Генерал многозначительно вздохнул и, повернув голову к Трошину, спросил:

– Нуте-с?

Кустистые седые брови нависли над строгими черными глазами.

Мужественное лицо, орлиный нос и пронизывающий взгляд. Фил не боялся старика, он знал его с детства. Его покойный отец дружил со Скворцовым, и их дачи находились рядом. Когда у Скворцова отнялись ноги, его дачу продали, и старик уже не выходил из своей квартиры.

Сидя в кресле-каталке в темно-синей вельветовой куртке, которая облегала на сухопарой фигуре старика, как подогнанный мундир, Скворцов с любопытством разглядывал своего гостя, будто знал, что тот скажет, и желал быстрее убедиться в этом.

– Нуте-с? – повторил он.

– Наша команда на мели, Никанор Евдокимыч.

– Вот тебе на! Это как же так? Я думал, вы в Сочах деньги прожигаете, а он говорит: «На мели!» Шевцов – это золотая жила, Я отдал тебе лучшего клиента.

Звонкий старческий голос трещал в ушах гостя, как скрипучая дверь, которую трепал сквозняк.

– Задание – ловушка. Оно невыполнимо. Шевцов дает ложную информацию, будто ему не нужны пропавшие деньги. Это задержало меня на сутки, что позволило грабителю выйти из зоны досягаемости и лечь на дно в сибирском остроге. Там нам его не достать.

– Ты не успел его перехватить? С твоими, орлами?

– Дело не в орлах. Кража была обычной инсценировкой. Люди Шевцова наняли урок и обчистили партнера Шевцова, и тот лишился возможности внести пай в общее дело. Шевцов выиграл позицию на доске и взял вожжи в свои руки.

– Это не твое дело, Филя. Тебя не для того нанимали. Денег нет, нет гонорара и нет престижа. Получишь работу, но только придется с грязью повозиться. Проштрафился, теперь пеняй на себя.

– Мы готовы на любую работу.

– Увидим, на что вы готовы.

Старик достал папиросу из коробки «Казбек», закурил и строго посмотрел на нерадивого ученика, который продолжал стоять в дверях и мять лисью шапку в руках.

– Где-то в Москве работает лаборатория по изготовлению чистого героина и кокаина. Наркотик высочайшей пробы, а значит, делают его в заводских условиях. Судя по тому, что партии невелики и ходят по рукам в московском бомонде, можно предположить, что делает готовую продукцию очень незначительная бригада профессионалов. Самые дорогие клиенты пользуются этой кормушкой. Азики и хачики очень огорчены, что их товаром пользуются студенты и подростки, а не серьезные клиенты. Не та прибыль. Конкуренция. Наш клиент хочет выйти на лабораторию и предложить долевое участие. Это благородно!

– Возможно. Но на кой черт лаборанту нужно благородство азика? Он очень хорошо живет без посторонней помощи.

– Лаборанту?

– Ну если говорить условным языком.

– Хорошо. Постараюсь вдолбить в твою куриную голову, дорогой майор в отставке, что нам на сей расклад наплевать. Музыку заказывают азиаты, и мы танцуем за их деньги. Азиат готов поставлять в Москву лучшее сырье и работать с лаборантом на равных долях. На данный момент, по словам азиата, у них воруют сырье со складов и продают лаборанту. Я в этом не уверен. Примитивная версия.

Ясно одно: азиат стрижет купоны с наркоманов низшей касты, которая расплачивается с ним криминальными деньгами. Лавры лаборанта не дают ему покоя.

Здесь не деньги, здесь престиж играет важнейшую роль. В любом случае ты сам лучше меня разберешься с этим вопросом.

Скворцов взял со стола визитную карточку и протянул ее Филу.

– Он ждет твоего звонка. Поговори с ним и будь ласков и внимателен. Азиаты – люди ранимые.

К шести часам вечера Филипп Макарович Трошин прибыл в штаб-квартиру, где его не видели более полутора месяцев. Коллеги приняли своего патрона холодно. Фил не ждал оваций. Он хорошо осознавал свою вину. Фил долго оправдывался, выкручивался, фантазировал, завязывал узлы и выворачивал пустые карманы. В конце концов он подошел к сути и предложил ребятам засучить рукава и запустить руки по локоть в дерьмо, но за большие деньги. Об Уголовном кодексе можно забыть, играть можно без нот и без правил.

