– Какой? – вяло поинтересовался Славка.

– А из вентилятора, – всё больше оживляясь, ответил Андрюшка, – Вот, смотри!

Он подобрал короткую ветку и начал чертить ею на земле.

– Значит, так, вот у нас вентилятор. Напротив него ставим другой такой же, только не с мотором, с генератором. Вентилятор будет гнать воздух на этот пропеллер, он раскрутится, и генератор начнет вырабатывать ток. Этот ток мы и подадим на вентилятор! Так и выйдет, что вентилятор будет крутить генератор и от него же брать электричество. А? Ну как?

– Здорово! – поддержал его воспрянувший духом Славка. – Только где мы возьмём генератор? И пропеллер?

– Пропеллер не нужен, – вмешался Вовка.

– Почему это? – не без ревности к своей идее спросил Андрюшка.

– Потому что можно просто соединить электромотор с электрогенератором, свинтить валы вместе, и всё. Мотор будет крутить генератор, а генератор выдавать ток для мотора. Только работать это не будет.

– Почему?

– Не будет, и всё, – рассердился Вовка, – а если заработает, то его фиг остановишь, только не заработает он.

– Ну почему?

– Почему-почему… По науке! Давайте лучше строить машину времени!

– А ты знаешь, как её строить?

– Знать – не знаю. Но предполагаю.

– Ну и как?

– А вот как, – Вовка отобрал у Андрюшки палочку и начал рисовать на земле новый чертёж.

Роман явился ко мне через неделю. Как человек, получивший изрядное воспитание, сначала позвонил, испросив разрешения зайти, и только потом вошёл в кабинет. Впрочем, не вошёл, а ввалился, расхристанный, с развязанным шнурком на левом ботинке и по обыкновению радостный, с идиотской своей улыбочкой.

Роман уселся без приглашения и молча уставился на меня, всё так же улыбаясь. Пальцы его беззаботно отбивали какой-то ритм по крышке стола.

– Итак, с чем пожаловал? – спросил я.

– С рукописью.

– Нашёл что-нибудь интересное?

– Кое-что нашёл, – Роман ахнул рукопись на столешницу, – Он действительно пытался математикой описать какие-то жизненные события, но у него ничего не вышло. Собственно, этому посвящены только первые две странички. Они явно заброшены, писал он их давно, очевидно, бросил это дело и больше к нему не возвращался. А в папку эти листки попали только потому, что на обратной их стороне есть расчёты. Полагаю, он хотел вычислить, какие из событий изменили его психику, сделали его необычным человеком. А между тем, тут и вычислять нечего, всё и так ясно. Куда интереснее те расчёты, что на обороте. Как раз этой теме и посвящена почти вся математика. Я думаю…

– Постой-постой. Что тебе «и так ясно»? Ну-ка поделись.

– Очевидно, какое событие перевернуло всю жизнь Владимира.

– Какое же?

– Ну конечно удар током! Известно, что повреждённый мозг может восстановиться за счёт нетронутых частей, причём зачастую после такого восстановления он начинает работать не совсем так, как работал до электрошока. Случается, у людей после удара молнией появляются всякие экстрасенсорные способности. Мне это знакомый доктор из «Склифосовского» рассказал. Вот у Владимира необычные способности и появились.

– Да? Какие же?

– Смотрите сами, – Роман стал загибать пальцы, – он предугадал про пескарей – и что это будут именно они, и что они сдохнут. Это раз. Он догадался убрать щит у летучих мышей, словно видел наперёд, что будет. Это два. А с проектом вечного двигателя? Он с лёгкостью отбросил детские заблуждения, и опять будто видел результат наперёд, будто предчувствовал. Знал, что не получился, но не мог объяснить, почему. Это три. Ну а почему знахарки боялись Вовку? За что? Что он такое страшное знал или умел? За эти самые экстрасенсорные способности! Это четыре. Наконец, проявляться они стали как раз после удара током. Это пять. Сам же он не мог увидеть собственные странности, потому что ему они казались естественными. Ну не видел он ничего необычного в том, что догадался, что караси сдохнут.

– Пескари.

– Ну да, пескари. А знаете, почему его боялись знахарки?

– Почему?

