Такой вариант развития жизни как раз иллюстрирует неопределенное соотношение случайного и необходимого, предопределенности и свободы выбора. В толстовской пирамиде я занимал среднее положение и, по теории, имел вполне достаточно степеней своды, и был вполне счастлив. Мог купить машину не очень дорогую, без лишних понтов, поехать на ней, куда захочу и вообще… до тех пор, пока не понял, что это всё одна видимость. Нет никакой свободы, совсем нет!

Давайте пойдем логическим путем, без всякой мистики. Я попал в некую точку во времени и пространстве заранее, за два года до этого предопределенную в моем же сновидении. Что в этом такого уж страшного? Может быть, это контрольная точка из моего сыра? Хотя странно, если б это был первый день на новой работе, как прошлый раз в лаборатории или это была бы свадьба, экзамен, ну хоть сколько-нибудь примечательное событие, тогда было бы понятно, а так? Но это еще полбеды, есть определенная вероятность случайности. А гаишнику ведь тоже за два года до этого тоже было назначено служить в ГАИ и стоять здесь со своей машиной, и мужику с запыленной Волги тогда еще суждено было быть остановленным этим гаишником. Предположим, даже после этого остается еще призрачная вероятность случайности, а что делать с водителем троллейбуса и десятком пассажиров, которых я запомнил в лицо? А сам троллейбус тоже ведь не мог попасть в аварию или быть списанным за это время.

А парень, что продал мне мой зеленый раритет, был обязан поехать в Прагу за богемским стеклом, и старый чех там обязан был продать ему свою гордость. Что? это я им всё это назначил? игрой своего мозга?

И дорожные рабочие не могли не отремонтировать асфальт на Дмитровке. Не могла начаться мировая война и никакая другая всемирная катастрофа, потому что в этом случае встреча всех этих людей на этом перекрестке была бы совершенно невозможна. Спросите любого математика, осталась ли хоть мизерная доля вероятности случайного развития событий? И он вам скажет – нет! Абсолютный ноль!

Следующий логический шаг понятен? Если для перечисленных мной двадцати человек нет ни малейшего свободного выбора, то его нет и для всех остальных. Для всего мира! Причем это касается не только человечества. Я ведь не мог не взять себе собаку, а собака за это время не могла от меня убежать. У меня в квартире не могли не завестись тараканы, иначе бы я не повез в ремонт микроволновку. Ну ладно, это всё от меня до последнего тараканчика живые существа. А «неживая» природа?

У Божка в это время сгорел дом в деревне. Он не мог не сгореть, потому что Божок без этого был бы другим человеком с другими поступками, а дом не мог бы загореться, если бы в него не ударила молния. А что это значит? Значит, над домом не могла не появиться грозовая туча, причем секунда в секунду, точно в назначенное время.

Вдумайтесь в то, что это означает в общем виде – запрограммировано всё, не только человеческие жизни, но и так называемые явления природы, как органические, так и неорганические.

Матрица! Стопроцентная предопределенность!

Теперь понимаете, чего мне больше всего захотелось сделать, когда я это всё понял и осознал? Мне захотелось застрелиться! Уничтожить себя, исполнить мысль Толстого: нет свободы, нет и человека!

И знаете, почему я не застрелился? Оружия у меня полно.

Простая логика – не судьба! Матрицей это событие не предусмотрено.

Но еще год, примерно, мне было очень плохо. Усугублялось это еще тем, что поделиться таким знанием практически ни с кем не возможно, всё приходится носить в себе. Я пытался рассказать самым близким, но видел, что это бесполезно. Они непроизвольно прятались, закрывались от такого знания. Для того чтобы такое знание принять нужно быть более или менее подготовленным.

Потом я начал писать книгу и мне стало легчать. К концу этой работы надеюсь успокоиться совсем. В конце первой книжки я говорил о свободе после получения приказа. Это тоже свобода. Понятие свободы совсем неоднозначно. Надеюсь к этому понятию еще вернуться.

А к Вам, мой дорогой читатель, у меня предложение, не отвергать с порога рассуждения, изложенные в этой главе, и не считать сразу автора сумасшедшим, а порассуждать на предложенную тему чуть позже, отложив книжку в сторону. Представьте себе, что Вы предсказатель, Вольф Мессинг. Вы увидели и предсказали какое-то событие, а года через два-три оно сбылось во всех деталях и подробностях. Какие из этого можно сделать выводы?

Если ваши выводы будут отличаться от моих, я не обижусь.

Если вы приступили к чтению второй книжки, значит, вам еще не надоело читать моё правдивое повествование.

А почему, собственно должно надоесть? Смотрят же люди пятисотсерийные сериалы, да еще и обсуждают между собой, выйдет ли из больницы какая-нибудь Марианна после выкидыша? и возьмут ли её теперь замуж? И как посмотрит её отец Хулио на небогатого жениха?

А ведь это же всё – досужие вымыслы, а я вам пишу чистую правду. К тому же, у меня есть благородная цель – рассказать вам о необычайных случаях из моей жизни и разъяснить их смысл. Но, чтобы вы верно поняли значение этих событий, вы должны посмотреть на них как бы моими глазами и увидеть их в контексте общего течения времени. А для этого вы должны прожить вместе со мной хотя бы малую часть моей жизни.

Любая человеческая жизнь построена по законам классической трагедии, в ней всегда можно увидеть некоторую экспозицию – это условия жизни, родители и ближайшее окружение. Имеется много сюжетных линий: карьерная, любовная, духовная, наконец. Причем этих линий много. Однолюбы попадаются редко.

И духовное развитие затаскивает нас то в одну, то в другую сторону. Кульминаций в жизни много и они никогда не совпадают друг с другом. Согласитесь, трудно себе представить, чтобы карьерная кульминация совпала со столь же пиковой духовной составляющей, да и любовные взлёты, возникая, заглушают всё остальное.

А конец всегда трагичен. Конец у всех один, как говорят.

А я в этом сомневаюсь. Пойдемте со мной, мой читатель, и я вам покажу, что степень трагичности конца зависит от развязки, которую мы сами себе устраиваем.

Мы переехали на новую квартиру перед самым Новым годом, и встречали праздник, сидя на стопках книг у журнального столика. Несмотря на все неудобства, мы были вполне счастливы.

Наш новый дом был на самом конце города – из окон просматривалась кольцевая автомобильная дорога. Дом в народе называли Китайской стеной, потому что мы, из последнего подъезда садились в трамвай на первой остановке от конечной, вторая остановка была в середине дома, а жильцы из первого подъезда садились только на следующей. Наш дом закрывал целый квартал только что выстроенных домов, за которым начинался Алешкинский лес. Мы ходили в этот лес кататься на лыжах, а летом – просто гулять, тогда там еще были грибы и ягоды. Чуть дальше, за конечной шестого трамвая, если пройти мимо деревни Андреевки, был старый и очень приятный для прогулок парк Шмидта, где снимали «О бедном гусаре…». Между Шмидтом и Алешкинским лесом уцелел еще большой яблоневый сад. Одним словом, красота!

Но нужно было устраиваться на работу. Я перебрал несколько вариантов более ли менее рядом с домом и остановился на самом денежном варианте – Трикотажной фабрике. Это была образцово-показательная фабрика. Устроиться туда на ИТРовскую должность можно было только по блату, звоночек естественно сделали через мать. Я не думал, что на гражданке можно получать денег столько же, сколько в армии, разве можно было отказаться? Хотя…

Я увольнялся из армии, собственно, для перехода на службу в КГБ, но на мое место уже взяли другого, мне, правда, предложили в кадрах варианты, которые не устраивали уже меня. Одним словом, не сложилось.

Когда я пришел знакомиться с руководством фабрики, директрисы не было на месте. Принимала меня главный инженер, милейшая женщина. Она предложила мне поработать старшим инженером по научной организации труда, нарисовала мне кучу проблем, которые нужно срочно решать, и я загорелся. Я тогда еще не знал, что НОТ очень непрестижная работа, котируется ниже, чем инженер по ТБ или пожарник. Но всё зависит от человека, и я сумел немного приподнять этот самый престиж, расширив по собственной инициативе круг своих обязанностей. За это, правда, я получал на орехи, но это было уже позже, а в самом начале я был полон энтузиазма и радужных надежд. Хотя, я, наверное, отказался бы сразу от этой работы, если б на работу меня принимала директриса.