«Не знаю, как на других судах, — вспоминал В. И. Семенов, — но на «Суворове» настроение было бодрое и хорошее. Чувствовалась некоторая озабоченность, но без суеты».

После горячего обсуждения возможностей прорыва Цусимским проливом офицеры флагманского броненосца разошлись по своим постам. Кое‑кто спал в кают–компании в готовности немедленно прибыть на свое место по боевому расписанию. Старший инженер–механик капитан Б. Вернандер жаловался В. И. Семенову на чрезмерный расход угля, который оказался плохого качества и время от времени возгорался в ямах.

З. П. Рожественский встретил ночь на переднем мостике. К 3–му часу утра командир В. В. Игнациус уговорил его поспать, и адмирал задремал там же, в кресле. Неистребимый оптимист Игнациус, зная, что его корабль, носивший самое почетное для всех военных России имя непобедимого генералиссимуса, будет главный мишенью противника, весело шутил с Семеновым, приглушая смех из опасения разбудить командующего.

Оба они, и Игнациус, и Семенов, не знали, что именно в это время — в 2 час. 45 мин. 14 мая — один из японских разведчиков — вспомогательный крейсер «Синано–Мару» — обнаружил

яркие огни госпитальных судов «Орел» и «Кострома», а вскоре различил и силуэты боевых кораблей российской эскадры.

В 4 час. 45 мин. адмирал Того на борту «Микасы» в бухте Мозампо получил радиограмму «Синано–Мару», которая содержала место и примерный курс долгожданного противника. Убедившись, что русские направляются в восточный проход Корейского пролива, который японцы называют Цусимским, Того в 6 час. 15 мин. вышел из Мозампо с тремя боевыми отрядами и пятью отрядами истребителей.

После восхода солнца погода несколько прояснилась, но горизонт оставался во мгле, видимость не превышала 6–7 миль. Свежеющий юго–западный ветер силой 3–4 балла развел волнение, которое особенно не мешало крупным кораблям, но заставило японского командующего отправить малые миноносцы в укрытие — в пролив между островами Цусима. От качки страдали истребители и даже малые крейсера, все это было на руку русским, повышая шансы на успех в бою главных сил, где их противник не имел явного превосходства, по крайней мере на бумаге.

С рассветом 14 мая «Светлана», «Алмаз» и «Урал», в соответствии с полученным накануне приказанием адмирала, ушли в хвост эскадры Семенов писал — для защиты с тыла транспортов. Сам Рожественский объяснил, что он перевел в тыл разведывательный отряд, «чтобы не стеснять перестроения эскадры из походного строя в боевой, когда в том явилась бы надобность»^[151].

Около 6 часов утра догнавший полным ходом голову эскадры «Урал» переполошил флагманский броненосец семафором об обнаружении в хвосте четырех неопознанных кораблей. С этого времени Зиновий Петрович был на ногах. Через 45 минут ему доложили об обнаружении силуэта какого‑то судна позади правого траверза. Вскоре выяснилось, что это ветеран японского флота крейсер 3–го класса «Идзуми», в прошлом — знаменитая эльсвикская «Эсмеральда». В 8 час. утра «Идзуми», шедший параллельным курсом с эскадрой, был всего в 50 кбт. от «Князя Суворова», на котором развернули в сторону противника кормовую 12–дюймовую башню («доставала» на 74 кбт.). Практически одновременно на всех кораблях, вслед за «Князем Суворовым», взлетели вверх стеньговые Андреевские флаги.

Неудивительно, что «Идзуми», ожидая наказания за дерзость, поспешил вильнуть вправо и стал удаляться. Однако японцам следовало бы заглянуть в святцы, так как русские не собирались стрелять, а подъем стеньговых флагов пока означал только праздничный день — день коронования императора Николая II и императрицы. Это был своего рода салют цезарю. «Ave caezar, morituri te salutant», — говорили гладиаторы в Древнем Риме — «Да здравствует император, идущие на смерть приветствуют тебя». Но те же парадные стеньговые флаги имели значение боевых, они в тот день уже не спускались, и многие корабли эскадры унесли их с собой на дно Японского моря.

