Теперь Персею было поздно начинать бой. Маловероятно, что атака вверх по склону горы на такую укрепленную позицию могла оказаться успешной, особенно из-за того, что фаланге пришлось бы действовать в неудобных для нее условиях. Царю следовало попробовать навязать бой раньше, но он упустил такую возможность. Он довольствовался моральной победой, поскольку римляне отвели войска и начали разбивать лагерь раньше, чем он отдал такой же приказ своей армии. Перед битвой при Илипе Гасдрубал имел возможность точно так же тешить свою гордость, наблюдая за действиями Сципиона.^{77}

В этот период официальный календарь римлян опережал современный на несколько месяцев. По римскому календарю этот день приходился на 4 сентября, а по современному выходило лишь 21 июня. В ту ночь было лунное затмение, предзнаменование, которое могло поразить воображение как римлян, так и македонцев. Ливий сообщает, что трибун Гай Сульпиций Галл, который уже занимал должность претора и вскоре стал консулом в 166 г. до н. э., обладал достаточными знаниями в астрономии и смог предсказать и объяснить этот феномен солдатам, чтобы римский лагерь не охватила паника. Несмотря на эти научные разъяснения, Павел в тот момент, когда луна появилась снова, принес в жертву одиннадцать телок — как полагалось по римскому обычаю. На рассвете он приказал принести в жертву Гераклу быков. Были осмотрены внутренности двадцати заколотых животных, но не обнаружено благоприятных предзнаменований. Лишь осмотр двадцать первого быка дал следующее предсказание: победу одержит сторона, придерживающаяся оборонительной тактики. На проведение этих ритуалов потребовалось немало времени, и лишь в три часа дня консул созвал своих офицеров на консилиум^[17].

Павел довольно подробно объяснил свои причины нежелания вступать в бой накануне. Прежде всего, солдаты устали после долгого перехода, во-вторых, строились в спешке, в отличие от врага, и на бой пошли бы в беспорядке, в-третьих, у римлян не было укрепленного лагеря. Если бы они вступили в бой прямо в походном строю приблизительно четверть римских воинов, вероятно, триарии, должны были в этом случае защищать вещевой обоз, что еще сильнее ослабило бы силы римлян в столкновении с врагом, который и так превосходил их численно. Также крайне маловероятно, что македонцы планировали ночью отступить, чтобы втянуть римлян в продолжительную и изнуряющую серию маневров. Павел считал, что Персей непременно вступит в битву и никуда не уйдет — иначе зачем он строил армию в боевом порядке накануне?

Консул объявил, что он планирует провести бой в этом месте, но он даст сигнал к его началу лишь когда наступит подходящий момент. Ему удалось убедить далеко не всех офицеров, но консул уже приучил подчиненных выполнять приказы, а не ставить их под сомнение, и это обеспечило отсутствие каких либо комментариев. В этот день ни Павел, ни Персей не собирались проводить битву. Они готовились к обычному периоду ожидания, во время которого каждая сторона пыталась получить хотя бы незначительное преимущество. Римляне отправили людей собирать дрова для костров и корм для лошадей. Обе армии разместили аванпосты перед своими лагерями, но основные их войска находились в палатках.^{78}

Римские аванпосты состояли исключительно из войск союзников. Впереди, недалеко от мелкого ручья, разделявшего два лагеря, находились две италийские когорты — пелигнская и марруцинская, и две турмы (turmae) самнитской кавалерии. Ими всеми командовал Марк Сергий Сил. Ближе к римскому лагерю находился еще один отряд, возглавляемый Гаем Клувием. Он состоял из вестинской италийской когорты и двух латинских когорт из колоний Фирмы и Кремона соответственно. Их также поддерживали две турмы, в данном случае латины из Плацентии и Эзернии.

