Смещение Ворошилов переживал тяжело. Очевидец рассказывал, что, прощаясь с работниками штаба, маршал говорил:
— До свидания, товарищи! Отзывает меня Верховный… — Помолчал и добавил: — Так мне, старому, и надо!…А в том, что разгромим мы здесь фашистскую сволочь, ни минуты не сомневайтесь!
Ставка, конечно, тогда имела достаточно поводов быть недовольной ходом боевых действий под Ленинградом. Но при оценке их сегодня, когда мы располагаем более или менее точными цифрами, следует исходить прежде всего из несомненного превосходства гитлеровских войск в силах и средствах на Северо-Западном направлении. Даже краткие сведения о боевых действиях на этом участке фронта, приведенные выше, показывают, что Главнокомандующему Северо-Западным направлением все время приходилось руководить войсками, отбивавшими натиск превосходящих сил врага. Инициатива все время была у гитлеровцев, они наносили удары своими бронированными соединениями в наиболее уязвимых направлениях, и перед Ворошиловым все время стояла необходимость затыкать возникающие бреши. Тем не менее: если за первые 19 дней войны, до 10 июля 1941 года, фашистские войска на Северо-Западном направлении сумели продвинуться на 500 километров (в среднем по 26 километров в сутки), то за 30 дней наступления в июле и августе они смогли преодолеть только 150 километров (то есть по 5 километров в сутки). В августе же и сентябре этот темп был еще меньше — по 2,2 километра в сутки. За это продвижение немецко-фашистские войска платили высокую цену — и людьми, и техникой. Но Ленинград они не взяли. Тем самым план «Барбаросса» был сорван и на северном участке фронта, «блицкриг» не состоялся и здесь.
Обстановка на всем советско-германском фронте осенью 1941 года была грозной: достаточно вспомнить неудачу наших войск в сентябре восточнее Киева и окружение под Вязьмой в начале октября. Такого рода неудачи в первую очередь надо объяснять не свойствами командующих армиями и фронтами, хотя они, эти свойства, имеют немаловажное значение, а общим соотношением сил и средств. Это соотношение, как известно, было далеко не в пользу наших войск. Не может быть забыто и то, что в успехе отражения вражеского штурма в сентябре под Ленинградом есть и значительная доля труда, сил, нервов предыдущего командующего фронтом — Ворошилова.
С тяжелым чувством оставил он Ленинград. Желание что-то сделать для осажденного города не покидало его, и поэтому он охотно поехал вновь на Ленинградский фронт, в 54-ю армию.
Эта армия еще 2 сентября начала сосредоточиваться в районе Новая Ладога — Волховстрой — Тихвин. Ей удалось воспрепятствовать продвижению войск противника к востоку от Мги. Но другую свою задачу — прорыв кольца, сомкнувшегося вокруг Ленинграда, — армия выполнить не смогла. Когда в ночь на 20 сентября у Московской Дубровки 115-я стрелковая дивизия, переправившись через Неву, захватила плацдарм на ее левом берегу, соединения 54-й армии не смогли пробиться на помощь ленинградцам с востока. Немалая доля вины в том падала на командующего армией Г. И. Кулика. Ворошилов знал его хорошо еще со времени боев на Украине весной 1918 года, знал его храбрость и преданность, но как командующий армией Кулик оказался не на высоте. 25 сентября он был смещен, а на следующий день пришлось прекратить наступление армии. Первая попытка деблокады Ленинграда не удалась. 54-я армия не смогла прорвать кольцо, но она отвлекла соединения 39-го механизированного корпуса фашистов, которые в противном случае участвовали бы в штурме Ленинграда.
29 сентября Ворошилов возвратился в Москву и сразу же получил новое задание — теперь уже дипломатическое.
29 сентября — 1 октября 1941 года в Москве состоялась конференция трех держав. В советскую делегацию входили Сталин и Ворошилов, от Великобритании — лорд В. Бивербрук, от США — А. Гарриман. Пока Сталин вел нелегкие дискуссии с главами делегаций союзников, в подкомиссиях по армии, флоту, ВВС обсуждались конкретные вопросы. Переговоры были очень сложным делом: и в Англии, и в США имелось достаточно людей, которые не желали помогать Советскому Союзу, а предоставление помощи обставляли кабальными условиями, на что, разумеется, советские руководители не могли пойти. Все же удалось договориться об организации поставок в СССР вооружения и сырья.
