Литмир - Электронная Библиотека

– Он очнулся! Он открывал глаза!

– Тебе показалось, – возразил низкий женский голос. – Смотри, я колю руку иглой, а он не реагирует.

– Но я видела! – настаивал звонкий голос.

Мне хотелось вновь открыть глаза и подтвердить: да, я очнулся! Но сил не было ни на что, я не мог даже пальцем пошевелить, а веки словно склеились. Нет, никак не разомкнуть!

Пытаюсь понять, может, я всё-таки ещё жив? Хочу вспомнить, как попал в больницу, но перед закрытыми глазами почему-то опять всплывают картины детства. Беззаботного детства, когда жизнь представлялась мне гладкой дорожкой, расстеленной для меня заботливыми руками мамы и бабушки.

Отца не помню, потому что он умер в год больших перемен, которые потом назовут переходом страны на рельсы демократии. Вслед за ним ушли в мир иной и его родители, а дед со стороны мамы умер за несколько лет до моего рождения. Я долго не понимал, как тяжело было малообеспеченным женщинам растить двух пацанов, когда в стране с довольно устойчивыми социальными условиями резко поменялся политический и экономический формат. На первый план выплыли деньги, а их-то у нас как раз и не было. Бабушкина пенсия в одночасье превратилась в жалкое пособие, и ей пришлось вернуться в научно-исследовательский институт, но на такую же жалкую зарплату. Мама после работы бежала из библиотеки вечерами к юным балбесам, чтобы вдолбить в их тупые головы хоть какие-то знания английского языка. Бабушка живёт в соседнем городе, в трёх часах езды от нас. При первой возможности она приезжала и привозила деньги. В общем, они обе старались сделать всё для того, чтобы мы с братом не чувствовали себя ущербными.

Неполноценность собственной жизни я стал ощущать в старших классах, когда начал понимать, что такое разный достаток. Угораздило же меня попасть в друзья к сыну местного миллионера! Мы учились вместе с первого класса, и я часто бывал у них дома ещё тогда, когда его отец, как и мой, был обыкновенным инженером. В новых условиях он быстро сориентировался и занял свою нишу в торговле новой бытовой техникой. Они обзавелись коттеджем. Бывая у них теперь, я остро ощущал разницу между их и нашими возможностями. Но я не завидовал Владу, нет! Я не завидовал его заграничным шмоткам, довольно крупным ежедневным суммам на мелкие расходы и даже мобильнику, которым из тридцати учащихся нашего выпускного класса владел он один. Но я видел, что благодаря такому замечательному финансовому положению семьи Влад обладает внутренней свободой. Он знал, что его не накажут за разбитое стекло, за грязные следы, оставленные в школьном коридоре, за сорванное собрание. А впереди у него – прекрасное будущее, обеспеченное отцовскими деньгами. Мне хотелось чувствовать себя таким же свободным, так же пренебрегать мелкими замечаниями учителей, и я невольно ему подражал. Но если его неурядицы легко утрясал отец-миллионер, выделявший время от времени деньги на нужды школы, то мои, как говорится, выходили мне боком. Бабушка, приезжая к нам с очередной финансовой поддержкой, недовольно качала головой, слушая мои рассказы о том, что мы с Владом опять вытворили на потеху классу, и предостерегала:

– Что бы он ни сделал, его отец откупится, а у тебя нет отца, и помочь тебе в случае чего некому. Ты должен понимать, что твоя судьба зависит от тебя самого.

Я не хотел понимать ничего. Жизнь всё время как-то устраивалась без моего участия. Так зачем же было ломать голову раньше времени? Но вдруг появилась первая угроза: математика! Алгебра, геометрия, тригонометрия… Я не очень-то вникал в суть этих предметов, они мне не нравились, а я с некоторых пор привык делать только то, что мне нравится. Мне уже давно не нравилось учиться вообще. Из хорошиста я превратился в троечника, а в перспективе засветились двойки по ненавистной математике. Чтобы получить аттестат, а не справку, пришлось взять в репетиторы нашу же учительницу (за бабушкины деньги, разумеется).

