Должно быть, это что-то из тех вещей. Не так, что ты вдруг оглянешься и обозначишь момент, когда пересек черту. Кто может с точностью воспроизвести, что толкнуло их через зыбкую грань, отделяющую Нормальное Поведение от Безумия, Аномалии, Преступления или даже худшего? И когда они понимают, что очутились по Ту Сторону?

Могу лишь сказать с уверенностью, что в определенный момент я огляделся и понял, что, кажется, больше не живу в собственной квартире. Однако не возьмусь точно утверждать, что конкретно я все-таки жил. Непонятным образом я законтачил с одним крэковым по имени Сэмми, негром, только что вышедшим из окружной тюрьмы. Я знал это потому, что он продолжал носить на запястье пластмассовый знак, какой там выдают. Но остальное мне по большому счету неизвестно.

В одно утро я карабкался вниз с Алварадо, когда этот коварный тип присоседился и пробурчал что-то про где можно нарыть офигительной отравы. Что, насколько я понимаю, он и сделал. Поскольку следующее, что я вспоминаю, это уже далеко не утро. Ночь. Того же или следующего дня. И я, Сэмми и Рулина, истекая потом в «Сесил-отеле» в нижней части города, соображаем, как бы без денег добыть крэка.

Наверно, Сэмми сказал, что он кого-то знает. Потом мы попадаем примерно в Южный Центр, чья-то детская рука в окне, я зажимаю в кулаке горсть крэка, и нога Сэмми вдруг резко опускается на мою, стоящую на педали газа. Люди вопят, машина срывается с места, чуть не оторвав ребенку руку, а я стараюсь не вписаться в припаркованные машины, как вдруг этот оглушительный БА-БАХ и ливень осколков орошает мне затылок.

Потом снова мотели. Снова отобранный крэк. Приступы озноба. Где нахожусь — без понятий. Охуеваю со страшной скоростью так, что не успеваю задуматься… Вот к чему мы пришли.

В тумане безумия я случайно забрел на встречу с психиатром. Я общался с наркологом во вторую отлежку в «Седарс», передознувшись на свой день рождения. Я зарядил семь граммов кокса и герыча и все же симулировать получалось только головную боль. Выяснилось — моя злосчастная судьба — у меня случился мерзкий приступ флебита. Обе руки раздуло до размеров пожарных кранов и настолько забило тромбами, что порошок никоим образом не попал бы в мозг.

Про отлежку в больнице помню только, как какой-то похожий на Джона Кэррэдина врач, возвышающийся над столом в приемной, объявил замогильным голосом, что «с руками придется проститься». К счастью, ампутаторы передумали. Я провалялся в палате три недели и, когда вышел, все еще мог аплодировать.

Больше воспоминаний про госпитализацию не осталось, за исключением одного счастливого стечения обстоятельств: я затусовался с доктором Бобом.

Боб Юркович — или доктор Боб, как он предпочитал, чтобы его называли — был долговязым психиатром, на год моложе меня, специализирующимся на наркоманах. Он посадил меня на прозак и доксепин, отчаянное фармацевтическое средство для восполнения серотонина в непрочной и перевозбужденной черепной коробке. В моем случае все нейротрансмиттеры были сожжены кокаиновым инвентором. Но медикаменты не главное. Главное — последующие старания доктора Б. Каким-то образом, продолжая свое нисходящее движение по спирали, я успевал попасть только, может, на один из четырех приемов. Пока однажды, после моего очередного изложения бессвязной саги о мотелях, «Кадиллаках», герыче, крэке, злобных пигмеях и прочих своих обычных подозрительных элементах, мой друг доктор вдруг посмотрел на меня, развел руками и сообщил свое авторитетное психиатрическое мнение.

— Ты своей герой выебан и высушен, — сказал он.

Тут же, пока я не начал оспаривать очевидное, он выложил мне остальное. «Не вижу смысла продолжать курс терапии. Своим образом жизни вы себя погубите, кого-нибудь убьете или, при удачном стечении обстоятельств, в конечном счете попадете в какое-нибудь заведение. Если повезет, — развивал он свою мысль, — то не в тюрьму. Поэтому отправляйтесь в Аризону».

Где-то, подумал я, я пропустил какой-то переход — в те дни я пропускал много связующих звеньев — но оказалось, я все услышал правильно. Либо через два дня я отправляюсь куда-то под названием Долина Прогресса в прекрасном городке Феникс, либо врач умывает руки.