– Он предсказывал будущее. Он его просто видел. И думал, что другие тоже видят.

– Да, похоже на то… Судя по рукописи, он нередко просто знал, что будет.

– А я что говорю?

– Ну хорошо. Предположим, что это так. А что там за другие выкладки?

– А! – оживился Роман, – Это прелюбопытнейшая вещь. Насколько я успел разобраться, математическая модель некого аппарата. Или двигателя, если хотите. Да тут и чертёжики имеются… (он зашуршал листами, роясь в папке). Вот смотрите! На первый взгляд – классический инерцоид. По крайней мере, похож.

– Да, похож, – согласился я. И подумал, чёрт его знает, похож или нет, я ж в чертежах не смыслю ничего. Но виду не подал и уставился на лист с какой-то чудной проекцией.

– Но только похож! – ликующе объявил Роман. – На самом деле тут сразу три псевдоинерцоида с перпендикулярными осями вращения. Понимаете, как в декартовой системе координат!

– Понимаю, – ответил я, ничего не понимая.

– А здесь, видите, они синхронизированы! И углы наклона осей регулируются, видите?

Я кивнул.

– И на что это похоже?

– И на что?

– Похоже, Владимир изобрёл принципиально новый тип двигателя! – торжественно заявил Роман. – Скорее всего, для летательных аппаратов, наподобие тарелок.

– Ты уверен?

– Ну… Наполовину.

– Ясно. Давай сюда папку, я потом ещё раз посмотрю.

Роман со вздохом подтолкнул папку по столешнице ко мне.

– Никому не показывал?

– Обижаете! Обещал же…

– Ну ладно, ладно… А связи с числами Демона ты не узрел?

– Нет.

– Понятненько… Что ж, спасибо за работу. Можешь быть свободен.

Роман кивнул и молча ретировался из кабинета. Эх, Рома, Рома! Ты просто не знаешь, что проблему векторного представления L-чисел все же можно решить. По крайней мере, попытаться. Меня осенило сегодня утром – можно попытаться использовать геометрическую интерпретацию чисел как сети эллипсоидов в n-мерном пространстве. Ту самую сеть, что придумал сам Минковский задолго до того, как занялся пространством-временем. И я попробую, непременно попробую. И всё у меня получится с числами Демона.

Вечером, когда я вернулся домой, Машка с Владой вовсю чаёвничали на кухне, причём добрые три четверти бутылки джина они уже оприходовали. Джин был настоящий, английский, мне его привезли в подарок из Лондона в прошлом году. Ну как было не присоединиться к теплой компании? Тем более под такую славную закуску? Тут тебе и лимон, порезанный крошечными ломтиками-полумесяцами, и чёрные маслины с влажными боками, и маслянистые зелёные оливки, и невесомый, тонкий до прозрачности карбонад, и мягкий, душистый, в круглых дырочках, сыр. Они пили джин без тоника, обсуждая всё тот же вопрос – как Владе поскорей найти мужа. Лучше чтоб с квартирой. Но едва я уселся с ними за стол, дамы тут же заговорили о высоком. Вернее, заговорила Влада. А Машка больше слушала.

– Мне, – сказала Влада, – как и любому нормальному человеку всегда хочется совершенства. Но понимаешь, что это нереально, ведь гармония – она или есть, или её нет.

– Ты полагаешь, Влада, любой человек хочет совершенства? А ведь несовершенство – оно тоже совершенно в своём несовершенстве.

– Не понимаю. Как это несовершенное может быть совершенным?

– Не страшно, бывает, – улыбнулся я, – А гармонию чего ты ищешь?

– Прежде всего, я хочу гармонии и уважения.

– Уважение просто так получить нельзя, его придётся заслуживать. И всё же – гармонии в чём ты так жаждешь? Она бывает разная. Или ты про гармонию души и тела?

– Конечно же да!

– Ну не знаю… Возможно ли это даже в самом принципе. У меня вот не получается слитности: душа рвётся к светлому, скажем, к водке с солеными огурцами, а тело требует низменного, прозы. Жареной картошки с молоком. А разве можно совмещать соленые огурцы с молоком? Нет. Вот и получается, что гармонии в жизни нет.