные, я два дня рыдала.

Она умолкла. Казалось, общее горе о том, что могло быть и чего так и не случилось, объединило их.

Рис тяжело вздохнул.

— Значит, ребенка не было.

Джулиана, едва сдерживая слезы, отрицательно покачала головой. Печаль на его лице разрывала ей сердце. Ей так хотелось прикоснуться к Рису, утешить. Но вместо этого она продолжала:

— И тогда я решила держать все в секрете, как мне и советовали. Я добилась, чтобы мне разрешили поселиться и ждать тебя в Ллинвидде под тем предлогом, будто мне нужно заняться тамошним хозяйством. На самом же деле я просто хотела убежать подальше от этих постоянных, настойчивых требований аннулировать наш брак.

— Ты ждала меня в Ллинвидде? Долго? — Воган с изумлением уставился на нее.

Сердце ее забилось сильнее.

— Я думала, ты знаешь, — удивилась она. — Ты ведь уже столько всего знаешь. Как же ты не понял, что я жила в Ллинвидде все это время.

Он взъерошил волосы и отвернулся.

— Я еще не успел побывать там. Не хотел ехать до тех пор, пока все не решится и я не смогу появиться в поместье как законный владелец. Ведь кто-нибудь обязательно бы узнал меня там и предупредил твою семью. Тогда я стал расспрашивать о Ллинвидде, и мне сказали, что он пустует.

Джулиана кивнула.

— Я покинула Ллинвидд всего месяц назад и переехала в город, чтобы подготовиться к помолвке. До этого я там жила постоянно.

— В качестве кого? Наверное уж, не моей жены?

— Нет, как хозяйка. Ты разве забыл? Это же моя собственность.

Его глаза запылали гневом.

— Значит, ты в свое удовольствие жила в моем доме, на моих землях, а брака со мной признавать не желала.

Его обвинение прозвучало слишком жестоко, и ей снова пришлось защищаться.

— Я бы с радостью объявила о нашем браке, но ведь от тебя не было ни одного письма. А потом еще этот наемный сыщик объявил, что ты умер.

Он побледнел.

— Дьявол, мои письма… Они шли в Нортклифф-Холл, а ты была в Ллинвидде.

Ее сердце забилось чаще. Наконец он все понял!

— Да, в Ллинвидде. И Дарси ни разу не переслал их мне.

Казалось, он тщательно обдумывает услышанное.

— Пусть даже все было именно так, тебя это не оправдывает. — Лицо его, казалось, окаменело. — Ты стала скрывать свое замужество с того самого момента, как меня схватили. То есть задолго до того, как могла бы ожидать от меня каких-то известий. Значит, ты надеялась, что тебе повезет и кто-нибудь женится на тебе.

— Нет! Я же сказала, что вынуждена была лгать совершенно по другой причине. — Слезы хлынули у нее из глаз, и она яростно принялась их утирать. — Почему ты не хочешь понять, каково было мне все это время? Вчера ты сказал, что простил бы меня, если бы я отреклась от нашего супружества. Почему же ты не можешь меня простить за то, что я просто была слабой, за то, что поверила, будто ты не вернешься? Ведь мне оставалось лишь ждать… без вестей, без надежды на будущее. — Джулиана задыхалась, к горлу подступил комок едва сдерживаемых слез. — Я оказалась слабой, Рис. Увы, слишком слабой. И, когда Дарси сообщил, что ты умер, я разрешила Стивену ухаживать за мной и приняла его предложение.

При упоминании Стивена брови Риса сурово сдвинулись.

— Да, а пока ты пользовалась моим поместьем и готовилась отдать его другому, я служил в английском флоте, будь он проклят, и из меня выпили почти всю кровь!

— Я знаю. Но ведь тебе все-таки удалось выжить. И взгляни на себя сейчас. Ты добился успеха, разбогател. Ты провел три года в Америке. Если бы ты тогда вернулся… — Ее слова прозвучали упреком для него.

— Тогда я вернуться не мог, — прервал он Джулиану. — У меня не было денег, да и желания сунуть голову в петлю. Уверяю тебя, эти три года в Америке не были ни счастливыми, ни беззаботными. — И безразличным тоном он продолжал: — Я заплатил американцам за свое освобождение, ежедневно рискуя жизнью. И я поступил так потому, что хотел вернуться в Уэльс. Для этого нужны были большие деньги, а самые большие деньги платят за самые рискованные дела.

Их взгляды встретились, и страдание, таившееся в его глазах, вновь вызвало у нее непреодолимое желание утешить его. Но как утешить раненого зверя, который бросается на любого, кто рискнет к нему приблизиться?

— Не стоило бы тебе об этом говорить. Ты ведь обязательно доложишь все своему братцу, и меня все-таки повесят, несмотря на мое нынешнее положение в обществе. Но знай, на моем теле немало шрамов, оставленных твоими соотечественниками уже после того, как я покинул военную службу.

Он приподнял волосы и обнажил длинный рваный шрам на правом виске.

— Это след от английской сабли. Я тогда чуть не умер, провалялся в беспамятстве недели две, а потом еще долго болтался между жизнью и смертью. Но я выжил. И пережил это так же, как и все остальное. Я сказал себе: я должен жить, чтобы вернуть себе то, что потерял, — мою жену, мой дом, мои права. Должен жить, чтобы отплатить тебе за твое предательство. — И, приблизившись к ней вплотную, Воган прошептал: — Ты собираешься победить мой гнев всеми этими лживыми историями, но именно гнев помог мне выжить. И именно он не даст мне забыть о расплате!

Джулиане потребовалась вся ее выдержка, чтобы не отшатнуться, чтобы смотреть прямо в это ожесточившееся лицо, искаженное жаждой мести. Но она вспомнила, и каким улыбчивым оно может быть, вспомнила лукавство, таившееся когда-то в уголках этих глаз…

Подняв руку, она нежно погладила шрам на его виске.

— Это не гнев помог тебе выжить, как ты не понимаешь? И даже не жажда мщения. Это была любовь. Любовь к твоему дому. И, я думаю, ко мне тоже. Ты не можешь освободиться от этой любви, и это приводит тебя в ярость.

Джулиана водила пальцем по его колючей, небритой щеке, и Рис не мог пошевелиться, словно вернувшись в то время, когда он так любил ее ласки. Он хотел бы убрать ее руку, но вместо этого накрыл своей ладонью. Какое-то время они так и стояли, и ее маленькая ручка покоилась в его грубой руке.

Потом Воган все же отвел ее руку от своего лица.

— Ты думаешь, все эти нежные слова и прикосновения спасут тебя? — Его дыхание участилось, но он по-прежнему крепко сжимал ее руку. — Ты думаешь, тебе удастся заставить меня забыть о твоей помолвке с другим, о твоей лжи, о той легкости, с которой ты обошлась с моей жизнью, ничуть не задумываясь о последствиях?