Ту же степень достоверности имеет сообщение Мессинга о его встрече с Махатмой Ганди: «Из бесчисленного калейдоскопа встреч не могу хотя бы в нескольких строчках не остановиться на происшедшей в 1927 году встрече с выдающимся политическим деятелем Индии Мохандасом Карамчандом Ганди. В его учении, как известно, причудливо переплелись отдельные положения древней индийской философии, толстовства и разнообразнейших социалистических учений. Ганди меня глубоко потряс. Удивительная простота, всегда соседствующая с подлинной гениальностью, исходила от этого человека. Запомнилось его лицо мыслителя, тихий голос, неторопливость и плавность движений, мягкость обращения со всеми окружающими. Одевался Ганди аскетически просто и употреблял самую простую пищу. Во время опыта, который я демонстрировал в его присутствии, Ганди был моим индуктором. Он продиктовал мне следующее задание: взять со стола и подать третьему человеку флейту. Этот третий взял ее, поднес к губам, и тонкие музыкальные звуки задрожали в воздухе. И вдруг из стоящей у его ног корзины с узким горлышком – корзины, похожей на бутыль, – начала выливаться серо-пестрая лента змеи. Ее движения четко повторяли ритм, заданный флейтистом. Это был настоящий танец, не менее точный и прекрасный, чем человеческий. До этого я никогда не видел ничего подобного и смотрел, как завороженный».

Неизвестно, на каком языке говорили Махатма Ганди и Мессинг, если их встреча действительно состоялась

Конечно, где Индия – там заклинатели змей и йоги, о которых тоже упомянул телепат. Правда, непонятно, на каком языке говорили Мессинг и Ганди: первый, как уже говорилось, не знал английского, а второй не понимал ни слова ни по-немецки, ни по-польски, не говоря уже об иврите. Поэтому впечатления артиста о Ганди ограничиваются общими фразами, которые легко можно было прочитать в любой газете. Немудрено, что об их встрече не упоминает ни один из почитателей Махатмы, скрупулезно фиксировавших всю его жизнь. Просто такой встречи не было – как не было и путешествия в сказочный Бомбей, о котором мечтал артист Вольф Мессинг, направляясь в обшарпанном вагоне второго класса в очередной Калиш или Цеханув.

Но это было позже, а в 1918 году, когда Польша стала независимой, Мессинг, по его словам, находился за океаном: «Господин Цельмейстер сообщил мне, что мы выезжаем в большое турне. Маршрут его охватывал чуть не весь земной шар. За четыре года мы побывали в Японии, Бразилии, Аргентине… Было очень много, пожалуй, даже слишком много впечатлений. Они находили одно на другое, нередко заслоняя и искажая друг друга». На родину он будто бы вернулся только в 1921 году и тут же был призван в польскую армию. Телепат схитрил: на самом деле его, как военнообязанного, призвали в армию весной 1920 года, когда Польша вступила в войну с Советской Россией. Об этом говорится в повести Шенфельда: «Мировая война окончилась, и новое польское правительство сразу призвало меня на военную службу. Тут вспыхнула и другая война, польско-советская. Я был здоров, хотя и хил; меня зачислили в санитарную часть. Я там показал несколько фокусов, прогремел “магиком” и вскоре меня стали приглашать для выступлений в разных воинских частях». Конечно, в мемуарах Мессингу не хотелось упоминать, что он участвовал в войне с большевиками, пусть даже это участие ограничивалось демонстрацией фокусов сослуживцам.

Рассказывают, что Мессинг помог Йозефу Пилсудскому в любовных делах

В это время Мессинг будто бы встретился с еще одним известным человеком – «начальником польского государства» Юзефом Пилсудским, который, узнав об опытах молодого телепата, вызвал его к себе: «Меня ввели в роскошную гостиную. Здесь было собрано высшее “придворное” общество, блестящие военные, роскошно одетые дамы. Пилсудский был одет в подчеркнуто простое полувоенное платье без орденов и знаков отличия. Начался опыт. За портьерой был спрятан портсигар. Группа “придворных” следила за тем, как я его нашел. Право же, это было проще простого! Меня наградили аплодисментами… Более близкое знакомство с Пилсудским состоялось позднее в личном кабинете. “Начальник государства” – кстати, это был его официальный титул в те годы – был суеверен, как женщина. Он занимался спиритизмом, любил “счастливое” число тринадцать… Ко мне он обратился с просьбой личного характера, о которой мне не хочется, да и неудобно сейчас вспоминать. Могу только сказать, что я ее выполнил».

