По озеру Иссык-Куль гуляют волны с белыми гребешками, шумит прибой. Щедро греет солнце. А рядом, в горах, нависли тучи, космы дождя и снега закрыли вершины. Доносятся далекие раскаты грома. Два мира — север в горах и юг над озером — уживаются рядом.

Мое внимание привлекает крупный рыжий степной муравей (Formica pratensis). Он поспешно ползет от озера в заросли, наверное, направляясь в свое жилище, не задерживается, не мешкает и вскоре доводит меня до своего дома. Его жилище совсем недалеко от бивака, сложено из крупных кусочков стеблей, выглядит крепким сооружением и расположено в самом центре большого куста полыни — эстрагона. Жители муравейника — настоящие южане. На муравейнике обычный трудовой день: добыча пищи и отдых.

Не поднести ли муравьям немного сахара на кусочке плотной бумаги? Сахар привлекает внимание. Его лижут, вокруг него суетятся. Теперь бы неплохо смочить сахар водой. Сладкая вода вызывает настоящий переполох. Толпы сладкоежек теснятся у кромки вкусной лужицы, заползают друг на друга, и тот, кто напитался, направляется с раздувшимся брюшком в подземные ходы, едва передвигая ноги. Прибывающие к лакомству сразу же понимают, в чем дело, и жадно льнут к моему угощению. Но находится один, которому все происходящее кажется непонятным или, быть может, даже неприятным. Он хватает одного за ногу и оттаскивает в сторону, потом другого, затем неожиданно распластавшись, сам склоняется над жидкостью.

Один муравей не стал лакомиться даровым приношением. Что-то с ним произошло, его будто бьет лихорадка. Мелко и беспрестанно вздрагивая, он обходит муравейник. Что с ним? Подает какой-то сигнал? Появляется еще такой же трясущийся.

Здесь рыжие степные муравьи не особенно злобны, и можно без опасения часами стоять возле муравейника. Но один добрался до голого тела и немедленно пустил в ход острые челюсти и едкую кислоту. Забияка схвачен и брошен в самую середину сладкой лужицы, беспомощно в ней барахтается, вот-вот потонет. Но один из сладкоежек бросается в воду, хватает утопающего и вытаскивает на сухое место.

Спасение утопающего я вижу впервые. Тогда повторяю эксперимент. Результат тот же. Откуда у муравьев такой навык? Здесь муравьи часто ходят за добычей на берег озера. Наверное, там муравьев-охотников нередко смывает волнами и, кто знает, быть может, они научились выручать тонущих.

В часы досуга, отвлекаясь от неизбежных многочисленных и повседневных забот, присаживаюсь в своем саду на дачном участке возле муравейника Formica pratensis. Мне очень нравится наблюдать жизнь этого неугомонного народца.

Лет пять назад переселил этих муравьев в глухой угол участка из жалкого и полуразрушенного муравейника, оказавшегося в очень людном месте. В саду семья муравьев сильно выросла, окрепла и возвела солидную кучу диаметром один метр и высотой около полуметра — миниатюрный небоскреб с многочисленными помещениями, заполненными жителями.

Муравьи любят сладкое. Они холят, защищают и всячески опекают тлей из-за их сладких выделений. Углеводы — материал энергетический и крайне необходимый этим столь деятельным созданиям. Желая добра своим многочисленным поселенцам, я часто кладу рядом с их жилищем блюдечко с сахарным сиропом. Радостная весть вскоре разносится по муравейнику, возле блюдечка образуется настоящее столпотворение, и кучка муравьев рассаживается за ним, как за круглым столом. Муравьи так тесно унизывают край блюдечка, что на нем не остается свободного места.

Летом, особенно в сухую и жаркую погоду, надо не забывать доливать в блюдечко воду, не то сироп загустеет, станет липким и превратится для лакомок в предательскую ловушку.

