Едва затих спор, как во двор ворвался Вовка. Запыхавшийся, краснолицый, взволнованный, даже возбуждённый: глаза выпучены, рот перекошен, размахивает руками, а сказать ничего не может.

– Чего случилось-то? – спросил его Славка, – ты откуда такой взбаламученный?

– Там, там, там… – тяжело дыша пытался произнёсти Вовка.

– Что там?

– Там, в Серебровке… Над моим домом – воздушный шар с лётчиком! – выпалил наконец Вовка.

Что тут началось! Мальчишки хохотали, сгибались пополам, держась за животы, падали на спину, дрыгая ногами, стукали друг друга по плечам и куда попало. Вовка решил, что ему не верят, и, сердясь всё сильнее, начал истово убеждать, что шар на самом деле был. И был красный и большой. А под ним висел лётчик! Серьезность его слов, а пуще того – возмущённое выражение лица только подливали масла в огонь: мальчишки хохотали так, что им не хватало воздуха, чтоб вздохнуть. Вовка уже надул губы, намереваясь обидёться на всю жизнь, и повернулся было лицом к воротам, как его остановил Васька. Он вытер слёзы грязными кулаками и севшим голосом объявил:

– Не сердись, Вовка. Дело в том, что это был наш шар, ВВАС-1.

– Как это – ваш?

– Ну так. Мне синоптики подарили.

– А почему ВВАС?

– Ну как почему? – перебил Славка, – потому что Васька, Вовка, Андрюшка и Славка!

– Здорово! А лётчиком кто?

– Суслик!

– Да? А мне показалось – человек.

– Да какой там человек… Шар даже Ваську поднять не может.

– Ясно. Ну, может и так. Он далеко был. И высоко. Я мог ошибиться. А почему вы меня не позвали на старт? – И Вовка уставился на Славку.

– Понимаешь, – начал мямлить тот, – бежать до тебя далеко… А тебя могло дома не оказаться, как в прошлый раз. А времени у нас не было – шар могли и стырить.

– Так ведь и вас фиг найдёшь, – парировал Вовка. – В Серебровке-то найти легче, я или в кузнице, или на лесопилке, или у магазина. А вас где искать? Пропадаете неизвестно где. Вот вчера днем, где были?

– На пекарне…

– Вот видите! Откуда я знаю, где вас искать. Хоть бы записку оставляли, что ли.

– А точно! – загорелся Андрюшка, – Давайте устроим тайник! И будем все туда записки складывать, кто, мол, куда пошёл и зачем. И где его искать. А?

– Здорово! – поддержал Славка, – Только не просто так, а будем писать секретные записки с указанием места и времени встречи.

– А если перехватит кто? – засомневался Андрюшка.

– Кто?

– Ну те же браться Бусыгины.

– Да… Это может быть. Вот что! Тут нужна конспирация. Чтобы если кто найдет записку – не понял, о ком идёт речь, – заявил Славка.

– Я придумал как нам зашифроваться! Я поменяю имя с фамилией, и стану Мишкой Володиным, – выпалил Вовка Мишин.

– Классно! А я тогда стану Левкой Славиным! – поддержал идею Славка Львов.

– А я – Петькой Васиным, – с энтузиазмом заявил Васька Петров.

– А я, пожалуй, не буду менять имя с фамилией, – грустно сказал Андрюшка Козлов.

Пацаны с жалостью посмотрели на него.

– Да, – сказал Славка, – Могут понять не так. Ну, тогда будешь ты Казимир Андреев.

На том порешили.

– А все-таки зря не позвали на пуск. Обидно, – вздохнул Вовка.

– Ничего, ещё шар заработаем. Уж без тебя не запустим, – уверил его Васька.

Тайник мальчишки устроили в укромном месте – заброшенном силовом щите, который висел на фонарном столбе, ночами освещавшем водосброс на плотине. Место удобное, людей мало, а мальчишек – того меньше, и просматривается хорошо, посторонний незамеченным не подойдет, не подсмотрит. Опять же – на полдороги от Кадочниково до Серебровки – никому не обидно. Кривой гвоздь, которым открывали замок, спрятали тут же, возле столба, под камнем. И секретная почта заработала.

Однако первая же депеша едва не перечеркнула саму идею переписки. Согласно договорённости, Андрюшка прибежал к тайнику на следующий же день, сразу после обеда. И обнаружил сложенный вчетверо тетрадный листок в линейку. Записка была лаконичной. Она гласила: «Срочно принесите ЁТ! Михаил Володин». Андрюшка запер щит и побежал домой. В дедушкиной столярке его ждали Васька со Славкой.

– Ну что, принёс?

– Ага, принес. Только я не понял ничего.

– Ну-ка, дай мне, я прочту, – авторитетно заявил Славка.

– На.

Славка прочитал записку, почесал затылок.

– М-да… Ясно вот что. Писал это Вовка – раз. Ему понадобился ЁТ – два. Нужен он ему срочно – три. Осталось узнать, что такое этот самый ЁТ.

– Ишь, умник! Это и без тебя ясно. А вот что за ЁТ такой – загадка…

– У тебя словарь какой есть?

– Есть.

– Тащи. Сейчас разберёмся.