— Вы имеете в виду, — запротестовал я, — что собираетесь послать меня в что-то типа «дороги к дому»? С постоянным проживанием?

Я начал было ныть, что такие штуки придуманы для неудачников, но даже в своем нынешнем состоянии под крэком я почувствовал, что мои контрдоказательства несколько натянуты.

— Именно это я и имею в виду, — подтвердил он. — И не говорите мне, что у вас нет времени.

Он подловил меня. В прошлый раз я не мог не сказать ему, что работаю.

— Думаю, что время выберу, — согласился я. — Это насколько?

— На девяносто дней.

— Девяносто дней в Фениксе? Летом?

Я услышал в своем голосе отчаяние и понадеялся, что он тоже его услышит. Он доктор Боб лишь улыбнулся. Он протянул мне листик бумаги с уже нацарапанным там номером телефона.

— Я уже обо всем договорился. Вам осталось только позвонить.

— Феникс, — повторял я, — Феникс, — борясь с желанием упасть на колени и орошать слезами его носки, всякий раз, как произносил это название.

— Все верно, — ответил он, похлопав меня по спине и проводив до двери. — Феникс, Аризона, в августе. Пошлите мне открытку, если выдастся минутка.

Первое, на что я обратил внимание касательно Феникса, это то, как выглядели летящие туда люди. Все мужики в самолете напоминали Харри Дина Стэнтона. Все тетки казались иссушенными. Будто они отправились загорать, заснули и проснулись, успев наполовину превратиться в вяленое мясо. И все без исключения щеголяли в ковбойских шляпах.

В отличие от англосов, старавшихся не попадать под ультрафиолет, граждане Феникса и не подозревали, что солнце вредно. Они были не просто темные, они походили на дубленую кожу. Излечившиеся.

Перед посадкой в самолет я накачался всякими вредными стимуляторами и анальгетиками. Наркотиков я с собой никаких не запас, употребил все перед взлетом. Факт в том, что я действительно хотел слезть. Но только по прибытии. Последний раз я задвинулся, по-моему, в аэропорте Бёрбанк в мужском туалете на Четвертом проходе. Позволил себе первый — и последний дозняк качелей на некоторое время вперед и затем смешался с ордой кожаного народа в веревочных галстуках и ковбойских ботинках из змеиной кожи, толкавшегося в предвкушении, как они ступят на взлетную полосу и поднимутся в блестящую крылатую колбасу, которая унесет их из окутанного смогом Лос-Анджелеса в стерильное пустынное пристанище.

Обитатели Долины Прогресса — или ДП, как нежно ее называли преданные жители — предписывали вновь прибывшим, сходящим с самолета, держать в руках Библию. Она заменяла им красные гвоздики. Эти встречающие в аэропорту засекали душеспасительный том, налетали на пострадавшего от наркозависимости заявителя, заталкивали его в фургон и транспортировали в «дорогу к дому».

Все правильно. Это был возврат в институциональный фургон. Мой любимый способ передвижения! Не знаю, что за вселенский союз алко-нарко-реабилитацию соединяет с этими славными вагончиками. Но одно явно не бывает без другого. Я ни ногой, ни задницей не бывал в фургоне со времен последней отлежки в наркологии на развеселом выгуле из Седарс-Синай до Ковбойского музея Джин-Отри.

Теперь я не просто заглянул в ковбойский рай, я переехал туда жить. Потому что стало ясно, не успели мы отъехать от аэропорта в Фениксе — или Небесной Гавани, как окрестили отцы города сие безводное сооружение — что та же самая западная восприимчивость, связанная с ловушками для туристов в дебрях Бёрбэнка, присутствовала здесь, в Аризоне, за пределами стен всех официальных учреждений. И теперь, благодаря своей неспособности контролировать объем поглощаемой химии, мне грозило стать ее новой иллюстрацией.

Но Феникс, черт бы его подрал, об этом месте можно долго рассказывать. Для начинающих тут процветает протезный бизнес. Феникс знаменит как крупный центр индустрии ненастоящих ног. В каждом третьем здании обязательно встретишь широкую витрину, где выставлены неотличимые от живых кисти и икры, всемирно известные искусственные части тела всех сортов. Плюс магазины париков. Почти на каждом углу гордо возвышался парикмахерский салон «У Хедди». Несомненно, поднявшееся, благодаря увеличивающему количеству раковых заболеваний среди населения, это место старается выполнить все ваши химические прихоти. Для того, кого пристрастие к тяжелым наркотикам затягивает все глубже, зрелище жуткое.