Муравьи, члены одной семьи, не похожи друг на друга, каждому присущи свои особенности поведения. Как и следовало ожидать, жаждущие напиться различаются темпераментом. Иные степенно и не очень сильно отягощают свой животик и, не торопясь, покидают блюдечко. Другие же пьют сироп быстро, с жадностью и раздуваются так, что брюшко становится прозрачным и на нем появляются светлые полоски межсегментных складок. Такие, закончив дело, поспешно направляются в свое подземное царство, чтобы там поделиться добытым с многочисленными собратьями. И, наконец, находятся муравьи очень неумеренные. Они не ждут, когда на краю блюдечка освободится место, а лезут по телам товарищей и, добравшись до сладкого, надуваются так, что, будто пьяные, тут же падают в жидкость, едва шевеля ножками и усиками. Слегка барахтаясь, они заплывают далеко от спасительного берега сладкого озерка и застывают там в неподвижности. Через пару часов они погружаются на дно. Забавнее всего и то, что многие, чрезмерно напитавшиеся, падают бездыханно и на сухом месте у края блюдечка.

Картина эта мне знакома издавна и хорошо. Много раз я видал, как таких неумеренных обжор собратья вытаскивали на сухое место, предоставляя им возможность брести в муравейник. Если же утопленники не подавали признаков жизни, то их усиленно массировали, гладили, возвращали к жизни. Но так себя вели муравьи — обитатели побережья озера Иссык-Куль. Там муравьи выработали у себя способность спасать утопающих. Муравьи же сухопутники не обращали внимания на своих попавших в беду собратьев. Поэтому, угощая муравьев сиропом, я время от времени извлекал утопающих. Случалось так, что об этой обязанности забывал и спохватывался, когда помощь уже была бесполезна, а утопленники не подавали признаков жизни.

Тогда я окончательно убедился в удивительной способности муравьев оживлять, или, как теперь говорят медики, реанимировать своих товарищей, оказавшихся в бедственном состоянии. Возле пострадавшего, которого я клал на муравьиную кучу в самом оживленном месте, вскоре же собиралось несколько муравьев. Они тщательно облизывали бездыханное тело товарища, долго и настойчиво массировали челюстями брюшко, гладили усиками тело. И тогда свершалось чудо! Муравей начинал подавать признаки жизни.

Сперва у него вздрагивали лапки, затем шевелились усики, и, наконец, он поднимался, долго и тщательно приводил в порядок свой костюм и включался в жизнь общества.

Картина воскресения погибающих муравьев производила на меня большое впечатление. Ее можно было наблюдать многократно и всегда с одним и тем же результатом.

В чем заключался секрет реанимации, я не знал. Может быть, прежде всего помогало очищение тела от сладкого сиропа? Но тщательно отмытые утопленники не оживали без помощи своих товарищей, тогда как на муравейнике окружающие их врачеватели с умением, достойным восхищения, быстро делали свое дело.

Нет, муравьи определенно обладали каким-то искусством оживления. Вот только каким — отгадать казалось невозможным. Чудодейственная способность этих маленьких созданий, жизнь которых была окружена ореолом таинственности, не давала покоя. Еще бы! То, к чему современная медицина пришла долгим путем, муравьи совершали быстро, просто и, судя по всему, без всякого обучения, руководствуясь инстинктом, приобретенным длительной эволюцией и передаваемым по наследству.

Но увы! Как часто в жизни красивые теории разрушаются грубыми по своей простоте фактами. Вскоре я легко разгадал секрет муравьев-эскулапов и сам научился их ремеслу реанимации.

Муравей — существо сугубо общественное. Он не способен жить без постоянного общения и вне общества себе подобных, изолированный вскоре погибает, даже оставленный рядом с пищей. Оказывается, муравей-утопленник, отключенный от мира привычных раздражителей, постепенно впадает в неактивное состояние, незаметно переходящее в смерть. Очутившись в таком состоянии среди собратьев и ощущая их участие к своей судьбе, их прикосновения, массаж, он возвращается к жизни.

Все оказалось так просто! Обыкновенной кисточкой из беличьего хвоста я совершал этот чудодейственный массаж, приводил в чувство погибающих сладкоежек и возвращал их к жизни, если только они не слишком долго лежали в воде.