Ливий говорит, что и Сил, и Клувий являлись легатами, старшими подчиненными консула, обладавшие делегированным империем. Предположительно эти посты сменились в полдень в соответствии с приказами-инструкциями Павла, поэтому эти отряды, возможно, были вторыми по счету, выполняющими это задание в тот день. Наши источники не описывают аванпосты македонян, но, вероятно, в их состав входила группа из 800 фракийцев. Нет никаких данных о том, что в течение дня происходили какие либо стычки или одиночные бои между аванпостами обеих армий, как, судя по всему, часто бывало в подобных обстоятельствах. Однако известно, что оба войска отправили людей, главным образом рабов, набрать воды из ручья, что привело к событиям.

Позднее, приблизительно в девять часов (по римскому времени) несколько римских рабов не смогли справиться с одним из вьючных животных, вероятно с мулом, которое понеслось через ручей. Уровень воды в нем доходил примерно до колена. Трое италийских солдат погнались за ним и убили одного из двух фракийцев, схвативших мула. Товарищи уцелевшего фракийца попытались прийти ему на помощь. Завязалась стычка.

Сначала к дерущимся присоединились войска с аванпостов, а затем и основные армии. Плутарх сообщает, что со стороны римлян первой включилась в бой группа лигурийцев — хотя он не уточняет, находились ли они перед этим на аванпосту или нет, — и что Назика поскакал вперед и принял участие в стычке еще в самом начале. Он также упоминает легенду, утверждающую, что Павел намеренно приказал пустить коня в лагерь неприятеля в надежде, что это спровоцирует битву, но такое предположение кажется крайне маловероятным. Наиболее правдоподобная версия заключается в том, что битва началась случайно. Говорят, что Павел осознавал неизбежность боя и ездил по лагерю, подбадривая солдат.^{79}

Обе стороны развернулись в боевом порядке гораздо быстрее, чем обычно, но македонцы, похоже, ненамного опередили римлян, и вскоре в четверти мили от насыпи, защищавшей римский лагерь, закипело упорное сражение. Поскольку стороны очень спешили, ни одна из армий в первый момент не выстроилась единым, хорошо организованным боевым фронтом. Вместо этого каждое подразделение выходило из лагеря, самостоятельно строилось в боевом порядке и двигалось вперед. Плутарх, чье описание данной битвы является самым полным, сообщает, что в бой сначала вступили наемники македонцев и легкие войска, а затем к ним справа присоединилась самая элитная часть фаланги, царская охрана, или агема (agema), за ними из лагеря последовала оставшаяся часть фаланги. Слева были «Бронзовые щиты» (Chalcaspides), а справа «Белые щиты» (Leucaspides). Таким образом, армия успешно развертывалась в обратном порядке слева направо, а не наоборот, и каждое подразделение шло прямо в атаку, не дожидаясь момента, когда сможет встать на свое положенное место. Последними лагерь покинули остальные наемники, среди которых, вероятно, были как галлы, так и критяне. Последние наконец образовали правое крыло армии Персея, но весьма вероятно, что они так и не попали на позицию.

Ни один из наших источников не упоминает о какой-либо значительной борьбе на этом фланге. Пока македонская фаланга выдвигалась вперед, ее построение было свободным, но как только они столкнулись с римлянами, построение сделалось более плотным.^{80}

Позднее Павел признал, что не видел в жизни ничего страшнее македонской фаланги с сомкнутыми рядами копий и наконечниками, устремленными на его солдат. Полководец, который ценил порядок и тщательное планирование во всех операциях, должен был непременно испытывать горечь, видя, что битва началась с такой суматохи. Тем не менее он скрыл свой страх и замешательство, когда обходил армию, подбадривая солдат. Плутарх отмечает, что он не надел ни панциря, ни шлема, чтобы продемонстрировать врагу свое презрение. Консул лично повел I легион на его позицию в самом центре римского фронта, находящуюся примерно напротив «Бронзовых щитов». Луций Постумий Альбин, который занимал должность консула в 173 г. до н. э., а во время этой битвы предположительно служил легатом или трибуном, последовал за ним со II легионом и занял позицию слева от Павла прямо напротив «Белых щитов». Другие офицеры вели одну или обе алы союзников вместе со слонами на позиции справа от легионов.^{81}