Вновь погас и зажегся свет.
— Второй звонок, — озабоченно сказал дедушка. — Сейчас начнется спектакль.
— Да нельзя начинать! Нельзя! — причитала бабушка.
— Почему нельзя? Что случилось? — спрашивали подходившие актеры. Но, взглянув на подставку с куклами, потрясенно умолкали. Все герои их спектакля висели, связанные вместе за волосы и хвосты, бороды и пуговицы.
По ту сторону занавеса гудел зрительный зал. После третьего звонка зрители угомонились. Все взгляды устремились на занавес: вот сейчас он раздвинется и начнется «Золотой ключик». Но занавес все не раздвигался. Наконец по залу прокатились нетерпеливые аплодисменты.
— Скандал! — простонала бабушка. — Катастрофа!
— Засыпайка, помоги! — прошептал Мати.
И Засыпайка сделал все, что мог. Сначала вышел на сцену, встал перед залом, снял волшебную шапку и усыпил всю публику. Потом улыбнулся каждому актеру отдельно и таким манером покончил с их смятением. Сладкий сон опустился на сцену.
— Порядок! — улыбнулся Засыпайка и стал размышлять, что же делать с куклами. — Без Шерстинки мне, пожалуй, не обойтись, — подумал он, соединил концы указательных пальцев и пробормотал:
Трипс-трапс-трулль,
восемь дырок, пять кастрюль!
Желтый клубок завертелся, спрыгнул, как мячик, на пол и снова превратился в Тинку-Шерстинку.
— Ты здесь такую кашу заварила! — укоризненно сказал Засыпайка.
— Кашу? Да меня никто и никогда не видел с ложкой! — обиделась Шерстинка. — Мое дело — украшать дом, чтобы глаз радовался.
— Вот и доставь мне такую радость, распусти свой шарф со всякой всячинкой, — попросил Засыпайка, — и свяжи костюм кукле Буратино, да поживей!
— Как это «поживей»?
— Как только можешь!
— Тогда помогай мне!
И Шерстинка вместе с Засыпайкой распустили шарф и одели Буратино.
— Готово! — сказал Засыпайка. — Теперь полезай к Майли в сумку.
Засыпайка повернул свою шапку и растаял, проснулись актеры, проснулся зал. Всем показалось, что они просто на минутку задумались. Бабушка не переставала удивляться, откуда вдруг у ее куклы появился новый наряд. Раньше на Буратино была красная курточка и синие штаны, а сейчас вдруг наоборот — куртка синяя, а брючки красные!
— Мати, ты понимаешь, в чем тут дело? — спросила бабушка.
Мати кивнул.
— Значит, Засыпайка?
— Угу, — произнес Мати. — А кто же еще.
Как бы там ни было, спектакль удался. И прежде чем автобус кукольного театра отправился дальше по гастрольному маршруту, бабушка Буратино успела провести часок в кругу семьи на веранде в Кивинеэме. Для Мати это был праздник: за столом сидели обе бабушки и оба дедушки! А на столе красовались знаменитые ватрушки бабушки Салме. И до чего же вкусно они пахли!
История двенадцатая,
в которой выясняется, что мышиные хвосты на самом деле — морковки, что бабушке нужно ставить тесто, и что Засыпайка не совсем правильно оценил банные удовольствия
Шли дни. Сияющие, теплые летние дни. По ночам, правда, иногда моросило, но днем ни одно облако не закрывало солнце. Теперь Мати плескался в воде сколько душе угодно. Огорчало его только то, что Засыпайка не мог составить ему компанию. Друг предпочитал сидеть на камне и с него наблюдать за резвящимися детьми. Но — что делать! Ведь Засыпайка — человечек-подушка, а подушки, как известно, не купаются.
Однажды утром Мати стоял во дворе и смотрел, как дедушка развешивал сети на просушку. Сети были длиннющие, дедушка прикрепил их за верхний край к столбикам, и получилась зеленая занавеска, которая протянулась от сарая до калитки. Занавеска пахла морем и рыбой. И дедушка пах морем и рыбой. Дедушка работал молча. И Мати тоже не хотелось говорить.
— Мати, давай-ка сюда-а! — позвала бабушка. — От тепла и сырости сорняки валом повалили. Ни салата, ни гороха не видать. Помоги-ка мне прополоть грядку. Для начала хотя бы вот эту, морковную.