Но они не разобрались и со словарём. Версий получилось всего три: ёлочная трость, ёмкостной тиристор и ёхорный танец. Все остальные слова на букву «ё» не подходили вовсе. В большей степени оттого, что это были фамилии. Впрочем, бурятский народный танец тоже отпадал, потому что принести его не было никакой возможности. А зачем Вовке понадобилась трость или тиристор – тоже непонятно. Ломали головы мальчишки долго, но кроме Ёшкина коТа ничего не придумали. Кот, впрочем, тоже не подходил, даже по буквам… Писать же, что они не знают, что такое «ЁТ» им показалось недостойным себя и даже стыдным. Поэтому они сочинили такую записку: «ЁТ найти нигде не можем. Принесём позже. Лев Славин». Ответное послание получили на следующий день: «ЁТ больше не нужен. Обошлись зелёнкой. Михаил Володин».

Неразбериха с записками вынудила друзей зауважать русский язык, а заодно Шапокляк, которая знала правила этого языка. Поэтому в среду, на общем сборе Вовке попало за то, что он пишет «лутьше» и «Нюй-Орк». Заодно ему растолковали, что ёт – вовсе не ёт, а йод. Непонятно почему, но пишется именно так. Урок этот Вовка усвоил так хорошо, что с тех пор писал «лучше», «Нью-Йорк» и «йод». А заодно и «йожик». И «йолка». Даже когда стал взрослым.

Ну хорошо, с этими словами разобрались. А что делать с другими? Не учить же правила, в самом деле! Они нудные и длинные и их ужасно много. Вышли из положения они с блеском: решили просто писать поподробнее. И в самом деле, напиши Вовка «принеси ЁТ царапину замазать», они б обо всём догадались. Вовка с доводами согласился и обещал писать подробнее, хоть и очень не любил выводить буквы.

Поскольку первый вопрос сбора так изящно разрешился, мальчишки не мешкая перешли ко второму, не менее важному. Состоял он из двух подпунктов: как раздобыть второй шар и кого на нем запускать. Добычу поручили Ваське – он всё равно возле синоптиков всё время крутится, они к нему давно привыкли, ему первей и дадут. А насчёт кандидата в пилоты спорили до самого обеда, чуть не подрались. Сначала хотели запустить ещё одного суслика, но потом решили, что интересней другого пилота, мол, к чему эксперимент второй раз повторять? Рассматривали кандидатуры лягушки и ящерицы – они прельщали малым весом и лёгкостью поимки. Однако слабые умственные способности пресмыкающихся поставили крест на затее – отправлять их в полёт было скучно, они скорей всего и не поняли бы ничего. Хомяк и морская свинка тоже отпали – тот и другой были в деревне в единственном экземпляре, в школьном живом уголке, выкрасть их откуда было непросто. Да и кто хочет идти в школу летом?! Ещё поймают и дадут задание… Наконец, родилась замечательная идея – запустить кота. И не просто запустить, а сбросить его с парашютом с высоты метров этак в пятьсот. Чтобы кот не потерялся и не пропал, а благополучно вернулся домой. Но Васька категорически отказался жертвовать ради науки своего кота Мишку. Не дам, говорит, и всё, японский городовой! Он и суслика-то с неохотой разрешил запулить в небо, да и только лишь после того, как убедился, что тот после приземления легко выпутывается из тесёмки. И тогда Славка вспомнил про Тихона. Того самого, что жил на улице Рабочей молодёжи в трёхэтажном доме. Неприлично толстый, ленивый до изумления, чёрный с белыми пятнами кот подходил как нельзя лучше. Потому что он был ничей, подъездный.

Для Тихона они сшили парашют, сперев у матерей простыни, бельевые верёвки и старую холщовую сумку. Парашют получился как настоящий: круглый, с ранцем, с вытяжным парашютиком, с застёжками на ремнях. Площадь его пересчитывали трижды, по настоящим формулам, которые Славка раздобыл в школьной библиотеке. И укладывать учились долго и терпеливо – у дяди Пети, бывшего в войну десантником. Научившись, мальчишки приступили к испытаниям – отлавливали кота, надевали рюкзак и сбрасывали его с крыши. И всё получилось замечательно, за исключением одной мелочи: Тихон никак не мог привыкнуть. Каждый раз, спускаясь во двор с пятиэтажки, он летел вздыбленный, с прямыми как палки ногами, выпученными, полными ужаса глазами, и орал благим матом. Один из испытателей дежурил внизу, чтобы вовремя успеть поймать кота, пока тот не смылся в кусты вместе с парашютом. Ему же приходилось выслушивать возмущённые крики соседей, привлечённых к окнам кошачьими воплями. Из-за этих соседей каждый раз после запуска Тишки ребята вынуждены были прятаться на заднем дворе. Там они отстёгивали парашют и аккуратно, по всем правилам, складывали его – для следующего пуска. Тихон, кот от природы добродушный, нелюбопытный и ласковый, а благодаря сытной жизни – обленившийся, после этих экспериментов обрел ловкость и научился мастерски лазить по деревьям. Характер кота, мирно продремавшего половину сознательной жизни на лавочке, благосклонно позволявшего себя погладить любому жильцу и уже давно ставшего привычной частью дворового ландшафта, резко переменился. Стал кот настороженным и чутким и, едва завидев ребят со знакомым рюкзаком, бросался наутёк. Впрочем, удрать ему удавалось редко.