– Нет, Алик, он готовился к приему у епископа. И потом, он не монах, а приходской священник. Бежать ему никуда не надо, он может тихо уйти сам.

Монастырь тут ни при чем. Другое дело, что он не хотел привлекать к себе внимание. Сейчас многие вдруг стали верующими, любят свечки в храмах. Но при самой искренней скромности наряжаться в колхозный камуфляж – дело странное.

В квартиру вернулся участковый.

– Товарищ майор, нашелся один свидетель. Правда, не очень надежный, но других нет.

– И кто же это такой?

– Лешка-мазила, как его тут называют, а вообще, Алексей Кудрин, художник, но спившийся. Начал пить лет семь назад, как жена его бросила. Сейчас сошелся с одной бабенкой. Официанткой работает. Вот она его и кормит, непонятого гения.

Говорят, мужик не без способностей, даже когда-то архитектурный институт закончил, но потом сошел на нет. Сорок два года. Поговорите с ним, пока он трезвый.

– Пошли.

Они спустились на первый этаж. Коммуналка выглядела ничуть не лучше той, где было совершено преступление, только в зеркальном отражении, так как располагалась по другую сторону лестничной клетки.

Хозяин одной из комнат выглядел действительно человеком потрепанным, но с остатком интеллекта в глазах.

– Вот, Алексей, человек с Петровки, 38. По пустякам людей не беспокоит – представил майора участковый. – Расскажи ему, что знаешь.

Не вставая с табуретки, хозяин указал на старый диван.

– Присаживайтесь, господин майор. Выпивку не предлагаю, так как по кино знаю ваш ответ: «На службе не пью». Давайте сразу к делу, а то у меня трубы горят и пора принять лекарство.

– У меня к вам немного вопросов, так что не стесняйтесь и начинайте.

– Я лучше постесняюсь. Лейтенант мне сказал, будто Веру убили. Золотой человек. Последнее отдавала, чтобы других накормить. Любая живая тварь у нее находила ласку и приют. Так вот, господин с Петровки, 38, дело было так. Вчера моя кобра не работала. Она через день пашет по двенадцать часов. А стало быть, когда она дома, то я в свой лягушатник привести никого не могу. А вчера на рынок ездили, так даже усугубить не успел. Часов в одиннадцать вечера она отрубилась. Встает рано. А тут мне Гришка и постучал в окошко. Где-то ему сотня обломилась, и он отоварился «беленькой». Я вышел во двор. Мы устроились в палисаднике в беседке. Тихо, темно, никто не мешает, а мы тоже люди нешумливые.

Сидим, усугубляем, вдруг во двор въезжает «джип». Ну прямо автобус, а не машина. К кому бы это? У нас тут новых русских отродясь не было. Остановился этот танк возле моего подъезда. Вышли из него двое. Шофер остался на месте.

Крепкие ребята, но, очевидно, склонные к простуде.

– Это с чего же вы сделали такое заключение? – перебил его Марецкий.

– Дождик – дождиком, но кожаные куртки ниже пояса не по погоде. Рослые мужики, в кепках, а стриженые. Точнее, это не кепки в нашем понимании, а бейсболки. Лиц я их не видел. Фонарь светил над подъездом, а огромные козырьки отбрасывали тень на лица. Судя по движениям, им от двадцати до тридцати. Вот морду шофера я запомнил. Он свет включал, когда те вышли, и что-то искал в бардачке. Ребята в доме минут пятнадцать были, не больше, как раз между дозами.

А Гришка разливает четко, по нему часы проверить можно. Минуты через две с верхних этажей раздался собачий лай. Ясное дело, от Верки. Только обычно они лают, когда она им кости приносит, а так – странно. Но мы не придали этому значения. Минут через пять мужики вышли, спокойно, не торопясь, сели в машину и уехали. Будто почту развозили.

– Туда они поднимались две минуты, а возвращались целых пятнадцать. Ту, как вы выражаетесь, почту они передали минуты за две, прямо от дверей.

Майор повернулся к участковому.

– Послушайте, лейтенант, сделайте эксперимент. Засеките по секундомеру время от обочины у подъезда и проделайте маршрут туда и обратно, а потом возвращайтесь.

Лейтенант кивнул и вышел.

– Скажите, Алексей, а вы могли бы мне описать этого шофера?

