Обо всем этом маршал доложил в Ставке. Ему было велено возвратиться на Волховский фронт. 9 марта вместе с ним туда прилетели член ГКО Г. М. Маленков и заместитель командующего ВВС Красной Армии А. А. Новиков.
Совместно с командованием фронта были приняты меры к продолжению Любаньской операции, но успеха она все же не принесла. Силы наших войск иссякли, а противник, перейдя в середине марта в наступление, 19 марта сумел перерезать горловину прорыва к западу от Мясного Бора. 2-я ударная армия оказалась в окружении. С этого момента на протяжении более 3-х месяцев (до конца июня) в условиях весенней распутицы наши войска вели ожесточенные бои по прорыву окружения.
Но Ворошилов их свидетелем не был: 25 марта его отозвали в Москву. Близилась весна, она предвещала расширение военных действий и, как следствие, потребность в новых обученных и вооруженных дивизиях. Вновь Ворошилов в беспрерывных поездках. Но теперь было очевидно: самое трудное позади, войска получают все больше и больше оружия и техники, у них есть время подготовиться. Разбирая 12 июня 1942 года итоги двустороннего учения в частях 139-й стрелковой дивизии, Ворошилов говорил:
— Второй раз я присутствую на занятиях вашей дивизии. Если в первый раз дело вышло не совсем хорошо, то сегодня все три полка выглядели значительно лучше… Каждый час, каждая минута должны быть разумно вами попользованы. Каждый последующий час должен наращивать новые знания и навыки в боевой подготовке. Урон врагу нанесет только тот, кто хорошо овладеет военным делом!
Всего за время работы с резервами Ворошилов и подчиненные ему инспекторские группы приняли участие в подготовке 64 стрелковых и 8 кавалерийских дивизий, 58 бригад, 11 армий. Это был огромный труд.
Летом 1942 года на советско-германском фронте вновь развернулись колоссальные сражения. Под Сталинградом советские солдаты истребляли лучшие вражеские дивизии. Тем временем наши союзники — правительства Великобритании и США — не думали выполнять своего обещания открыть в 1942 году второй фронт в Европе. Поскольку нарушение этого обещания серьезно сказывалось на состоянии союзнических отношений, в Москву для объяснений с советскими руководителями пожаловал премьер-министр Великобритании сэр Уинстон Черчилль.
Вечером 12 августа 1942 года в Кремле Черчилль и А. Гарриман были приняты Сталиным, Молотовым и Ворошиловым. Беседа с самого начала приняла напряженный, а по временам даже и слишком острый характер. Черчиллю приходилось нелегко, так как он был вынужден под любыми предлогами, часто и надуманными, объяснять, почему же союзники считают невозможной высадку в Северной Франции и тем самым фактически отказываются помочь Красной Армии, несущей основную тяжесть схватки с вермахтом. Разговор на эту тему был Черчиллю «крайне неприятен», по его собственному признанию в мемуарах.
И на этом заседании, и на последующих Черчилль пытался убедить Советское правительство, что планируемая союзным командованием высадка войск в Северной Африке может решающим образом сказаться на положении в Европе. О том же шла речь и 15 августа 1942 года на встрече военных представителей союзников с Ворошиловым, Шапошниковым и Вороновым.
Начальник генерального штаба Великобритании А. Брук долго говорил о невероятных трудностях, с которыми столкнутся союзники при попытке высадки десанта в Северной Франции. Советским военачальникам, уже 14 месяцев на практике решавшим такие проблемы ведения современной войны, которые и не снились англо-американским генералам, доводы Брука не могли не казаться более чем отговорками, даже и смешными. Столь же неубедительными для них были и рассуждения маршала авиации А. Теддера, пытавшегося уверить слушателей, будто англо-американская авиация, располагавшая уже и тогда многими тысячами совершенных боевых машин, не в Состоянии обеспечить десанту прикрытие с воздуха. Ворошилов долго выслушивал союзников молча и наконец спросил:
— Почему же для такой важной десантной операции Англия выделяет только шесть дивизий из двадцати имеющихся в наличии?
Генерал Брук долго не хотел говорить прямо, что английское правительство не намерено высаживать десант во Франции, а готовится к операции «Факел» в Северной Африке.
— Какими силами и когда эта операция будет осуществляться? — немедленно поинтересовался Ворошилов.
