Кучка муравьев вышла наружу, заползла на стену гаража на высоту двадцать-тридцать сантиметров. Среди муравьев оживленное движение. Группа муравьев, столпившихся возле обреченных, хорошо заметна. Иногда со стенки падает муравей, корчится несколько секунд и замирает. Под стенкой на асфальте уже скопилась порядочная кучка трупов.

Гараж находится против окон многоэтажного дома. Наблюдаю за муравьями украдкой и сожалею, что не могу сесть возле гаража на походный стул и воспользоваться биноклем, как в поле, не хочется обращать на себя внимание любопытных и судачащих по малейшему поводу старушек-пенсионерок. В нашем доме их клуб.

Пляска смерти продолжалась два дня. Погибло более половины муравьиной семьи. Так они и лежали черной кучкой несколько дней, пока их не покрыло пылью и не разнесло ветром.

Последний случай муравьиного помешательства я видел вблизи западных отрогов Джунгарского Алатау в предгорьях хребта Алтынэмель в полупустыне. Сборище муравьев, тоже относящихся к роду тетрамориум, было небольшое. Возбужденные муравьи по очереди забегали на склонившийся лист злака и прыгали с него на землю. Расстояние до нее небольшое, около двадцати-двадцати пяти сантиметров. После прыжка некоторые муравьи тут же скрючивались и гибли, пополняя гору трупов, другие же бодро мчались к своему гнезду. Зрелище небольшое по масштабу и числу участников, но очень впечатляющее и труднообъяснимое. Сам по себе прыжок, совсем безопасный в обычном положении, служил как бы своеобразным психологическим барьером, перейти который могли лишь здоровые и молодые…

Я решил отдохнуть на краю глубокого оврага в предгорьях Заилийского Алатау и загляделся на голубые дали. День угасал. Солнце медленно погружалось за горизонт. Рядом со мною прилежно трудились бегунки, еще ползали муравьи-пигмеи (Plagiolepys pygmea). Вот у входа в гнездо этих малюток — крошечной дырочки, с кучками недавно выброшенной земли — два муравья схватились друг с другом, свились в клубок, катаются по земле, дерутся, что ли?

Что бы это могло значить? Наверное, к гнезду подобрался чужак, и его опознал один из бдительных сторожей. Не могут два жителя одной семьи так сильно повздорить, не видел я никогда подобного. Посмотрю, что будет дальше.

Но напряженный поединок внезапно прерывается, муравьи отскакивают друг от друга, один из них скрывается в муравейнике.

А другой? Что с ним? Он стал кататься по земле, кувыркаться с боку на бок, через голову, метаться будто одержимый. Проползающие мимо него муравьи останавливаются, ощупывают усиками. Видимо, внимание окружающих постепенно действует на него отрезвляюще, он успокаивается, истерический припадок прекращается. Теперь он только подскакивает на месте, тельце его будто подбрасывает какая-то неведомая сила. Иногда муравей задирает вверх брюшко, наверное, тем самым пытается просигналить окружающим о каком-то немаловажном событии. Может быть, он, умудренный опытом, распознал в посетителе ловко замаскировавшегося недруга, прикинувшегося своим вора, разведчика, предшественника нападения. Интересно, что будет дальше? Но в этот момент, отвлекшись по какому-то поводу на несколько секунд, я потерял из виду забавного муравья и больше не мог найти его среди снующих собратьев.

На стволе арчи встретились два кроваво-красных муравья (Formica sanquinea), один большой, другой заметно поменьше. Тот, кто поменьше, быстр и энергичен. Это, видимо, инициатор, один из распорядителей муравейника. Он схватил за челюсть большого и потянул к себе.

По муравьиному обычаю большой обязан сложиться тючком и отдаться во власть носильщика. Раз так требуют, значит, не зря, значит, так и надо, есть какое-то другое важное дело у семьи, к которому его и принесет малыш. Малые муравьи — самые верткие и распорядительные — таскают сложившихся комочком муравьев-собратьев, распределяя их по местам.

