– Сдурели! – крикнул я.– Мы почётные гости! Нас нельзя таскать за руки!
Но стражники, словно глухонемые, пёрли меня дальше. Я завертел головой в поисках помощи, но ни боцмана, ни феи в зале не оказалось.
– Куда все провалились?
Распахнув мною двери, вынесли в длинный, тёмный коридор.
– Это беззаконие! Я не потерплю такого обращения! Что вы себе позволяете! – вступил голем.
У поворота меня стукнули об угол, и потащили вверх. Я едва успел поджать ноги, чтобы не пересчитывать ими ступени, но обезьяны нарочно долбили меня обо всё что встречалось на пути.
Я крепился, убеждая себя, что скоро всё прояснится. Пока не начали ныть вывернутые руки, кое как получалось, но чем дальше меня уносили, тем меньше верилось в счастливую концовку.
– Что вам надо? – не особенно надеясь на успех, в очередной раз завопил я.
Встретившись с аркой, я с отбитым боком попал на широкий парапет. Он тянулся вдоль стены замка, похожий на недостроенный балкон без перил и ограждений, и зловеще обрывался вниз.
Открытую площадку обдувал солёный тёплый ветер. Под стенами замка торчали перевитые лианами деревья. В дебрях пересвистывались птицы, и даже до нас долетал траурный запах гнилой листвы.
Обезьяны ослабили железную хватку. Я коснулся пола и зашатался. Руки тоже отпустили. Я даже успел с наслаждением их потереть и увидеть под ногами, прилепленные к стене замка выступы. Чуть наклонился, разглядывая квадратные каменные карманы, и тут же, от толчка в спину, бросился им навстречу. Я не упал, как обожравшийся дракон, а спланировал, как осенний лист. Испугаться и то не успел, только истерично заморгал глазами, словно взмахи ресницами помогут мне подольше удержаться в воздухе. А вот голем летел, как огромный камень с обрыва, с рёвом и визгом:
– Архимагово седалище! Чары неразборчивые! Хаос беспорядочный!
Плавно покачиваясь, я падал, поддерживаемый магической силой, без неё тут точно не обошлось. Меня несло в один из каменных карманов. Другие скрывала серая пелена.
Расправив руки, я мягко приземлился на живот, а голем прочистил горло и заворчал:
– Согласись, в Тринадцатом Тёмном Объединенном мире тюрьма комфортнее.
Он так обыденно бубнил, будто дикие вопли только что раздавались не из его рта.
– Здесь же ничего нет. Даже примитивных удобств. А как же самое необходимое?
– Мы арестованы? – спросил я, чтобы перебить болтовню.
– Крысёныш, я тебя задушу!
Я приподнялся, встав на четвереньки, и озираясь по сторонам. Недружелюбный вопль раздался сверху, справа, из-за каменной перегородки в пол человеческого роста. И бешеные глаза Оливье, не оставляли сомнений, он меня убьёт.
– Почему я не выкинул тебя за борт? – взревел дядя.
– Да что случилось-то? – испугался я, обползая дыру в полу.
Если бы захотел, просунул в неё голову. Только так от Оливье не спасёшься.
– Убью! – взвыл он и, подтянувшись, полез ко мне.
Оседлав перегородку, дядя перевалился на мою сторону, и дыра расползлась вдвое, ещё до того, как он спрыгнул вниз. А когда его ноги коснулись пола, от камеры остался ободок вдоль стен. Вскочив на дрожащие ноги, я вжался в холодный камень и невольно взглянул вниз. У подножия замка призывно торчали очень-очень острые камни. Что-то мне подсказывало, что туда спланировать не удастся. Наоборот, рухнешь, как куль с дерьмом.
– Невиноват! – отчаянно пропищал я.
Дядя недобро сощурил глаз и пошёл вдоль дыры слева. Я, облизывая пересохшие губы, пробирался вправо. Пройдя полный круг, мы остановились.
– Меня не было десять минут! Синявку тебе…
– Порой этого достаточно, – веско заметил незнакомый голос.
Я обернулся. За левой стеной возвышался заросший скомканными седыми волосами ком. Из-под грязной чёлки торчал горбатый нос и блестели пронзительные синие глаза. Под длинной спутанной бородой висела грязная мантия без знака гильдии.
– Не лезь не в своё дело, сухопутный чаровар! – грозно прикрикнул дядя.
– Простите великодушно, – расшаркался незнакомец. – Но как говорит придворный шут: «Я так соскучился по умным собеседникам!». Я здесь двадцать пять дней и моё время почти истекло.
– Рад за тебя, – бросил Оливье и уставился на меня.
– Я ничего не делал, – не слишком уверенно повторил я.
– Могу подтвердить, – влез Евлампий.
– Ты, подтверждалка, рассыплешься в пыль на его костях!
– Я бы попросил не тыкать!
– Какая у вас содержательная беседа, господа, – заметил незнакомец из соседней камеры. – Как говорит привратник черногорской академии: «Нечего сказать, сиди, молчи, открывай-закрывай ворота!».
Дядя пронзил его испепеляющим взглядом и вернулся ко мне.
– Боишься? – пророкотал он, двигаясь в обход дыры.
Я закивал, отступая на противоположный край.
– Капля в море, – рыкнул он. – Хочу, чтобы ты умирал от страха. Забыл, что сделал? Прочищу твою башку!
Оливье шагнул, протерев стену плечом, а я, вжав голову в плечи, попятился.
– Король Дарвин, – приступил дядя, – седьмой год начинает день рождения с дегустации. Ему приносят целый торт. Он собственноручно отрезает маленький кусочек и кладет в рот. Медленно пережевывает и…бац…
Оливье так громко и звонко хлопнул в ладоши, что я оступился, качнувшись над дырой. Хрипло вскрикнув: «Ай!», я, тяжело дыша, вцепился в стену.
Замерев на мгновение, дядя разочарованно сплюнул и продолжил наступать.
– Что же ты не ухнулся, как чайка об мачту? Ну, ничего, потерплю. Так даже слаще! – запыхтел Оливье. – Король Дарвин схавал кусок торта, и поднял зад с трона, чтобы провозгласить праздник, но, – дядя сорвался на крик. – Пернатая макака так и раскрыла пасть! Его перекорёжило, будто ската замкнуло, и он окоченел над своим, треклятым, золотым троном! Застыл! Остолбенел! Окаменел! Скочурился! – он перевёл дыхание. – Наступил такой штиль, что я думал дворец треснет, и тогда все повернулись ко мне!
– Вы потрясающий рассказчик! Как говорит директор Большого репертуарного театра: «Искренность дороже кривляний!», – восторженно воскликнул седой незнакомец.
– Чтобы б мне на дно пойти, я хотел провалиться на месте, – не замечая ничего вокруг, продолжил Оливье. – Гости, даже жалкие слуги, тыкали в меня пальцами. «Мастер проклял короля тортом!» хныкали они, а коронованная обезьяна, одубела, как изваяние в свою честь!