В начале сентября Н. И. Небогатов посетил и своего старого начальника — З. П. Рожественского. «…Подолгу сидел», — писал В. И. Семенов. Зиновий Петрович положительно воспринял аргументы Небогатова, которые принудили его сдаться. Поскольку Николай Иванович, исключенный из службы, был отпущен японцами в Россию, З. П. Рожественский решил передать с ним рапорт А. А. Бирилеву. При этом он писал жене о том, что рапорт будет привезен именно ей (Небогатова Бирилев не примет), а она должна передать его по назначению.
Забегая несколько вперед, следует сказать о том, что откровения Н. И. Небогатова, желавшего объективного суда, задевали профессиональную компетентность Зиновия Петровича как командующего. И адмиралы, возвратившись в Россию, мягко говоря, охладели друг к другу.
В отношении «непочтительного» В. П. Костенко и поддержавших его офицеров (с «Орла» — лейтенант К. П. Славинский и мичман О. А. Щербачев) недовольство командующего проявилось еще в Японии. Вначале адмирал через лейтенанта А. Е. Леонтьева — бывшего флагманского минера своего штаба — безуспешно пытался привлечь В. П. Костенко к выработке «плана восстановления флота». Потом, получив доносы о встречах корабельного инженера с редактором журнала «Япония и Россия», американским поданным доктором Русселем, Зиновий Петрович вызвал «юнца» лично для получения оказавшейся у него запрещенной литературы, адресованной В. П. Костенко. «Вот вам письма от вашего друга Русселя, — сказал Костенко З. П. Рожественский. — Берите и уходите. Но уже в Россию не показывайтесь! Ведь вы — инженер, они устроят вас. Но казенных денег вам больше не видать! Отправляйтесь к вашему другу Русселю на Гавайские острова разводить бананы»[175].
Встречи адмирала с лейтенантом К. П. Славинским и капитаном 2–го ранга Н. Н. Коломейцевым, старшим в «мятежном» общежитии, также показали, что авторитет командующего значительно пошатнулся и не может более служить защитой от критики «снизу». Многие офицеры не считали сдавшегося флагмана начальником.
Отрицательные эмоции у пленного адмирала и чинов его штаба вызвали помещенные в «Новом времени» статьи Н. Л. Кладо, где последний подверг критике действия командующего эскадрой в Цусимском сражении. Кладо, конечно, еще не обладал вполне достоверной информацией, но многие его выводы били в самую точку и болезненно воспринимались адмиралом. В. И. Семенов обратился к японским источникам и стал переводить на русский язык «Ниппон–кай тай–кай–сен» — «Великое сражение Японского моря», ставшее первым опубликованным у нас описанием Цусимы, сделанным противником.
Зиновия Петровича несколько успокаивали запросы из Санкт–Петербурга о состоянии здоровья и работоспособности в будущем Адмирал Бирилев даже интересовался, согласится ли З. П. Рожественский вновь принять ГМШ. Отправляя министру рапорт, Зиновий Петрович писал жене, что он вряд ли сможет это сделать, так как ему будут в лицо припоминать цусимский погром
5 октября 1905 г. в газетах было официально объявлено о ратификации мирного договора между Японией и Россией. Для военнопленных это означало близкое возвращение домой. Начало пути в Россию в ноябре 1905 г. для Зиновия Петровича было омрачено бунтарским поведением бывших военнопленных — нижних чинов — на пароходе «Воронеж». Недовольные качеством пищи, матросы и солдаты под влиянием вестей о революционных событиях на Родине возмутились и фактически вышли из повиновения судового начальства. Не смогли успокоить их и освобожденные из плена офицеры, среди которых были два адмирала — З. П. Рожественский и Р. Н. Вирен.
Роберт Николаевич Вирен, допустивший гибель вверенных ему кораблей 1–й эскадры в гаванях Порт–Артура (они достались японцам в качестве трофеев), встретил сочувственное отношение Рожественского и Семенова. Этого нельзя было сказать о нижних чинах, которые не удостоили адмиралов особым почтением. В ответ на попытку призвать толпу к порядку в обычной своей экспансивной манере — с руганью — Зиновий Петрович сам подвергся оскорблению со стороны раненного квартирмейстера, ворвавшегося в каюту к адмиралу.