– Просто удивительно, почему учителя не могут дать нужные знания за зарплату, а когда становятся репетиторами, у них это получается, – ворчала бабушка, выделяя нужную сумму.

Аттестат я всё-таки получил. Там стояли почти одни тройки, но я, интеллигент в четвёртом поколении, понукаемый мамой и бабушкой, полез в университет. Они же готовили меня к вступительным экзаменам, заставляя сидеть за учебниками с утра до вечера.

– Вот поступишь, выучишь два языка – английский и немецкий, это откроет дорогу на телевидение, – убеждала бабушка.

Но, как я ни старался, по результатам входившего тогда в моду ЕГЭ мне не хватило двух баллов, чтобы поступить на бюджетное отделение. Снова понадобились деньги, чтобы официально оплатить учёбу. Предусмотрительная бабушка давно собирала их именно на эти цели, и я стал студентом престижного факультета в университете.

Однажды полез зачем-то в ящичек и обнаружил там забытый мною сувенир. Вспомнил, как подарившая его женщина советовала смотреть на него, прежде чем предпринять какой-либо серьёзный шаг. И я снова поставил его на секретер. «Море» было спокойным.

Глава 3

Наш факультет находился в новом корпусе. Этот красавец, похожий на дворец, как утверждают старожилы, построили на месте бывшей водокачки, стоявшей здесь, в центре города, ещё с начала двадцатого века. Мне понравились и само здание, и большая светлая аудитория, и весёлая шумная суета, которая всегда возникает там, где собирается хоть небольшая группа молодёжи. Моё самолюбие тешило такое значимое сейчас для меня слово «студент». Далеко не всем моим одноклассникам удалось поступить хотя бы в колледж, не говоря уже об институте, а тем более об университете. А я сумел доказать, что чего-то стою, несмотря на аттестат с тройками.

В аудитории я увидел несколько знакомых лиц – мы сдавали экзамены в одно время. Крепкий паренёк, примерно одного роста со мной, но поплотнее, широко улыбаясь, подошёл ко мне:

– Так ты тоже прошёл? Это хорошо, я тебя ещё на экзаменах приметил.

– Что, понравился? – так же дружелюбно и полушутливо отозвался я.

– Понравился! – не стал отпираться он. – Что-то в тебе есть…

– Породу издалека видно, – нескромно пошутил я, и мы вместе засмеялись.

– Андрюха, – представился он.

– Павлуха, – в тон ему ответил я.

С тех пор на всех лекциях и практических занятиях мы сидели вместе.

У Андрюхи не было никаких пристрастий, кроме одного: он любил выпить. Не сильно, но часто. Кружечка пива после лекций – это святое. Звал меня, но я первое время редко составлял ему компанию. Тогда у меня был другой интерес в жизни: музыка. Я не играл ни на одном инструменте, не знал нот, но просто балдел от рок-групп. Афишами модного в ту пору немецкого «Рамштайна» были оклеены в нашем доме все двери и шкафы. Я знал репертуар этой группы наизусть и часто пел школьным друзьям под старенькую гитару, оставшуюся от отца. Узнав, что в университете существует ансамбль именно такого направления, я пошёл записываться.

Пятеро ребят и одна девушка посмотрели на меня с интересом. Особенно девушка! Как оказалось, солистка ансамбля, студентка второго курса филфака. Я объявил им о своём желании войти в их группу. Четверо ребят и девушка посмотрели на высокого худощавого парня, сидевшего за клавишами. Он поднял голову, спросил:

– А что ты умеешь?

– Я пою!

Это было смелое заявление, но я рассчитывал на удачу, потому что узнал, что бывший солист ансамбля покинул его, так как закончил обучение в университете, завёл семью и пошёл работать – ему не до самодеятельности. Клавишник кивнул мне:

– Ну, давай! Что будешь петь?

Я предложил вещь из репертуара «Рамштайна». Ребята мне подыграли, и я заорал, налегая на горло. Мне казалось, что у меня здорово получается. Однако, когда я закончил, клавишник сильно поморщился, а ребята с сомнением смотрели друг на друга. Но за меня вступилась девушка, она сказала:

– Голос сильный, но с ним надо поработать. Зато какая фактура!

2
{"b":"192146","o":1}