— Левосторонняя спираль, а не замкнутые круги, — вдруг сказала Кардинена самым прозаическим тоном. — За одним или двумя из здешних чудес Эблиса можно отыскать вход на этажи, а сами они переходят один в другой плавно и почти незаметно. По правую руку крипты, по левую — перила, сиденья, обтянутые бархатом, и вид на Залу Решений.

— Так она именовалась в твоих прежних жизнях. И ещё Зало Театра.

— Надо же, как ты стал догадлив — на лету мою мысль ловишь. Да, гуляло по верхам такое название с черноватеньким юмором: там же зрители находились. Одни сидели на скамьях, другие лежали в гробницах. Свидетели лицедейства. Любопытно, куда постаменты девались. Они же из пола вырастали — натуральные огранённые сталагмиты.

— Это отсюда ушли Статуи?

— Угм. Хотя не думаю, что совсем. Картина ж таки иная, чем помню. Не совпадает в деталях ни с одной из прежних. Вместо секретного лаза все круги пересекала широкая лестница, в ней было столько маршей, сколько уровней. Там, где ныне гуляет туман, в соприкасающейся в поверхностью точке, из которой по сути возник весь лабиринт Братства Зеркала, было отверстие, а в нём стальная диафрагма, вроде как радужка в глазе. Ее было можно привести в действие специальным механизмом, но вот что интересно: иногда она открывалась по своей собственной воле. Может быть, внизу, там, где теперь всякий сор, была потайная клавиша или плита. Даже я — и то не знала с полной определённостью. Тогда сверху срывался буквально каскад, водопад тёмно-голубого света. Это считалось наилучшим предзнаменованием. А вообще — дай-ка сядем и хорошенько поразмыслим.

— О чём?

— Видишь ли, тот же чёрный стратенский юмор обозначил некую распространённую ситуацию так: «два коротких, один долгий». То есть иногда возникает дилемма: выбрать ли тот путь, на который явно толкают, или другой, от которого напоказ удерживают. Это в условиях дефицита времени. И тогда ты, как правило, хватаешься за любое сомнительное приключение без оттенка показухи. Без необходимости решать сию же минуту. Дающее отсрочку и возможность хорошенько взвесить все «за» и «против». То есть это так тебе кажется, что без всего этого и со всем тем.

— Разве сейчас мы не взвешиваем варианты? Может быть, стоило бы поискать вход на галерею. Или даже ту секретную панельку. И вообще — продолжение подземного хода, который выведет нас за пределы зимы. А потом вернуться за лошадьми и необходимым снаряжением.

— Ученик, иногда ты почти гениален, но гораздо чаще до предела туп. Знаешь, кто были «Взыскующие Горнего Света» и «Предстающие перед Тергами»? Настоящее название Зала — «Зал Суда и Совета».

— И что с того?

— Да ничего. Кроме того, что нас, кажется, поимели… тьфу, посадили на самую верхушку той штуковины, что в просторечии называется «мужским трёхчленом». Как и собирались с самого начала. И, возможно, с прямой подачи Змея.

— И за что Совет будет нас судить?

— Не тебя: меня одну. За превышение власти и отступничество, мой чела.

И Кардинена подняла к его лицу руку без магистерского александрита.

XX

— А как насчёт того, чтобы тихо-мирно удалиться и посмотреть насчет двери? — спросил Сорди. — Если можно вернуться нашим лошадкам, то уйдём в башню, если нет — решим, куда двинуться: сюда или иную лазейку искать в здешних коридорах.

— Всякое лицо потеряем, — чуть комически вздохнула Кардинена. — Это как во сне: в принципе невозможно отыскать то место, откуда вышел.

— Слыхали мы о Гераклите и его учениках, — ответил он.

Вокруг сидящих на плоском камне недвижимо возвышались чудеса подземного царства. Земное пламя мерцало в них, изменяя все формы — свою и их.

— Я не понял, как ты потеряла эту свою защитную регалию, когда на самом деле не уходила в Степь?

— Не потеряла — взяли. Вернее — приняли. По крайней мере, очнулась в этом мире уже без неё. Смысл всей моей игры ещё в том, чтобы не сразу, но вернуть мой александрит. Один из смыслов. Ведь когда ты совершаешь нечто — разве не разумным будет принять на себя ответственность за то, что совершил? Причём ответственность особого рода.

— Я так понял, она у тебя и так была.

— Перед собой. Перед своим личным понятием совести.

— Не делай пауз, не отмалчивайся. Расскажи.