Но надеяться на скорую помощь союзников не приходилось, а обстоятельства складывались тяжелые.
30 сентября — 2 октября фашистская группа армий «Центр» начала операцию «Тайфун», имевшую целью захват Москвы. Уже в первые дни противнику удалось окружить под Вязьмой и Брянском нескольку наших армий. Москва была в опасности. В ночь на 5 октября ГКО принимает решение о ее защите. На Можайскую линию — главный рубеж обороны — направлялись все наличные силы и средства. Их очень мало, и для помощи командованию фронта ГКО посылает в район Гжатска и Можайска своих представителей — A. М. Василевского, К. Е. Ворошилова, В. М. Молотова, Г. М. Маленкова.
Опять перед Ворошиловым горькие дороги отступления, как в июне под Могилевом, а в июле — августе под Ленинградом. Бредут навстречу беженцы и, что гораздо хуже и тревожнее, отдельные бойцы и командиры. Они вырвались из окружения, они потеряли свои части и командиров, их надо собрать, вооружить, вновь повести в бой. Выходят и целые соединения, с оружием и командирами, решительными, хладнокровными и инициативны-» ми. Этих надо только одобрить, направить — и они будут сражаться, сражаться до конца: ведь позади Москва, и отступать некуда! Воля советских воинов не сломлена!
Вот в небольшом одноэтажном домике, в помещения штаба фронта, перед Ворошиловым навытяжку стоит рослый и статный красавец генерал. Он только что со штамбом армии, присоединив по пути ряд частей и соединения, с боем вышел из окружения. Но маршал суров:
— Как это вы со штабом, но без войск шестнадцатой армии оказались под Вязьмой?
— Командующий фронтом сообщил, что части, которые я должен принять, находятся под Вязьмой…
Генерал предъявляет письменный приказ. В разговор вступает только что прибывший новый командующий фронтом — Г. К. Жуков. Он дает указания генералу, и тот уходит, чтобы немедленно поспешить к Волоколамску. Через неделю-другую его будет знать вся страна, и имя его навечно войдет в историю нашей Родины — это Константин Рокоссовский.
День следует за днем, без сна и отдыха. 12 октября Ворошилова отзывают в Москву.
Гитлер давно и много раз на словах уничтожал Красную Армию. Если верить его речам, то в октябре 1941 года перед вермахтом практически нет боеспособных советских дивизий. Нет их и в советском тылу: в этом убежден Гитлер, в это верят его генералы, в этом старается убедить других и адмирал Канарис, начальник абвера, военной разведки. Однако все они жестоко ошибаются.
Глубоко в тылу согласно решению ГКО формировались 10 резервных армий. Главное управление формирования и укомплектования войска РККА (Главупраформ), возглавляемое Е. А. Щаденко, ежедневно сообщало в Москву, как готовятся резервы. Ворошилову было поручено контролировать формирование и обучение резервных частей и соединений.
13 октября он выехал в глубь страны. Инспектируемые им войска формировались в Московском, Приволжском, Уральском, Южно-Уральском и Среднеазиатском военных округах. Огромные расстояния и постоянные разъезды — вот измерения жизни маршала в течение последующих 14 месяцев.
Создание резервных соединений было исключительно сложным делом: наша страна ощущала недостаток во всем. Мало было собрать необходимое количество людей (людские ресурсы не безграничны, рабочие руки требовались и на заводах, и в колхозах), но этих людей следовало одеть, и одеть тепло — близилась зима, накормить, а продовольствия остро не хватало, обучить — подавляющее большинство их не служило в армии — и главное — вооружить, вооружить, вооружить! Промышленность страны в ту осень не была в состоянии производить все необходимое армии: важные промышленные области захватил враг, эвакуированные на восток предприятия еще не развернули производство. Армия нуждалась в самых существенных видах вооружения — не хватало даже винтовок.