Рассказывая об этой встрече, Мессинг намекал, что Пилсудский просил его внушить красавице Евгении Левицкой, работавшей врачом у пожилого военачальника, любовные чувства к нему. На самом деле роман Левицкой и Пилсудского начался позже, в 1926 году, и завершился несколько лет спустя самоубийством несчастной женщины – маршал не захотел жениться на ней, оставив законную супругу и испортив тем самым свою репутацию. Конечно, Мессинг не играл во всем этом никакой роли, и ни один биограф Пилсудского не упоминает о его встречах с телепатом.

«По окончании военной службы, – утверждает Мессинг, – я вновь вернулся к опытам. Моему новому импресарио господину Кобаку (по Шенфельду, он работал с Мессингом еще в Берлине. – В.Э.) было лет пятьдесят. Это был очень деловой человек нового склада. Вместе с ним я совершил множество турне по различным странам Европы. Я выступал со своими опытами в Париже, Лондоне, Риме, снова в Берлине, Стокгольме. По возможности я стремился разнообразить и расширять программу своих выступлений. Так, помню, в Риге я ездил по улицам на автомобиле, сидя на месте водителя. Глаза у меня были накрепко завязаны черным полотенцем, руки лежали на руле, ноги стояли на педалях. Диктовал мне мысленно, по существу, управляя автомобилем с помощью моих рук и ног, настоящий водитель, сидевший рядом. Этот опыт, поставленный на глазах у тысяч зрителей с чисто рекламной целью, был, однако, очень интересен. Второго управления автомобиль не имел. Ни до этого, ни после этого за баранку автомобиля я даже не держался. Посетил я в эти годы также и другие континенты – Южную Америку, Австралию, страны Азии…»

Вот, собственно, и все, что Мессинг рассказывает о 17 годах своей жизни, которые в мемуарах сведены к нескольким анекдотам, призванным доказать его необычайные способности и громкую славу. Самый, пожалуй, известный касается происшествия в замке графов Чарторыйских, где пропала старинная реликвия рода – брошь с громадным бриллиантом: «По мнению видевших ее ювелиров, она стоила не менее 800 тысяч злотых – сумма поистине огромная. Все попытки отыскать ее были безрезультатными. Никаких подозрений против кого бы то ни было у графа Чарторыйского не было: чужой человек пройти в хорошо охраняемый замок практически не мог, а в своей многочисленной прислуге граф был уверен. Это были люди, преданные семье графа, работавшие у него десятками лет и очень ценившие свое место. Приглашенные частные детективы не смогли распутать дела. Граф Чарторыйский прилетел ко мне на своем самолете – я тогда выступал в Кракове, – рассказал все это и предложил заняться этим делом. На другой день на самолете графа мы вылетели в Варшаву и через несколько часов оказались в его замке.

Надо сказать, в те годы у меня был классический вид художника: длинные до плеч, иссиня-черные вьющиеся волосы, бледное лицо. Носил я черный костюм с широкой черной накидкой и шляпу. И графу нетрудно было выдать меня за художника, приглашенного в замок поработать. С утра я приступил к выбору “натуры”. Передо мной прошли по одному все служащие графа до последнего человека. И я убедился, что хозяин замка был прав: все эти люди абсолютно честные. Я познакомился и со всеми владельцами замка – среди них тоже не было похитителя. И лишь об одном человеке я не мог сказать ничего определенного. Я не чувствовал не только его мыслей, но даже и его настроения. Впечатление было такое, словно он закрыт от меня непрозрачным экраном.