— О, дитятко наладилось командовать… Сделаю зарубку в памяти.

Кардинена, что до того сидела, пригнув голову к коленям, обернулась к нему, глаза блеснули чистым сапфиром. Взор любви, подумал он: в гневе у нее глаза темнеют, отливают лиловым.

— Ладно-хорошо, как говаривал один мой знакомый. Уйти от косых взглядов и уклончивых разговоров после гибели Волка было трусостью. Хотя… возможно, потом расскажу, как это было или хотя бы могло быть в одной из прядей времени. Именно из этой авантюры я извлекла благородного мстителя по имени Фахриддин Стагири Ладо. Стагир, единокровный братец Джена. Второе имя — знак побратимства: помнишь, иногда при этом именами обмениваются?

Я училась быть магистром, параллельно работала на отчима — числилась в наиболее доверенных его референтах, — по обеим этим причинам его ищейки не смели об меня и обтереться, не то что ножку задрать. До поры до времени, возможно. Но… ты понимаешь, что реальной власти у меня не было никакой ни там, ни здесь. Одна консультативная на веки веков. О народном правительстве я нисколько не жалела: строить утопию, реальную или поддельную, — дело по определению гиблое. Но вот в Братстве Зеркала — иначе. Такое было не по мне.

Рассказать тебе, кстати, одно заурядное приключеньице начала легальных времён, чтобы понял? Не уверена, что успею, но попробовать стоит. Иначе можешь не понять, отчего я положила силт между собой и легенами, потребовала рассудить меня с покойником и на ту краткую пору отказалась от неприкосновенности.

— Расскажи, конечно.

— Тогда слушай. Рассказываю я это не впервой, как-то отполировала первый вариант на молодых, подающих надежды кровососах…

В то время была я всего-навсего скороспелый кавалерийский старлейт из офицерского училища. Под началом у меня ходило две трети мусульман, четверть условных католиков, прочий люд именовал себя агностиками. Ну конечно, люди Керта, что влились почти тайком, помнили вольготную жизнь в горах, когда отвечали только перед собой и командиром, и этого командира чтили. Однако таких было немного, и условный рефлекс понемногу начал стираться.

Накануне штурма небольшой сельской крепостцы — ты такие видел -

оказалось, что нашего вселюбимца Ноя Ланки пристукнуло круглой датой. Тридцатник. Ради такого случая он загодя выкопал из земли памятное вино соответствующего срока и возил за собой в обозе. Знаешь, наверное, что на Кавказе отец закапывает бочоночек отборного пития в день, когда у него родился первенец? Важная штука.

— Знакомый армянин меня похожим угощал, — мечтательно проговорил Сорди. — Его сыну исполнилось двадцать пять, так он в машине еще и кастрюлю с шашлыком из барашка привёз. Мариновалось по дороге.

— Кто маринует, кто квасит, а кто без лишних затей бухает, — отозвалась Кардинена. — У нас принято было говорить, что христиане пьют без зазрения совести, мусульмане — с сокрушением душевным, а так идут голова в голову и ноздря в ноздрю. Ещё и дивный случай подвернулся: живём одним днём, как в рифму говорят латинцы, убьют именинника — век сожалеть будем, что не уважили. Все отметились: рядовому составу налили по сто фронтовых грамм, офицерам — четверть объёмистого жестяного ковша. А мне, как командиру и посестре, сволочуги аж полковшика поднесли. Я, дура полная, выдула одним махом и еще облизнулась, как после конфетки. А знаешь, как такое вино работает? Не в голову ударяет, а в ноги.

— Тот папаша предупреждал, чтоб шашлыка не жалели, — вставил Сорди. — Брали побольше.

— Вот именно. Все прочие вино под хороший кус масла выпили и дрыхать повалились, ну, кроме часовых, опечаленных невольной трезвостью, а меня даже не предупредил никто. Я еще с кроками добрых полночи проваландалась.

Завтра сигнальщики боевую тревогу трубят, время мне в седло становиться, а ноги от колен — как гири чугунные в сто пудов. Дойти дошла, ногу в стремя — и плюхаюсь наземь, будто мешок с конским навозом. Перед лицом чёткого кавалерийского строя. Ну, тут меня оттащили, благо мой дорогой Керт рядом находился и все понял, — и в палатку отсыпаться. Дальше командовал он пополам с побратимом. Отбили ту деревушку у кэлангов, как же иначе. А если б нет? Или потеряли полсостава? Всё дело бы просадила по пьяни.