– А я это сделал, когда участковый за вами наверх ходил.

– Как? Не понял.

Художник встал из-за стола и взял с телевизора лист бумаги. На нем было изображено лицо мужчины лет тридцати. Рисунок не оставлял сомнений, что его сделал профессионал.

– Как вы сами думаете, похож?

– За схожесть ручаюсь, за технику нет. Рука дрожит. Вам это сгодится.

– Премного благодарен.

– А может, и не сгодится. Если вы утверждаете, что ребята выполнили работу за две минуты, то, значит, они должны были выйти минут на семь раньше.

– К сожалению, меня это тоже смущает. Я верю своему эксперту. Он работает в милиции восемнадцать лет. По его мнению, убийцы даже не проходили в комнату.

Они стреляли с порога. Но есть еще одна деталь. Если один из псов укусил налетчика, то у него должна быть порвана штанина, или он хромал, или…

– Нет-нет. Как вошли, так и вышли. Правда, до машины расстояние в пять шагов, может, я и не заметил. Но никакой нервозности они не проявляли.

– Что за модель «джипа»?

Художник усмехнулся и мотнул головой.

– Вот тут я полный профан. Цвет темно-синий, это точно, а вот модель, марка – понятия не имею.

– А вы нарисуйте. Специалисты разберутся.

– Идея правильная. А вы говорили, что я мог начать похмеляться! Уже не вышло бы. У меня чутье.

Он взял из ящика стола лист плотной бумаги и за пару минут изобразил автомобиль. Подавая рисунок Марецкому, он сказал:

– На этом все. Больше вам из меня ничего не выжать. Все соки выпили. Рад бы, но нечем.

– Спасибо, вы и так много сделали.

– Служу отечеству и закону, а главное, не перевариваю бритоголовых в коже и на «джипах».

Марецкий забрал рисунки и вышел, столкнувшись с участковым в дверях. Вниз по лестнице спускались эксперты.

– Что скажешь, лейтенант?

– Пять минут тридцать две секунды неторопливым шагом. Можно быстрее, но медленнее нельзя. Это с учетом, что я заходил в комнату.

– Ладно, выводы потом делать будем.

– Я поеду с труповозкой, Степан, – сказал врач. – Их уже загрузили. А к вечеру приеду в управление.

– Хорошо, Виктор Николаич. – Марецкий похлопал по плечу участкового. – Спасибо, лейтенант. А теперь обойди все квартиры еще раз. Может быть, ребята в кожаном приезжали к кому-то другому. Такие вещи требуют очень четкой проверки, а то мы уйдем в другую сторону и заблудимся. И еще. Найди мне этого соседа, Никиту Говоркова, из-под земли достань. Друзей опроси, он ведь был вчера вечером здесь. И время совпадает. Только поаккуратней. Не спугни парня. Его же никто не подозревает, но не исключено, что и он что-то видел.

– Постараюсь, товарищ майор. Марецкий и эксперт Кораблев сели в оперативную машину и отправились на Петровку.

– И что ты по этому поводу думаешь, Алик? Опыт у тебя большой.

Кораблев разглядывал рисунки, сделанные художником.

– Здорово рисует.

– А главное, быстро.

– Видно, что мастер, характер ухватывает. Вот что, Степа, ты на Петровке человек новый, а я в управлении почти всех знаю. В нашем экспертном отделе есть один толковый мужик, подполковник Сорокин Валерий Михалыч, свой парень. Правда, он рвется на пенсию, но его не отпускают. Он живая ходячая энциклопедия, память феноменальная. Валера работает в розыске тридцать шесть лет. Все, кто прошел дактилоскопию и оставил свои пальчики и фотки в архиве, все они без исключения проходили через руки Сорокина, и он заложил их в свой компьютер, то есть в собственную черепную коробку. Сейчас приедем и прямо к нему. Я видел его утром на проходной.

– Идея хорошая. Только мне кажется, что эти ребята в коже тут ни при чем.

Сам подумай, кто мог заказать периферийного приходского священника или его сестру-кошатницу? Тут бытовухой пахнет.

– Согласен. А мое мнение не в счет? Я убежден, что работали профессионалы.

– Сейчас каждый может косить под профессионала, стоит только телевизор один вечер посмотреть или детектив прочитать. Дети и те знают про контрольный выстрел в голову.