Постепенно Фил стал втягивать проголодавшуюся компанию в новую криминальную историю и даже сам увлекся некоторыми аспектами совместной деятельности Азии и Москвы на почве наркобизнеса. После общего высказанного вслух мнения сыщики пришли к выводу, что работа займет около двух месяцев.

Срок, который устраивал Фила по всем статьям. Ни одна из сторон не упомянула о визите коллеги из Сибири. Вопрос был деликатно забыт, словно такого человека не существовало в природе.

К концу вечера бригада пришла к общему знаменателю и приняла решение отметить день рождения Фила задним числом.

Пьянка затянулась до утра. Одно Фил знал точно – сегодня день выдался удачным!

К концу рабочего дня на столе начальника следственной бригады затрещал телефон.

В этот момент Ефимов спорил с подполковником Саранцевым. Этот спор не имел своего завершения и длился более десяти лет с тех самых пор, как двух офицеров посадили в один кабинет. Иногда спорщики остывали, но не излечивались, а набирали силы для нового рецидива и при любом удобном случае вспыхивали как спички.

Ефимов снял трубку и, не переключаясь на нормальный тон, гаркнул:

– Следственный отдел. Ефимов у телефона.

Любой нормальный человек, услышав такой скрип, бросил бы трубку, а подполковник не слышал собственного голоса. Он спускал пары, накопившиеся за время подготовки к операции и ее завершению. Он даже не знал толком, о чем спорит. В голове все смешалось и ему не помогли двести граммов коньяка, принятых на грудь перед обедом. Сейчас нужна горячая ванна и снотворное, но Ефимов боялся оставаться в одиночестве и вызвал Саранцева, чтобы выпустить пар и в завершение напиться до чертиков.

Голос на другом конце провода оставался спокойным и холодным.

Ефимову показалось, что кто-то бросил ему за воротник несколько кубиков льда.

– У меня на столе лежит свежая сводка происшествий, – говорил металлический голос. – В ней есть сведения о взрыве бомбы в центре Москвы. В воздух взлетел «мерседес» одного банкира по имени Михаил Осипович Бронштейн. К счастью, преступник оказался дилетантом, и банкир остался жив. Он лежит с ожогами в реанимационном отделении шестьдесят четвертой больницы, третий корпус, напротив въездных ворот. К нему поставили охрану. Один вооруженный омоновец. У палаты и сиделка. Услуги оплачивает банк. Бронштейну сделана операция, которая длилась четыре часа. Врачи дают оптимистический прогноз. Есть надежда, что Бронштейн знает убийцу, точнее, заказчика. Сотрудники банка отказываются от комментариев и желают провести совещание с потерпевшим, как только тот сможет их принять.

В трубке послышались короткие гудки.

– Тебе нехорошо Гриша? – тихо спросил Саранцев, глядя на белое лицо приятеля. – Что-нибудь дома?

Ефимов знал, что предчувствие его не обманывает. Рано он распыляет накопленные силы, они ему еще нужны. Это лишь начало! Но он должен поставить точку в конце дела, а не ходить в подвешенном состоянии. Его ошибка – крах. Вся жизнь коту под хвост, а он еще не начинал жить в свои пятьдесят.

– Омоновец мешает! – неожиданно воскликнул Ефимов и хлопнул кулаком по столу.

– Ты что, Гриша, сбрендил? – Ефимов взглянул на Саранцева. Кто, как не он, может идти с ним в одной упряжке!

– Десять тысяч баксов получишь, Николай. Дело одно надо закончить.

И молчи, вопросы потом. Жареным пахнет, возможно, что пару раз стрельнуть придется.

Ефимов открыл сейф. Достал табельный пистолет и сунул его в карман.

Саранцев ничего не понял, но побежал вслед за коллегой.

В эту минуту он не думал о деньгах да и не принял всерьез эту фразу. Саранцев привык выручать друзей и не измерял услуги деньгами.

Они сели в машину Ефимова и сорвались с места.

– Что случилось? Говори толком, Гриша. У меня нет оружия. Где, что, кто?

– Добить нужно одного гаденыша. В реанимации лежит хмырь, который все знает о наших с тобой делах.