Глава тайной канцелярии поджал губы, настороженно лупая глазами. Дядя с наслаждением похыкал, потёр руки, почесал бок, и, побарабанив пальцами по столу, задумчиво добавил:

– Пусть те двое орко-гвардейца подбросят нас к банку.

Напряженное лицо Сыча разгладилось.

– Да будет так!

Он протянул руку, и Оливье пожал её. Блестящая синяя верёвка развязалась, распушилась на отдельные нитки и исчезла, но дядя всё равно яростно тряс руку главы тайной канцелярии.

– Благодатные земли – пристань моей мечты! Буду рад посетить вас снова. Готовьте цветы и дудки!

– Тиски, щипцы и костедробилки подойдут? – с нажимом выдавил Сыч, высвобождая руку.

Поморщившись, он убрал красную папку и, щелчком, поднял карты над столом. Дракон уже не прятался за щитом, свирепо кидаясь на всех подряд.

– Костедробилки? Как любезно отдать самое дорогое, – тараторил Оливье, выходя из подвала. – Самый щедрый изверг в Тридцати мирах. А какой надежный и искренний, даже не скажешь, что приколдовывает. А безмерное благородство? Даже не возьмусь описывать. Слова пусты, ими сердце не покажешь…

Под эхо его издевательской болтовни, мы вышли из коридора и влезли в карету. Следом запрыгнули круглолицый и второй гвардеец.

– В банк! – бросил дядя и развалился на скамейке, облокотившись на меня.

– Мы попадем на арену? – захлопал в ладоши архивариус.

На бородатом лице застыла такая искренняя, пугливая надежда, а глаза сияли такой непосредственной радостью, что даже Оливье без лишних слов великодушно кивнул.

Круглолицый зло долбанул по крыше, и карета поехала вверх. Цепи празднично перезванивались, а механизм добродушно фырчал, утягивая нас к вершине башни.

– Как говорил поэт Ямбик Краткосложный: «Объедешь даже все миры, от счастья вылезут шары, пусть развлечений миллион, но самый лучший – Виктатлон». Я везунчик!

– Заткнись, – беззлобно осадил дядя.

Мы мгновенно слетели с башни и перескочили мост, похожий на распахнутую пасть морского змея. Карета затормозила на краю платформы.

– Ваша остановка, извольте выходить, господа, – с трудом выталкивая слова, предложил круглолицый.

Оливье выглянул в окошко.

– Подъезжай ближе к банку, – фыркнул он. – Перед лестницей грязно. Хочешь, чтоб я сапоги испачкал? – дядя вытянул пыльный мысок.

Гвардеец, скрипя зубами, постучал в потолок. Карета проплыла три шага и остановилась. Борт отъехал в сторону. Дядя встал, по-отечески похлопал круглолицего по плечу:

– Пожалую тебе премию за усердие! – и вышел.

Мы спрыгнули следом, и карета с визгом умчалась прочь. Борт закрывался на ходу.

Оливье надул губы и вальяжно потянулся:

– Обидчивый, как наклюкавшаяся русалка, – пожаловался он, шагая по ступеням.

Всемирный банк раскинул длинные рукава колоннады с могучими кряжистыми колоннами на всю платформу. На левом портике, подсвечивалась вырезанная из крупных блоков: НАДЕЖНОСТЬ, а на правом возвеличенное золотым венком: ПРОЦВЕТАНИЕ. Вход украшал барельеф с источником магии. Грозно шипели водяные бичи, свистел рассерженный ветер и грохотал буйный камнепад. Вокруг него крутились четыре кольца с надетыми на них шарами. Они, то врезались в стену и исчезали, то отплывали от неё, загораясь яростным пламенем. Под барельефом сверкали сапфировые ворота с табличкой: «Для волшебных персон». Рядом примостились низкие белые двери.

– Какое богатство форм! – воскликнул архивариус. – Целую чары архитектора.

– Соглашусь, умели строить в эпоху великих волшебников, – закивал Евлампий.

Оглянувшись на них, Оливье скомандовал:

– Ждать здесь.

Глава 14. Полно неожиданностей

Голем с архивариусом восторгались колоннами и барельефами, а я напряженно буравил спину Оливье. Дурное предчувствие, непонятное мне самому, не позволяло расслабиться.

– Что приуныл? – спросил Евлампий, оторвавшись от колоннады.

Я мотнул головой.

– Выше нос, юноша. Как говорил первый король Благодатных земель: «Мы в самом прекрасном из всех миров!», – воскликнул архивариус. – Он, правда, всегда добавлял: «Благодаря мне», но это не важно.

Я кивнул. Благоград покорял изысканной, ни на что не похожей, красотой.

– С минуты на минуту начнётся прилив! – удовлетворившись кивком, продолжил Мровкуб. – Идёмте к балюстраде и восхитимся силой воды.

– Не спи, – дёрнул за цепь Евлампий.

Я бросил в голема уничтожающий взгляд, но дорогу перешёл. Облокотился о мраморные перила покрытые резной чешуей. Балясины сверкали хрусталём, заставляя жмуриться. Я перегнулся через балюстраду. Песок внизу темнел на глазах. Из земли вырывались фонтаны, блестящей в закатных лучах, воды.

– Вот так скорость, – удивился голем.

– Как на балу у Водолюбов, – согласился архивариус. – Уникальные источники.

Волны кидались на опоры платформ, обнимая после разлуки. Долина погружалась под воду.

– Жутко там, – вздрогнул я, щурясь на тёмные водовороты.

– К кольцам на колоннах приковывают изменников, – сообщил архивариус.

Меня передернуло.

– Прилив? – спросил подошедший Оливье, вертя в руках бумагу с магической печатью. – Ну, смотрите! – и добавил, повернувшись ко мне. – Ученик, отойдем.

Мы прошли вдоль балюстрады.

– Шторм мы пережили, – вздохнул дядя. – Но я невольно задумался, как хрупка жизнь…

Голем недоверчиво загремел камнями.

– Я стар, – усом не поведя, продолжил Оливье. – Ты не представляешь насколько, малыш.

Я вздохнул, настороженно глядя на дядю. Не нравится мне его доброта и вежливость. Где подвох?

– Ты натерпелся и не доверяешь мне, – загрустил дядя. – Не виню. Я порою жесток, но поверь, желаю тебе только добра. Хочу, чтобы ты крепчал и сильнел.

– К чему вы клоните? – не выдержал Евлампий.

Дядя покачал головой, с упреком посмотрев на голема.

– Ты вытащил меня из междумирья. Остановил… сам знаешь кого… Я… благодарен. Вот! – выдавил он, протягивая бумагу с магической печатью.

Недоверчиво взглянув на свиток, я прочитал: