— Один странник рассказывал мне об этом джентльмене, — припомнил Дуган. И в первый раз улыбнулся, обнажив почерневшие пеньки зубов.

— Вот что, Мэлэки, — вдруг заговорил Мак-Доннел, — я свел тебя с господином Эллиотом не для того, чтобы ты перед ним дурачка разыгрывал.

— Да и я так считаю, — отозвался Дуган, — хотя, конечно, приятно провести утро с двумя джентльменами.

— Равно как и мне. Джон Мур ручается за Эллиота, а я ручаюсь за Джона Мура. Вы прекрасно понимаете, зачем мы решили с вами потолковать.

— Вот как! — усмехнулся Дуган. — Так зачем же, Рандал?

Эллиот заметил, что с Мак-Доннелом Дуган держится много свободнее: обращается к нему по имени и доходит едва ли не до развязности. Мак-Доннел по своему положению оказался меж двух огней: еще не господин, но уже и не просто зажиточный крестьянин. Самого Мак-Доннела, человека прямодушного и открытого, это не беспокоило, он готов выпить с любым. А меж Эллиотом и хитрым, набычившимся Дуганом неодолимая пропасть. То же, наверное, испытывал и Беджнал Гарви, когда вел по дорогам Уэксфорда мятежных крестьян.

— Ты с Избранниками, — сказал Мак-Доннел. — С Избранниками Киллалы, как вы себя именуете. Будь мировые чуточку поумнее, они бы упрятали за решетку тебя. А мы с Малкольмом Эллиотом — из Объединенных ирландцев. Им присягали на верность. Видишь, все тебе рассказали открыто.

— Что и говорить, открыто! Верно, Рандал. Вы всегда были открытым человеком. — Дуган поднял третью нетронутую кружку, налил пунша. — Ох, как крепко любил я в молодости это зелье. Уже десять лет и капли в рот не беру. — Он поднял кружку к окну, сквозь которое просачивался скудный свет. — Бывало, дай только дорваться, удержу не знал!

— Помню, помню, — кивнул Мак-Доннел, — пить ты был горазд. Ты еще моему отцу помогал на Килкумминской косе бренди с французских судов сгружать, так отец всякий раз бочонка-другого не мог досчитаться.

— Что он, не догадывался, что ли? Щедрой души человек был и не хвастал этим, как некоторые.

— Скоро другие корабли бросят якорь в Манстере, — сказал Эллиот, — только привезут они не бренди.

Дуган основательно отхлебнул из кружки, облизнул губы.

— Надо же, вкус такой же, что и десять лет назад. Хотя с той поры я его уже подзабыл. — Он выплеснул остатки пунша на пол и поставил кружку на стол.

— Высадятся французы, и тут же поднимется весь Манстер, — продолжал Эллиот.

— Очень может быть, — согласился Дуган, — но Манстер от Мейо далеко. Так же как и Уэксфорд.

— И на юге, и в центральных графствах у Объединенных ирландцев силы немалые, — пояснил Эллиот, — а в Слайго и Голуэе тоже есть наши люди. Не так, правда, много, но число их все растет. Если удастся поднять весь народ, мы победим.

— Вам-то кого побеждать, господин Эллиот? Мне это совсем невдомек. Вы дворянин, земли у вас вдосталь. Чего ж вам не хватает?

Эллиот не сразу нашел что ответить.

— Свободы, — изрек он наконец.

— А кто вас неволит? — с искренним недоумением спросил Дуган.

— Англия, — ответил Эллиот. — Наше правительство и парламент, которые у нее на поводу. — Неволит меня и прошлое, хотелось добавить ему, но Дугану этого не понять.

— Значит, еще больше власти хотите, — подытожил Дуган. — Ну а простым людям в Мейо от этого какая польза? Мы и так под пятой у помещиков. У вас ведь и в мыслях нет их скинуть. Вы и сами оба помещики.

— Как знать, — вступил в разговор Мак-Доннел. — Как знать, начнется восстание одним, а закончиться может совсем другим.

Эллиот испытующе взглянул на него, но Мак-Доннел улыбался как ни в чем не бывало.

— Помещик помещику рознь. Взять, к примеру, такого, как Купер, — ему все мало, или такого, как ваш Гибсон. Таким, конечно, не поздоровится, когда заваруха начнется.

Эллиот заговорил было, но осекся. Мак-Доннел и Дуган пристально вглядывались друг другу в лицо.

