– Очень мудро, господин бывший архивариус. Големы слишком ничтожны, чтобы маг так долго говорил о нас, – вмешался Евлампий.

– Ты прав, но как говорил один отшельник: «После пустоты и камень собеседник», – согласился архивариус.

– Иногда, лучше быть одному, иначе какой-нибудь оборотень превратит тебя в камень, – проворчал голем.

– Прекрати чушь нести, – разозлился я. – Я в окаменении короля Дарвина не виноват. Ты в сосуд попал и фею напугал! Поэтому…

– Поэтому, не надо было мне мешать! – отрезал Евлампий.

Я вздохнул. Бред! Почему я вечно крайний? Состроив самый презрительный взгляд, хотел сказать, что он лучше всех признает ошибки, но не успел. В дядиной камере сверкнуло, и вверх поднялся столб чёрного дыма.

– О, источник магии, какая незадача, – запричитал архивариус. – Моя вина, я должен был предупредить!

Над стенкой, между камерами, показалась голова Оливье. Лицо покрывал толстый слой сажи. Он обвел нас затуманенным взглядом и спросил:

– Что произошло?

Я даже не узнал его голос, так мягко и растерянно прозвучал вопрос.

– Простите, извините, жаль, – зачастил архивариус. – Моя вина, господин…

– Мастер Оливье, – подсказал Евлампий.

– Да-да, – кивнул Мровкуб. – Мастер Оливье! Тюрьма нашпигована заклятьями, как фаршированная утка яблоками. Как прокрякал стражник на Черногорской таможне: «Не опознал в вас мага». Каменная терраса защищена от колдовства узников. Артефакты взрывает обратная амплитуда заклинания, а на творившего ворожбу накладываются чары спокойствия и повиновения.

– Хотел отправить сигнал на корабль перстнем связи, – сонно пробормотал дядя.

– Так вот оно что! Мастер Оливье всё-таки не чародей. Поэтому, я не почувствовал источника магии? – спросил архивариус.

– Не совсем.

Мровкуб пожал плечами.

– Как говорил застенчивый чернокнижник: «Неловко пользоваться моментом и допрашивать несчастного», – признался он.

– А он будет об этом помнить? – уточнил я.

– Скорее всего, да, – пожал плечами архивариус. – Чтобы расшифровать запутанный клубок тюремных заклятий, нужно колдануть как следует. А тут, как говорил бездарный студиозус: «Чаруй, не чаруй результат один и тот же».

– Жаль, – вздохнул я, поняв, что память останется при дяде.

– Ради благого дела смело жертвуй принципами, – объявил Евлампий и продолжил допрос вместо архивариуса. – Мастер Оливье, что вы сделали?

– Устанавливал связь с кораблем, – вяло повторил дядя.

– А дальше? – не унимался голем.

– Должен был открыть портал.

– Что ещё может ваш корабль, капитан? – допытывался Евлампий.

– Круг чернокнижников вживил в шхуну душу гремлина. Поэтому, корабль почти живой и…

– Это отвратительно! – взвился голем. – Запирать душу живого существа в вещь – преступление!

– Не пори чушь, камень! – нахмурился архивариус. – Гремлины добровольно обитают в вещах.

– Да? – бушевал Евлампий. – У них что, спрашивали?

– Не забывайся, слуга! – загремел Мровкуб. – В Императорском университете исследований Чёрной империи проводили опыты с часами. Маги установили: «Если уничтожить вещь, живущий в ней гремлин умрёт от горя».

– Какая разница? – попытался я урезонить спорщиков.

– Что горит? – совсем не растерянно громыхнул Оливье.

– Виноват, – запричитал архивариус, но дядя не дал ему закончить.

– Я тоже собираюсь уничтожить голема! – закричал он.

Лицо Оливье покраснело от ярости.

– Будь уверен! – проревел он. – Мне это не составит труда! Меня ведь не интересует, останется ли в живых оборотень!

Я вздрогнул, но промолчал. Лес рубят, щепки летят. Только почему всегда в меня?

Дядя скрылся за стеной, а я приподнялся и бесшумно подобрался к архивариусу. Голем молчал. Угроза Оливье заставила его задуматься.

– Вы пытались бежать? – прошептал я.

Задумавшийся Мровкуб взглянул на меня так, словно первый раз увидел.

– Юноша, – протянул он. – Побег с каменной террасы невозможен. Как говорил один Блекбукский гробовщик: «Все попытки всегда приводят к одному и тому же».

Я вздохнул.

– Мне жаль, юноша. Не хочу вселять в вас обманчивую надежду.

– Вы же сами говорили, что надо в лучшее верить! – возмутился я.

– Как говорил Семисветский попрошайка: «Верь в империк, но грошики собирай!».

– Грязные макаки! – зарычал Оливье.

Я невольно оглянулся. Дядя стоял у стены и смотрел вверх.

В небе, на полоске светящейся воды подёрнутой малахитовой дымкой, летучие обезьяны атаковали чёрную шхуну. Корабль защищался. Канаты душили нападавших и сбрасывали с палубы. Реи на мачтах крутились, словно деревянные руки, сбивая обезьян. С носа судна выстреливала лодка. Попадая в атаковавших, она цепляла снастями и утаскивала их на корабль. С палубы бил фонтан воды, наверное, из бочки бесконечных запасов.

– Никогда не видел ничего подобного! – вздохнул архивариус. – Как говорил Тар-тырский летописец: «Как глуп я был, что потратил жизнь на хранение древних знаний!»

Чёрная шхуна отчаянно отбивалась, но от замка нескончаемым потоком летели новые обезьяны. Видимо, гремлин на корабле тоже понял, что сражение проиграно. Чёрная шхуна, от кончиков мачт до ватерлинии, затряслась. Мелкая дрожь заволновала паруса. Корабль закачался и нападающие вынужденно отступили.

– На ветер надейся, а сам не плошай! – крикнул дядя. – Спасайся!

Левый борт коснулся невидимой снизу воды. Шхуна проткнула преграду и перевернулась.

– Поглотителя лысого они получат, а не мой корабль! – радостно провозгласил Оливье.

– Куда он поплывет? – спросил Евлампий.

– Куда надо, – огрызнулся дядя.

Некоторое время, с деланным равнодушием косился слезившимся глазом, и спросил:

– Крысёныш, хочешь спастись или будешь слушать самодовольных психов?

– Как вы смеете так говорить про мага… – охнул Евлампий.

– Хочу! – закричал я.