Но разве в муравьином обществе существуют законы без исключений! Большому муравью не хочется складываться тючком, ему не нравятся притязания малыша, он не собирается сворачивать с намеченного пути. И малышу достается. Он прилагает все силы, цепляется ногами за кору арчи, тянет в свою сторону. Почти совсем сломил сопротивление своего великовозрастного товарища: тот подался вперед, подогнул брюшко, но… одумался, распрямился, сам рванул малыша, потащил в свою сторону. Теперь, выходит, малышу пора складываться, и он изогнулся скобочкой, почти стал тючком, но… тоже одумался и, собрав все силы, стал упираться и тянуть к себе. На стороне большого муравья — сила, на стороне малого — ловкость и бездна упорства.

Долго муравьи пытались совладать друг с другом, времени у них непочатый край, а силы и терпения хоть отбавляй. Наконец малый отступился, выпустил челюсти большого, почистился и отправился искать послушного, сговорчивого, незанятого. А с этим лучше не связываться, вон какой упрямый!

Видимо, в своей неудаче виновен сам носильщик. Мало у него опыта. Другие, прежде чем хватать за челюсти, приглядываются, принюхиваются, узнают — кто перед ним и стоит ли его отвлекать на другие дела.

Чем объяснить, что рыжий лесной муравей любит блестящие предметы? Несколько дней по небольшому муравейнику перетаскивают с места на место кусочек хитина с двумя передними ногами жука-геотрупа (Geotrupes). Остатки жука давным-давно обглоданы, как пища не представляют никакого интереса, и синий кусочек волокут вниз, оттаскивают подальше и бросают на свалку. Он сверкает в лучах солнца, отражает во все стороны искрящиеся блики. Разве на свалке место такому великолепию? И муравьи с рвением выволакивают из-под мусора осколок панциря и несут его обратно на муравейник, заносят в один из входов.

Так как же? Необходим или вовсе ни к чему красивый кусочек хитина?..

Отношение муравьев к блестящим предметам меня заинтересовало, поэтому при случае я пытался выяснить эту сторону поведения. Теперь в моей полевой сумке лежат брошь и разноцветный бисер.

Где только не побывала эта брошь из пластмассы с искусственными камнями! И в горах Тянь-Шаня, и на Алтае, и в Туве, и в Хакассии, и во многих местах Западной Сибири. Везде она служила своеобразным мерилом степени любознательности рыжих лесных и отчасти рыжих степных муравьев.

К броши отношение разное. Грузные муравьи-древоточцы, мирмики всех видов, желтые и черные лазиусы к ней совершенно равнодушны. Уровень их психики не настолько высок, чтобы обращать внимание на подобные вещи. Достаточно того, что от броши не пахнет ни враждебным, ни съедобным. Зато у рыжих лесных муравьев брошь постоянно вызывала интерес.

Нынче мне повстречался муравейник с удивительно любопытными муравьями. Сотни его жителей обсели брошь со всех сторон и что только они с нею не делали! Некоторые умудрялись забираться даже под нее и, упираясь ногами, пытались сдвинуть с места. Тяжелая брошь только слегка покачивалась из стороны в сторону. Часа через три, когда все с нею познакомились, брошь была оставлена и, казалось, забыта. Но когда я слегка разворошил муравьиную кучу, желая узнать, как идут дела с расплодом, муравьи выбрались из глубоких ходов, и брошь вновь привлекла внимание любопытствующих. Теперь возле нее беспрерывно крутились муравьи и не было конца их любознательности.

Что, если брошь оставить на муравейнике некоторое время?

Через два дня я вновь у муравейника. С брошью теперь все окончательно познакомились, и она более никого не интересует.

Как-то я оставил брошь на муравейнике на несколько часов. Возвратившись к ней, ахнул. Ее стащили с муравейника, почти все белые камни из нее вынули и только два красных сверкали зловещими глазами. Над единственным белым уцелевшим камнем старательно трудился муравей. Он настойчиво пытался вытащить его, и, кто знает, если бы этот камень не сидел чуть глубже других, его, наверное, постигла бы участь остальных. Я прогнал муравья-разорителя, стряхнул остальных. Камни бесследно исчезли. Их утащили в муравейник.