Мати присел на корточки рядом с бабушкой, чтобы посмотреть, как полют. У моркови были симпатичные резные листочки, слегка напоминавшие птичьи перья. И росла она красивыми прямыми рядками, а вокруг кустилась разная сорная трава. Ее надо было осторожно вытаскивать вместе с корнями, чтобы моркови хватало места и воздуха. Когда Мати понял, что нужно делать, бабушка сказала:
— Я тока съезжу на почту, за газетами. — Взяла велосипед и укатила.
Сначала Мати гордился тем, что бабушка доверила ему такую важную работу, как прополка грядок. Но постепенно это ему надоело — дергаешь, дергаешь, а расчистил всего-то клочок земли размером с ладонь, а впереди еще длинная, нетронутая грядка.
— А чем мы сегодня займемся? — раздался вдруг знакомый и милый голос.
Воздух перед Мати зарябил, завертелись цветные кольца, и вот между грядками уже стоял Засыпайка. Мати тут же повеселел.
— Бабушка разрешила мне прополоть морковку, — гордо объявил он.
— Можно, я тоже? — спросил Засыпайка.
— Конечно, можно, — обрадовался Мати — неожиданная подмога была ему очень кстати. — А ты умеешь полоть? — спросил он на всякий случай.
— Что за вопрос! — надулся Засыпайка.
Засыпайка приступил к делу на другом конце грядки. Вот так, двигаясь друг другу навстречу, они с Мати должны были встретиться где-то посередине, и тогда вся длинная морковная грядка была бы очищена.
Какое-то время они работали молча, только посапывали. Наконец, Мати почувствовал, что нужно разогнуться. Он пошел посмотреть, как продвинулся Засыпайка. И что же он увидел?!
В борозде между грядками лежала молодая ярко-зеленая поросль моркови, Засыпайка аккуратно разложил их одну за другой.
— Засыпайка, что ты делаешь! — опешил Мати. — Ты же выдернул морковку и оставил сорняки!
— Да что ты! — поразился Засыпайка. — Вот эти мышиные хвосты в есть морковка?
Тоненькие, белесые корешки морковин и вправду больше походили на мышиные хвостики, чем на овощи.
— Их было так весело вырывать, — объяснил Засыпайка. — Они росли красиво, рядком и сами лезли в руки. А когда я попробовал рвануть те, другие, то обжег пальцы.
— Еще бы, — хмыкнул Мати, — это крапива, ее-то и надо было выдернуть. Ну и что же, что жжется, работать в саду — это тебе не леденцы сосать!
— Что же теперь будет?! — заскулил Засыпайка.
— Ничего, — утешил его Мати. — Засунем морковку обратно в землю и как следует польем. Тогда она слова вырастет.
Сказано — сделано. Друзья пальцами сделали в мягкой земле ямки и затолкали всю морковь обратно на грядку.
В тот самый момент, когда Мати открыл кран, торчавший на огороде, и вода, гулко звеня, побежала в лейку, приехала бабушка.
— Что это с тобой? — крикнула она еще издали. Дождь, по-твоему, ночью лил мало?
Засыпайка живо перевернул шапку козырьком вперед и растаял.
— Поливать мне нравится больше, чем полоть, — брякнул Мати.
— Охотно верю, — засмеялась бабушка, — но поливать сегодня вовсе ни к чему. А если тебе надоело полоть, пойди в дом, там для тебя есть письмо.
— Письмо!
Мати помчался в комнату. От кого письмо — от мамы и папы? Или от таллиннских дедушки и бабушки? Или от прадедушки и прабабушки?
На столе поверх газет лежал конверт, надписанный для взрослых — читать такие маленькие буквы Мати еще не умел. Зато рядом с конвертом белел сложенный пополам лист бумаги, на котором красовались большие печатные буквы: «МАТИ». Мати взял свое письмо и развернул его. Потом прочел по складам: «КАПРИЗУЛЯ!» Ага, Капризулино письмо, конечно, от мамы! С мамой они вечно играют в зулю-капризулю, когда все надо говорить наоборот.
А дальше было написано вот что:
«НЕХОРОШАЯ ДЕВОЧКА МАТИ!
МЫ С ПАПОЙ ВООБЩЕ НЕ СОСКУЧИЛИСЬ ПО ДЕДУШКЕ С БАБУШКОЙ И ПО ТЕБЕ! И НАМ ВОВСЕ НЕ ХОЧЕТСЯ УВИДЕТЬ МОРЕ! МЫ С ПАПОЙ НЕ ПРИЕДЕМ В ПЯТНИЦУ ВЕЧЕРОМ В КЯСМУ!
ТВОИ ДОЧЬ И СЫН!»