— В восстании мы будем в одном лагере, а Гибсон, Купер и им подобные — в другом. Да и таким, как Фолкинер и Сондерс, тоже там место. Несладко им придется, когда восстанет все графство, а что по силам одним Избранникам? Резать скот, жечь закрома да стрелять из-за кустов. Со временем вас, без сомнения, всех разгонят.

— А вы, господин Эллиот, тоже так думаете? — спросил Дуган.

Мак-Доннел положил руку на плечо Эллиоту и слегка нажал.

— Среди моих арендаторов найдется немало людей, — обнадежил Мак-Доннел, — кто, хоть к Избранникам и не примкнул, скажи я слово — мигом присягнут Объединенным ирландцам и пойдут за мной. И вы это прекрасно знаете. На земле Мак-Доннелов крестьяне своему господину преданы. И у Корни О’Дауда с Томом Белью такие же верные люди. И я, и Корни, и Том приняли присягу. Действовать мы начнем, лишь когда придут французы. Ни дня не мешкая, выйдем на дороги. На побережье, в Уэстпорте, тоже есть свои люди, придет время — узнаете, кто именно.

Дуган провел рукой по шапке жестких, непокорных волос, но промолчал.

— Нам, Мэлэки, нужны и твои люди, и ты сам.

— Я ж не Мак-Доннел, что в Балликасле живет, я простой, темный мужик, как и всякий Избранник. Ясное дело, вожака у нас нет. Просто кучка темных, бедных крестьян.

— Ты это бабушке своей рассказывай, — усмехнулся Мак-Доннел.

Дуган тоже рассмеялся, на крепкой мускулистой шее заплясала тяжелая цепочка.

— Присягнете Объединенным ирландцам, под их началом и встанете. А резать скот да кромсать уши сборщика десятины нам не пристало. Нас волнует судьба всей Ирландии, а не одного графства Мейо, — сказал Эллиот.

— Что ж, господин Эллиот, — отвечал Дуган, — вот что, пожалуй, мне по силам: пригляжусь-ка к тем, кто, по-моему, с Избранниками стакнулся, да и передам ваши слова, а там уж рассудим, как быть.

— А большего мы, Мэлэки, и не просим, — заключил Мак-Доннел, — большего и не просим. — Он наполнил кружки.

— Выпей хоть глоток за то, что так удачно договорились.

— С удовольствием пью за ваше здоровье, — сказал Эллиот, — а за договор пить рано, его скрепит присяга.

— Вижу, вы джентльмен самых строгих правил, — проговорил Дуган, — как вам и положено.

Эллиот и Мак-Доннел остановились подле своих лошадей на пыльной дороге под палящим солнцем.

— Думаю, помощи от вашего Дугана мы не дождемся. Этот мужлан себе на уме, да еще и буян, — сказал Эллиот.

Мак-Доннел улыбнулся.

— Верно, он из таких. Отчаянный малый. Громила, каких в Мейо, хоть день верхом скачи, не сыщешь. А вы его другим представляли?

— Чуть покладистее.

Мак-Доннел сплюнул, машинально растер плевок сапогом.

— Тогда, Малкольм, ищите людей в другом месте. У нас видите какие. Они еще и не на такое, как Дуган, способны. Впрочем, нам еще, может, предстоит в этом убедиться. Никогда не обращали внимания на жителей Белмуллета? Вот уж воистину дикарское племя, настоящие язычники. «Христос пострадал за людей, но не из Белмуллета» — такая бытует поговорка.

Эллиот усмехнулся.

— Если Христос пострадал за таких, как Мэлэки Дуган, он просчитался.

Мак-Доннел даже крякнул от удовольствия, хлопнул Эллиота по плечу.

— Какие же вы, протестанты, страшные богохульники!

— И вы, католики, не лучше, — с усмешкой парировал Эллиот.

А ведь лет семь-восемь тому назад они с Мак-Доннелом дружили, на охоте им не было равных, оба непременно участвовали в скачках и праздничных пирушках, откуда уходили под утро последними. А потом Эллиот уехал в Дублин, затем в Лондон. И, вернувшись, увидел, что кругозор Мак-Доннела по-прежнему ограничен окрестными полями и холмами. А Белмуллет — словно белое пятно неведомых земель на карте исследователя.

— Наверное, мы оба глупцы из глупцов, — сказал Мак-Доннел, — помещики договариваются с Избранниками. Дай-то бог нам уцелеть, а то не ровен час, и у нас на шее петлю затянут. Мало ли помещиков вздернули в Уэксфорде. И Беджнал Гарви тому пример, и Гроган.

— Это право вы заслужили, — сказал Эллиот уже без улыбки. — Весьма возможно, что нас ждет виселица.