— Черт те что творится! За свою историю русская армия побывала почти во всех крупных европейских столицах, кроме Мадрида и Лондона. И ни разу в Константинополе! И только потому, что этому препятствовали почти все столицы европейских государств...
Сияло весеннее солнце. Безмятежно переливалось море. На многострадальную болгарскую землю опускался мир.
Ленинград 1978 г.
Руководил литобъединением в Ленинграде при издательстве «Советский писатель» Леонид Николаевич Рахманов. Организационными вопросами ведала редактор книжного издательства Маргарита Степановна Довлатова. Поздней осенью 55-го года мы собрались в очередной раз в комнате редакции. Маргарита Степановна представила нам высокого флотского офицера. Это был Вадим Инфантьев. Он прочитал рассказ «Технари».
Первые недели войны. Где-то на Балтике, на острове, находился аэродром наших истребителей. Побережье заняли фашисты. Последние летчики улетели с острова, остались шестеро техников, одиннадцать разбитых истребителей. Враги вот-вот нагрянут на остров. Ни один из «технарей» никогда не летал. Они ремонтировали самолеты, готовили их к полетам. Из одиннадцати самолетов они кое-как залатали шесть, решили перелететь к своим. Первая машина взлетела, тут же рухнула и взорвалась. Только троим удалось перемахнуть к своим. Да и те, приземляясь, чуть не погибли, не умея сажать самолеты.
Я не воевал, ибо был мал, но войну хорошо помнил. Войну в ту пору еще помнили все. Рассказ приняли с восторгом: он был краток и динамичен. Виктор Курочкин — он воевал танкистом — эмоциональный донельзя, малейшую фальшь отмечал ядовитым хо-
хотом, криками: «Чепуха! Брехня!» Тут он прослезился, поздравил автора.
Через год я защитил диплом, уехал по распределению на работу. Бывая в Ленинграде, виделся с Инфантьевым редко. Мы приветливо здоровались, коротко обменивались новостями. Он носил тогда военную форму, водился с бывшими фронтовиками.
Родился Вадим Николаевич Инфантьев в Сибири, под Томском. Среднюю школу закончил в Сарапуле, на Каме. В школьные годы он писал стихи, хорошо рисовал, мечтал стать художником. А когда закончил школу, решил стать строителем, архитектором. В 1939 году поступил в Ленинградский строительный институт. Время было тревожное: назревала война. В том же, 1939 году его, как и других юношей, ставших студентами, призвали в армию. Направили учиться в школу младших командиров зенитной артиллерии.
Воевать Инфантьев начал сержантом. В ту пору зенитные батареи, и наши и немецкие, вели огонь при помощи ПУАЗО — центрального прибора управления артиллерийским зенитным огнем. Батарея могла вести огонь по какой-то одной цели. Враг засекал батарею, совершал на нее «звездный» налет — с разных сторон налетал и бомбил. Или накрывал батарею артиллерийским огнем. Юный командир орудия сержант Инфантьев долго ломал голову: как переделать прицел орудия, чтобы оно могло самостоятельно вести огонь по самолету, без центрального прибора? Долгое время в минуты затишья он что-то рисовал, чертил, рассчитывал. Решение пришло. Переделка прицела очень простая, можно выполнить в своих мастерских. Командование поддержало затею. Инфантьеву выделили орудие, расчет и тягач. Сутками он не выходил из мастерской. Пушку с новым прицелом опробовали, и он стал командиром отдельного кочующего орудия. Его направили в район Невской оперативной группы войск. С правом свободного маневрирования в этом районе. Когда в небе появлялся воздушный разведчик, батареи молчали, чтоб не выказать себя, а пушка сержанта Инфантьева палила по одиночному самолету. Отстреляется — и меняет позицию на лесной дороге. Враги засекали орудие Инфантьева, бомбили потом пустое место. И так воевал расчет юного командира до прорыва блокады. Он вернулся на свою батарею, И во время прорыва на дивизион Инфантьева враг обрушил шквал огня, а батарея его сбила два самолета и потеряла только двух человек.
Не оставляла молодого сержанта жажда творчества, изобретательства, он разрабатывал новые усовершенствования, продолжал писать стихи, делал зарисовки.
После прорыва блокады Инфантьева, ставшего уже офицером, назначили заместителем командира дивизиона.
