они ходили по рукам.
Остановимся только на одном стихотворении – «Не сказывай, не сказывай...»
Поражает звукопись, музыкальность (внутренняя рифма почти по всей строке), четкий
ритмический рисунок. Аллитерация: ст, ск, внутри стихотворения словно что-то по-
стоянно стучит – и только в конце понимаешь, что это «дом колотит ставнями». На-
помним, что у автора за плечами – всего десять классов заочной лагерной школы.
Читаем:
«Не сказвый, не сказывай…»
«...Печаль ЮГоЮ Газовой ГлаЗА ЗАпеленала...»,
«Про[ стая ли], про[ стая ли]
Твоя кручина разве,
Когда слезинки [ стаяли]…»
«Весь свет по СТЫЛ и [ СТАЛ не мил]» -
и после всего этого распева - смысловая концовка, как удар:
«И дом колотит ставнями, как по щекам ладони».
(Миша очень любил редкое и красивое слово "юга" . Когда я спросила его - что это, он пояснил: что-то вроде степного марева. Потом я к этому слову привыкла, и оно пере-
стало смущать. Сопин был из тех мест, где украинский и русский языки имеют одинако-
вое хождение. Вот как переводится это слово на русский язык в украинско-русском сло-
варе под редакцией В.С. Ильина: "Юга (ударение на последнем слоге) - сухой туман, мгла, марево"… У Владимира Даля: "…состоянье воздуха в знойное лето, в засуху, когда небо
красно, солнце тускло, без лучей, и стоит сухой туман, как дым…").
Стихотворения того периода «Родные плачущие вербы...», «Не заблудился я...»,
«Вода, вода...» вошли в сборник «Предвестный свет», цитировались в газетах. А их могло
быть гораздо больше! – если бы не предвзятое отношение к автору-заключенному.
Я ТЕБЕ НЕ ПИСАЛ...
Я тебе не писал,
Что меня посещают виденья,
Временами зовет меня кто-то,
Кричит, кричит...
То вдруг чья-то рука
На виду у честного народа
Меня разденет,
То я вижу себя в жизни,
Как в язычке горящей свечи.
Тает воск.
Опускается пламя ниже.
И качает меня,
Как в сосуде огонь.
Лижет ноги, грудь,
Сердце,
Душу лижет.
А вокруг -
Карнавал ночей и снегов...
Я вскакиваю.
5
Под ложечкой тает смуты льдина.
Усталые веки -
Как ставни избы нежилой.
Разум, о разум,
Что со мной?
Помоги, мой спаситель единый.
Эти мгновенья -
Ножик под горло,
Так тяжело мне от них,
Так тяжело.
Я пробовал пить...
Но это - то же,
Что ветер пьет воду по лужам:
Поднял, осушил
И, качаясь, пошел по степи.
Но жизнь - не степь,
И идти, качаясь по ней,
Это в сто тысяч раз хуже,
Чем себя одурачить,
Оглушить, ослепить.
Проснешься опять.
И куда ж его денешь?
Кричит оно,
Что ты разбит
И распаян.
И тогда,
Как в смерти…
Не хочется пробужденья.
Хочется спать вечно,
Никогда не просыпаясь.
* * *
Есть в душе моей такая рана -
Может, много, жизнь, еще шагнем -
Только знаю: поздно или рано
Полыхнет, как в полночи огнем.
И сгорит - без углей и без пепла,
Без сифонов и без кочерег,
То, что столько лет и жгло, и крепло,
То, что столько в жизни я берег:
И любовь, и горечь, и обманы,
Колос чувств и долгий голод в нем...
Есть в душе моей такая рана,
Что когда-то полыхнет огнем.
* * *
Все, что было моим – не мое.
Сердце тянет к теплу, словно птицу.
Память крыльями в проруби бьет
И не может за край уцепиться…
6
* * *
Бушует снег, шумит хвоя.
И сквозь буран и отдаленье
Неясный голос слышу я -
То ли борьбы, то ли моленья.
Не то... в смешенье буйных сил,
В их дисгармонии и дрожи
Я вдруг в сознаньи воскресил
Весь цикл замкнувшийся,
Что прожил,
От мнимых взлетов до крушений,
Что вижу нынче свысока...
И только не найду решений -
Куда идти и что искать,
Где каждый миг судьбы оплачен
За боль других и за свою.
О чем же снег и ветер плачут,
Или о чем они поют?
Хочу бежать, а буря воет,
И некто с нею грозен, дик,
Моею машет головою,
К распятью тело пригвоздив.
* * *
Не сказывай, не сказывай
О горечи финала.
Метель югою газовой
Глаза запеленала.
Простая ли,
Простая ли
Твоя кручина разве,
Когда слезинки стаяли
И покатили наземь?
Весь свет постыл
И стал не мил,
Больное сердце донял,
И дом колотит ставнями,
Как по щекам ладони.
* * *
И великий живет,
Как и мы.
Может, синего больше на веках.
Каждый чем-то захвачен,
Закручен.
Не крикнешь: «Куда ж это вы?!»
А из нас-то уже
Кто-то движется знаменьем века
По дождливым бульварам
Один
Среди многих живых.
А навстречу –
7
Вечерний туман,
Неурядицы и недостатки.
Немигающе
Смотрят на нас
Фары бегущих машин.
Разве кто-то поймет,
Что капают жизни остатки,
В вечность капают тихо
Из треснувшей чьей-то души?
Вытекают пейзажи,
Мосты, переулки, соборы,
Вытекают глаза
И улыбки, накопленные за года...
Вплоть до детства,
До черного неба над стонущим бором –
Все уходит, чтоб больше
Не думать о нем, не гадать.
Словно тени теней,
Проплывают в толпе многоликой
Непонятные судьбы,
Которых нельзя повернуть.
В тишине, в тишине,
В тишине умирает великий,
Чтобы смертью своей
У столетий отнять тишину.
* * *
Передо мною –
В сизых лозах пень...
А за полоской лоз – как море – озимь.
И так мне радостно,
Что хочется запеть,
Но вместо песен
Выступают слезы.
Вот, торопясь,
Бежит куда-то жук.
Ага, он в дом,
И не стучится в двери.
А я гляжу на все, гляжу, гляжу,
И в горле сохнет,
И глазам не верю.
Я болен, околдован, глухо пьян?
О нет!
И я даю разгадку тайне:
Передо мною – родина моя
Вновь рождена
За столько лет скитаний.
8
* * *
Своим,
Земным,
Живым поющим братьям
Я улыбнусь
Незрячей болью слез…
* * *
...Ругай меня, люби меня,
Превозноси,
Низвергни в бездну,
Пока я искоркой огня
В безбрежьи мира не исчезну.
Пока судьба моя – не «были»…
И сердце бьет еще рывками.
И музыка души - не пыль,
Спластавшаяся в мёртвый камень.
* * *
Не заблудился я,
Но все же поаукай.
Я не замерз,
Но не гаси огня.
Я не ослеп,
Но протяни мне руку.
Я не ослаб,
Но пожалей меня.
* * *
Вода, вода...
Гляжу в тебя,
Гляжу до головокруженья,
И забываю счет годам
От сопричастности к движенью.
Как будто я тебе сродни,
Но до поры очеловечен.
Как будто бы я сам родник,
Из этой вечности возник,
По ней иду,
И путь мой вечен.
* * *
Родные плачущие вербы!
Глухое дальнее село!
Я б не любил тебя, наверно,
Так обреченно,
Так светло,
Когда б над каждым
Черным злаком