Генерал Брук и здесь предпочел уйти от прямого ответа, сославшись на то, что не уполномочен Черчиллем подробно говорить об этой операции.
Зато сами союзники очень хотели получить важные и, несомненно, глубоко секретные сведения. Это обнаружилось, когда командующий английскими войсками в Юго-Восточной Азии фельдмаршал А. Уэйвелл задал следующий вопрос:
— Нас интересует обстановка на Кавказе, ибо ухудшение ее создает угрозу нашим войскам на Ближнем Востоке и в Индии. Было бы желательно, чтобы вы, — он обратился к Ворошилову, — получили разрешение вашего правительства вести переговоры по вопросу о Кавказе.
Давний интерес англичан к Кавказу, к его нефти был хорошо известен, и напрасно Уэйвелл пытался замаскировать преследуемые им цели.
— Нам не требуется какого-то специального разрешения правительства, — ответствовал Ворошилов, — чтобы обменяться мнениями о ходе сражений на Северном Кавказе. Такое согласие будет необходимо, если мы вознамеримся принимать конкретные решения.
После небольшого перерыва, на втором заседании Уэйвелл вновь настойчиво просил рассказать о положении на Кавказе. Было очевидно, что английские военачальники, сбитые с толку своими «экспертами», всерьез опасались за Кавказ. Эти «эксперты» предсказывали английскому правительству окончательный разгром Красной Армии еще в июле — августе, затем осенью 1941 года, а летом 1942 года вновь стали со дня на день ожидать крушения Советского государства и настойчиво убеждали в его близости свое начальство[46].
— Мы не собираемся отдавать Кавказ, — голос Ворошилова был тверд, — и абсолютно уверены, что в ближайшее время немцы будут там остановлены. Принимаются надежные меры к удержанию этого, — маршал усмехнулся, — крайне важного и для нас района.
Теперь разговор продолжил Брук:
— Какими силами вы располагаете на Кавказе?
— Сил и средств у нас здесь не меньше, чем у немцев, — отвечал Ворошилов, — что-то около 25 дивизий. А ведь наступают они, мы обороняемся…
После этого зашла речь о возможной помощи англичан. Брук долго распространялся на тему о союзнической верности Великобритании. Наконец Ворошилов не вытер* пел:
— Хотелось бы знать конкретно, какую помощь мы можем получить?
И тут выяснилось, что можно рассчитывать лишь па восемь авиационных эскадрилий, и то только после успешного завершения операции в Северной Африке! В качестве же предварительного условия такой «щедрой» помощи англичане хотели бы ввести на Кавказ свои аэродромные части и подразделения. На это Советское правительство никак не могло пойти. Когда же Ворошилов и его коллеги возвратились к разговору об открытии второго фронта, Брук стал раздражаться.
— Бесполезно продолжать наш разговор! — заявил он. — Операция проведена не будет!
Черчилль в мемуарах писал, что «в конце концов Брук даже повел себя несколько резко, и военное совещание было прервано довольно внезапно». Поскольку было ясно, что решение отложить открытие второго фронта не будет пересмотрено союзниками, Советское правительство не стало обострять отношений, так как это лишь ослабило бы антифашистскую коалицию. Приходилось рассчитывать только на свои силы.
В приволжских степях, у города, который когда-то защищала 10-я армия Ворошилова, шло решающее сражение второй мировой войны. Момент был очень напряженным, и советские люди как на фронте, так и в тылу использовали все ресурсы, имевшиеся в их распоряжении. Необходимо было активизировать также и сопротивление на оккупированной территории, поддержать, развить партизанское движение.
С первых недель войны советские партизаны были весьма серьезным противником гитлеровских оккупантов, и Ворошилов еще летом 1941 года немало сделал для развертывания партизанской войны в Ленинградской области. Но то было только начало. За прошедший год, несмотря на испытания и потери зимой 1941/42 года, партизаны стали грозной силой. Ставка учитывала возможность их использования при проведении тех или иных операций на фронте. Для централизации действий партизан 30 мая 1942 года был создан Центральный штаб партизанского движения во главе с П. К. Пономаренко. Штаб координировал действия партизанских отрядов, посылал своих представителей в тыл врага, вызывал партизанских вожаков в Москву, устраивал их совещания. В конце августа в Москву из Брянских лесов прилетела большая группа руководителей партизанских соединений.