26 марта 1944 года Инфантьева контузило при очередной бомбежке. Месяц он пролежал в госпитале. Затем его назначили начальником школы радистов. Правда, в радиотехнике, как он сам говорил, он ни черта не понимал, но организатором оказался хорошим. Потом его назначают начальником штаба зенитного дивизиона, охранявшего объекты Петроградской стороны. В это-то время он и начал писать прозу.
Он отнес свою первую повесть в журнал «Звезда». Тут начались мытарства нравственные. Ему советовали одно в повести усилить, оттенить, выделить, другое — сократить, снизить. Он терпеливо внимал этим советам, однако повесть так и не увидела света. Зато Вадим Инфантьев приобщился к литературной среде, познакомился со многими литераторами: тогдашним ответственным секретарем журнала Антониной Голубевой, Ильей Груздевым, Геннадием Гором, с веселым старшим лейтенантом Михаилом Дудиным, с танкистом и поэтом Сергеем Орловым.
После войны Вадим Инфантьев мечтал поступить в Академию художеств, подумывал и о Политехническом институте. Вместе с тем, как артиллеристу, ему надо, казалось бы, поступить в Артиллерийскую академию. Решение пришло неожиданное: поступил в Военно-морское инженерное училище имени Ф. Э. Дзержинского. Видно, сыграла свою роль морская романтика.
Бывшим фронтовикам учиться было нелегко. Но, стосковавшись по учебе и стремясь наверстать упущенное за время войны, сил они своих не жалели, А Инфантьев не только учился, он еще принялся и писать рассказы. Отнес несколько рассказов в журнал «Ле-еинград». Член редколлегии Михаил Зощенко одобрил их, они даже были подписаны в печать. Но тут журнал прекратил свое существование. Рассказов своих Инфантъев так больше и не увидел.
Училище он закончил с отличием, служил инженером-механи-жом на подводной лодке. Потом его направили в Военно-морскую лкадемию. Закончил и это учебное заведение.
После академии Инфантьев — научный сотрудник в секторе жзобретательств. В числе прочих научных работ Инфантьева остались в архивах его статьи о теоретических и экспериментальных исследованиях в области физических явлений. И в то же время литература не выпускает Инфантьева из своих соблазнительных и «опасных» лап. Он пишет рассказы и одновременно работает над диссертацией. Как раз в ту пору он и появился с рассказом ^Технари» в литобъединении при «Советском писателе».
В 1956 году «Литературная газета» опубликовала этот рассказ с кратким сопроводительным приветствием: «Нашего полку прибыло!»
В следующем году вышел первый сборник рассказов писателя, спустя два года —• второй. Инфантьева приняли в Союз писателей.
В 1961 году Вадим Инфантьев уволился в запас. Теперь он весь отдался литературной работе. Только двадцать шесть лет спустя после начала Великой Отечественной войны человек смог вернуться в своем творчестве к тем дням, когда личность его начинала свое становление! Двадцать шесть лет!
Он приступил к повести «После десятого класса». В 1967 году мкончил ее, а книгой она вышла только в 1971-м.
Какой труд, какое упорство! Но когда читаешь эту большую повесть, ни пота, ни труда писателя не чувствуешь, не замечаешь. Кажется, автор сел за стол и тут же с необычайной легкостью, местами с подлинным юмором написал ее.
Пересказать настоящее художественное произведение, если оно 1 # эойне, невозможно. Его надо прочесть. Язык повести прост, кр&ток, сжат, ритм письма стремителен, как минуты и часы тех Д1М&, когда в один час, в одну минуту могла втиснуться вся жизнь человека с ее началом и концом. Вот на страницах ее: «Пал Псков.
Пал Остров. Путь из Ленинграда был открыт. Оборонительные работы на Лужском рубеже не были закончены. А непосредственные подступы к Ленинграду с юго-запада вообще не укреплялись, да и кому могло прийти в голову, что противник сможет пройти к городу с этой стороны? Пали Новгород и Чудово. Пала Гатчина. Берлинское радио кричало в эфир: „Остались считанные часы да падения Ленинграда, этой твердыни Советов на Балтийском море!"». С поразительной точностью и краткостью тут передана страшная обстановка того времени. Всего несколькими строчками! И здесь же автор подает недалекое мирное прошлое своих героевг и так просто у него получается, так естественно, что переходов читатель не замечает.