Исчезновение «Идзуми» отнюдь не означало, что японцы потеряли след: с 9 час. 45 мин. российскую эскадру на дистанции 65–75 кбт. сопровождал отряд вице–адмирала Катаока — броненосец «Тин–Эн» и три крейсера типа «Мацусима». Это была наиболее слабая часть японского флота, и Катаока рисковал.

Вскоре после обнаружения этого отряда противника З. П. Рожественский решил перестроить эскадру из походного в боевой порядок, и во главе 1–го и 2–го броненосных отрядов 11–узловым ходом стал выдвигаться вперед с целью принять в кильватер 3–й броненосный отряд и отряд крейсеров. Около 11 час, когда перестроение еще не было окончено, с левого борта к эскадре на 40 кбт. приблизился 3–й японский боевой отряд в составе крейсеров «Касаги», «Титосе», «Отова» и «Нийтака». Приняв случайный выстрел из 152–мм. башни «Орла» за сигнал к открытию огня, «Ослябя», броненосцы 3–го отряда и «Князь Суворов» обстреляли японские крейсера и заставили их поспешно отойти. Стрельба русских кораблей, безрезультатная, как и ответный огонь противника, была остановлена сигналом З. П. Рожественского «не бросать снарядов».

Командующий эскадрой, отказавшись от тактической разведки, не воспользовался и удобным случаем для атаки подставленных под его удар слабых отрядов противника. Он посчитал это «побочным предприятием», не желая «увлечься погоней в сторону возможного нахождения главных сил японского флота». Рискованное выдвижение японцами своих крейсерских сил, включавших и устаревшие тихоходные корабли, осталось безнаказанным. В полдень, считая себя в центре Цусимского пролива и сохраняя 9–узловую скорость, русская эскадра повернула на курс норд–ост 23° — во Владивосток.

В 12 час 30 мин. З. П. Рожественский попытался выстроить строй фронта из 12 броненосцев, но в самом начале маневра отказался от его завершения: во мгле снова показались японские крейсера–разведчики. В результате сильнейший в эскадре 1–й отряд броненосцев двумя последовательными поворотами выстроился в кильватерную колонну несколько впереди и в 12–15 кбт. правее 2–го, 3–го броненосных и крейсерского отрядов.

Построение всех броненосцев в строй фронта угрожало опасностью быстрого охвата любого фланга противником, поэтому жалеть об отмене маневра не приходится. Но и две кильватерные колонны, построенные «уступом вправо», имели смысл только при стремлении к раздельному маневрированию отрядов, основанному на достоверной информации о противнике. Такой информацией З. П. Рожественский не располагал, поэтому внезапное появление японских броненосцев могло привести к частичному поражению русской эскадры.

Наибольшую угрозу для эскадры, естественно, представляли четыре японских броненосца, объединенные с крейсерами «Ниссин» и «Касуга» в 1–й боевой отряд под личным командованием Того. Этот отряд не имел подавляющего превосходства над русским 1–м отрядом Логичным решением для З. П. Рожественского было присоединение пятого быстроходного броненосца «Ослябя» — и атаковать броненосцы Того с выгодной для русских орудий дистанции (порядка 20–25 кбт). Тяжелое повреждение одного–двух линейных кораблей могло заставить японцев отказаться от продолжения боя. Однако русский командующий предпочел пассивный образ действий, а об опасности частичного разгрома подумал только после того, как «Сисой Великий» в 13 час. 15 мин. сигналом доложил об обнаружении главных сил японского флота, пересекавших курс эскадры справа налево в дистанции около 60 кбт.

Адмирал Того, уточнив боевой порядок противника, первоначально решил напасть на левую, ведомую «Ослябей» и более слабую его колошгу. Японские моряки хорошо различали русские корабли, выделявшиеся черными корпусами на фоне мглистого горизонта, и адмирал Того уверенно держал правее обнаруженного противника. В кильватер флагманскому «Микаса» правили «Сикисима», «Фудзи», «Асахи», «Касуга» и «Ниссин». Чуть правее и позади вице–адмирал Камимура вел 2–й боевой отряд — «Издумо» (флаг), «Адзума», «Токива», «Якумо», «Асама» и «Ивате».

В 13 час. 36 мин. на мачте «Микасы» взвился заранее приготовленный сигнал: «Судьба империи зависит от этого боя. Пусть каждый приложит все свои силы». Лавры Горацио Нельсона не давали покоя скромному японскому главнокомандующему.