Я боялся говорить, чтобы всё окончательно не испортить.

– Язык прикусил? – осведомился он.

– Слишком разогнался, – ответил вместо меня Евлампий.

– Что за футляр, крысёныш? – поджав губы, допытывался Оливье.

– Е-д-да д-ля-ля наслаждения, – еле выговорил я.

– Правша? – удивился дядя. – Из норы Душегубчика?

Он подхватил футляр и усмехнулся.

– Опасная вещичка, с двумя левыми лапами, ей лучше не орудовать, – по его лицу пробежала лукавая улыбка. – Побудет у меня.

Заглянув в футляр и цокнув языком, Оливье убрал его в бездонную сумку. Раздался писк.

– Как не вовремя, – расстроился дядя.

– Что случилось? – кротко спросил Евлампий.

– Пора вносить абонентскую плату за сумку. Год прошел, а я и не заметил.

Странно, что голем не возмутился. Я ожидал пламенной речи о том, что сокровища известного мастера должны увидеть во всех мирах. Теперь, когда его заграбастал дядя, футляр не увидит никто. Даже я. Но голем от чего-то промолчал.

Всё ещё лежа в пыли, я поднес к лицу руку и раскрыл ладонь. Пусто! Монета испарилась. Я обиженно посмотрел на радугу. Отсюда она не выглядела яркой. Скорее блёклой, даже прозрачной.

– После перехода монета исчезает, – пояснил Евлампий.

Я вздохнул и встал. Во все стороны тянулась безжизненная равнина, засыпанная ворохами жирной пыли. Ни куста, ни травинки. Только серо-желтое море до самого горизонта.

– Чего вёсла сушим? Нам ещё до Благограда грести! – гаркнул Оливье. – Руки в ноги.

Я кивнул, как скажете, учитель. В Благоград, так в Благоград. Какая разница?

Дядя, жестом фокусника, достал из бездонной сумки бумажный сверток и потянул за торчащую снизу ниточку. Хлопнуло, выкинув кверху синюю звезду. Помигав, она взорвалась фейерверком и растаяла без следа.

– Карету мне… – пропел Оливье и покосившись на меня, грозно предупредил. –Даже не спрашивай, что это!

Я кивнул и повернулся к голему.

– Что такое абонентская плата?

– Всё, что кладешь в бездонную сумку, хранится в специальной ячейке всемирного банка. Плата за обслуживание ячейки вносится раз в год, – будто по бумажке прочил Евлампий.

– А как оно в ячейку попадает? – прицепился я.

– Тайна! Банк не распространяется. Ходят слухи, что замешаны гремлины.

Я вздохнул, поправляя рубаху. Что-то кольнуло меня в плечо. Вздрогнув, я залез за отворот рубахи и вынул жёлтое перо. Подписка. Совсем забыл о ней.

– Чича меня убьет, – пробормотал я.

– Когда возвратимся на корабль, ты её отдашь, – предупредил голем.

Я кивнул. Ещё бы, но пока она у меня, взгляну одним глазком. Я взмахнул пером, и появились жёлтые буквы.

Великий повар проклинает куском торта!

Правители тридцати миров приносят соболезнования королевской династии Изумрудного острова. Известный мастер Оливье заколдовал короля Дарвина. До сих пор, ни одному магу не удалось вернуть монарху подвижность и дар речи. Император навсегда запретил мастеру Оливье заниматься кулинарным ремеслом. Звание величайшего повара свободно!

Я вздохнул и пристыженно глянул на дядю. Он шагал по пыли, задрав подбородок до небес. Жаль, что так вышло, я же взаправду не хотел его подставлять. Еще раз встряхнув подписку, я прочитал:

Переселение продолжается!

В миры бронепояса, больше всего пострадавшие от вторжения поглотителей, продолжают пребывать всё новые и новые корабли. Недальновидные «не освещенные источником магии» бросают насиженные земли, чтобы попытать счастья в Благограде и Семисвете. Влиятельные семьи волшебного мира, как могут пытаются им помочь, скупая, пусть и за не большие деньги, их брошенные дома…

Я потряс головой. Понапишут галиматьи, башку сломаешь, и снова взмахнул пером.

Загадка вкуса!

Новый мастер покоряет тридцать миров. Он ещё не представлен высшему свету, но его запеканка Ля Ра Фейри наделала не мало шума. А троллево колено вызвало фурор на Императорском приёме в Черногорске. Кто он? Что мы знаем о нём? Только имя его поверженного наставника…

Я не успел дочитать.

– Что копошишься! – закричал Оливье. – Скучно идти, ща меня понесёшь!

Я встряхнул перо и спрятал под рубаху.

Мы не успели отойти от радуги, когда из сияния выпал архивариус. На его губах блуждала блаженная улыбка.

– Как говорил хранитель войны: «Как сказочно прекрасен мир!» – воскликнул он. – Сто лет в архиве прошли даром, я и не представлял, насколько он восхитителен.

– Так и знал, что увяжется, – проворчал Оливье. – Ещё раз брякнешь про хранителей, – повысив голос, предупредил он. – Якорь в бороду вплету!

Тридцать Первый Мровкуб спрятал улыбку и опустил глаза. Дядя, не оглядываясь, устремился вперёд. А я, призывно махнув архивариусу рукой, последовал за ним.

В бесконечной пустоши стали попадаться прогалины с редкими клоками пожелтевшей травы. Пыль неожиданными вихрями взметалась вверх, и так же внезапно опадала. Не очень похоже на Благодатные земли.

– До начала мировой войны, – шепотом поведал Тридцать Первый Мровкуб. – Тут благоухали сады, – он словно читал мои мысли. – Поглотители выпили из Благодатных земель всю магическую энергию.

– Прискорбно, – поддержал голем. – Дорасскажи свою историю.

– Чью? – удивился архивариус и хлопнул себя по боку. – После сотни лет взаперти, меня даже пыль приводит в восторг, – он пожевал губу. – Как говорил один поглотитель: «Чтобы ничего не переврать, начну с момента сотворения».

– Ты помнишь, как тебя создали? – удивился Евлампий.

– Только архив, – заморгал Мровкуб. – Его сотворили в пещере под королевским замком Семисвета.

– В Семисвете не бывал, – вставил голем.

– О, прекрасный мир. Меньше других пострадал от поглотителей, так что, почти такой, как до войны. Бескрайнее море и свежий ветер сами по себе волшебство!

Скрипящая под ногами пыль, сушь и духота с лихвой доказывали его слова.

– Я всего лишь хранил знания, – продолжал архивариус. – Но со временем их стало так много, что я создал гомункула. Назвал Мровкубом. Мров-куб. Если читать наоборот – книжный червь, – архивариус улыбнулся. – Он делал то, чего не успевал я. Знания росли, я создавал новых гомункулов. Как говорил первый волшебник: «Сначала было интересно». Но когда я собрал всё, что осталось после войны, стало скучно.