Угроза физической расправы с офицерами заставила капитана парохода обратиться к японцам Те навели порядок, прислав своих полицейских. Пароход «Воронок» был задержан в Нагасаки из‑за восстания во Владивостоке, а мятежный эшелон расформирован. З. П. Рожественский прибыл во Владивосток 13 ноября 1905 г. на военном транспорте «Якут». Город явил адмиралу и его офицерам печальные следы погрома, которым сопровождалось недавнее восстание, а обширный рейд с жалкими остатками флота вызывал в памяти события минувшей войны.
По словам В. И. Семенова, многие офицеры во Владивостоке тоже ждали от Зиновия Петровича участия в возрождении морской мощи России. Это несколько ободряло. Так же, как и теплые проводы, устроенные 17 ноября адмиралу, который уезжал в Санкт–Петербург по железной дороге.
В пути З. П. Рожественский встречался и беседовал с генералами Н. П. Линевичем и А. Н. Куропаткиным. Последний, как пишет В. И. Семенов, «выразил надежду, что адмирал в Санкт–Петербурге скажет правду, всю правду… если послушают…»[176]
Ехали не слишком быстро — вдоль Великой Сибирской трассы бушевали революционные страсти, нередкими были и забастовки. Но отношение к адмиралу, пролившему кровь за Отечество, было доброжелательным, вышедшие из повиновения своим начальникам солдаты даже кричали ему «ура».
В Санкт–Петербург З. П. Рожественский прибыл вечером в морозный вторник 6 декабря. В четверг его принял Николай II, записавший в дневнике: «Вид у него (у адмирала — В. Г.) был лучше, нежели я думал»[177]. Содержание беседы адмирала с императором неизвестно. В. И. Семенов в «Расплате» пишет, что Зиновий Петрович в это время закончил свое официальное донесение, дополненное им в дороге сводкой проверенных рапортов командиров и офицеров. Этим он доказывал, что может и в силах работать, в том числе, возможно, возглавить обобщение опыта войны. В то же время в печати звучала резкая критика руководства погибшей 2–й эскадры. Нашлись у адмирала враги и под адмиралтейским шпицем в виде могучей коалиции «…из членов того сословия, которое издревле считало морское ведомство своей жалованной вотчиной, данной на кормление»[178]. Кто были эти враги, В. И. Семенов не назвал, но надо признать, что и Зиновий Петрович, и он сам были все из того же сословия, что и их таинственные недоброжелатели.
Одним из симптомов изменившегося отношения власти к Зиновию Петровичу стало назначение 19 декабря 1905 г. приказом по Морскому ведомству следственной комиссии по выяснению обстоятельств Цусимского боя. Председателем комиссии назначили 64–летнего вице–адмирала Я. А. Гильтебрандта, бывшего в 1899–1900 гг. начальником эскадры Тихого океана, а членами — контр–адмиралов П. П. Моласа, Э А. Штакельберга, капитана 1 -го ранга А. Ф. Гейдена и капитана 2–го ранга Г. К. Шульца. Никто из членов комиссии в войне с Японией не участвовал; это, понятно, вызвало ироническое отношение В. И. Семенова. Однако очевидно, что именно такая комиссия, а в нее входили достаточно опытные моряки, могла высказать боле или менее объективное мнение. Стоимость же кораблей 2–й эскадры печать оценивала в 144 млн руб. Скажем прямо, эта стоимость была еще занижена.
Комиссия работала обстоятельно, и многие видели в этом руку старого отличника учебы капитана Густава Шульца. Участникам событий, в том числе и З. П. Рожественскому, был предложен обширный перечень вопросов[179], в том числе вопросов, призванных выяснить роль самого командующею погибшей эскадрой. Зиновию Петровичу пришлось на эти вопросы отвечать, а не возглавлять исследование опыта войны, на что надеялся В. И. Семенов. Показания З. П. Рожественского, отчасти уже приведенные нами в этой книге, представляют большой интерес, поскольку содержат его личные, хоть и post factum, оценки обстановки и своих действий. В показаниях явно просматривается тактическая беспомощность командующего эскадрой. По его мнению, сущность плана сражения определялась целью прорыва через пролив и заключалась в том, что «эскадра должна была так маневрировать, чтобы, действуя по неприятелю, по мере возможности, продвигаться на север»[180].
