— Оно не годится в монтажеры, но проявляет сообразительность, — заметил один.

— Может, его удастся использовать для новой модели проектира?

Я опасался, что они опять вернутся к мысли содрать с меня кожу.

— А зачем вам новая модель? — вставил я.

— То есть как зачем? Нас спроектировали уже довольно давно.

— Разве вы плохо выполняете свои функции, разве вы неисправны? — спросил я, вспоминая то, что слышал у монтажеров.

— Мы исправны, но нас спроектировали давно.

— Кто же вас спроектировал?

— Проектиры. Предыдущая модель проектиров.

— А что с ними?

— Сданы в лом.

— Они неисправны?

— Исправны, но эта модель уже устарела.

— А что станет с вами, если вам удастся разработать новую модель проектира?

— После того как будет изготовлена новая модель проектира, нас отправят на переплавку.

Должен признаться, что у меня по коже побежали мурашки. Я оказался на планете спятивших кибернетических существ, которые воспроизводили последующие поколения с полным сознанием собственной обреченности.

— А вы хотите, чтобы вас отправили на переплавку? — спросил я.

Они не поняли. Я постарался объяснить по-другому:

— Ну что вы предпочитаете, чтобы вас отправили на переплавку сейчас или позже, потом?

Теперь до них дошло. Шивы некоторое время раздумывали, наконец один из них ответил:

— Позже, позже.

— Почему же вы в таком случае работаете над новыми моделями проектиров?

— Они более удачные, могут создавать новые модели монтажеров.

— А что вообще делают монтажеры?

— Монтируют других монтажеров, а также проектиров и разбористов.

Я продолжал эту странную, жутковатую беседу, зная, что стоит мне ее прервать, как шивы примутся — в буквальном смысле слова — сдирать с меня шкуру.

— Но зачем вам так много монтажеров, проектиров и разбористов? — спросил я, используя их своеобразную терминологию.

— Нам много не надо. Просто старые модели постепенно отправляются в лом.

— В таком случае зачем вы вообще проектируете новые модели?

— Как это зачем? Завод должен работать.

— А разве завод не может выпускать что-либо другое?

— Но ведь ничего другого не существует.

— А кто построил завод?

Они не поняли. Поэтому я спросил по-другому:

— Ну, кто здесь был еще до того, как построили завод?

— Завод был всегда.

Я вдруг подумал о разумных живых существах, которые положили начало этому зловещему процессу, превратившемуся в самоцель. Откуда они прибыли? Каковы были их намерения? Как сложилась их судьба? Может, они и сами уже сданы в лом? Подумал я и о том, что никогда этого не узнаю — так же, как мои друзья на Земле уже никогда не узнают, что сталось со мной.

Обдумывая, каким образом продержаться подольше, я, к своему изумлению, услышал:

— Надо проверить, как оно взаимодействует с другой частью.

«Оно» означало меня. Но что за другая часть? Э, да ведь речь идет о мыслелете! Я приободрился. Значит, еще не все потеряно!

— Меня необходимо поместить внутрь той части, — подсказал я.

Шивы колебались — вероятно, сначала хотели установить, что находится у меня под кожей.

— Таким образом вам легче будет выяснить, откуда я прибыл и для чего создан.

Не знаю, почему эта довольно убогая аргументация их убедила, но они согласились. Появившиеся разбористы затащили меня и проектиров в камеру для исследований. Здесь уже стоял мыслелет, окруженный странными, незнакомыми приборами. На внешних стенках корабля виднелись мелкие выбоины, но с первого взгляда было ясно: мыслелет устоял против попыток размонтировать его на составные части. Люк был заперт, проектиры не смогли забраться внутрь. Возможно, именно поэтому они и согласились привести меня сюда еще до вивисекции. В сопровождении обоих проектиров, окруженный разбористами, я добрался до замка люка. Потом одним рывком открыл крышку, вскочил внутрь, тут же захлопнул ее и уголком глаза еще успел увидеть, как ползут шивы, размахивая своими лапами. Я уселся в кресло пилота, подумал, удастся ли мыслелету преодолеть неизвестную мне толщину грунта, отделявшего камеру от поверхности планеты, и сконцентрировался.

Как видите, я вернулся на Землю.

Крофор немного помолчал, потом сказал:

— Все-таки хорошо, что мы — люди. — И добавил: — Я думаю, по этому случаю нам следует попросить полковника Трюкло прибегнуть к запасам живительной влаги.

— Возможно, в будущем станут серьезнее относиться к полетам, — сказал упитанный аспирант Огогос, — однако сегодня это еще лотерея. Я и члены моего экипажа вытянули в этой лотерее счастливый билетик. Мы отправились в экспедицию, словно на загородную прогулку, без всякой подготовки. Планету 33–33–94 в галактике С0 NGC3379 мы выбрали просто потому, что ее номер в каталоге совпал с номером телефона одного из моих друзей. Можете называть это легкомыслием, пусть так, но ведь в экспедиции приняли участие молодые люди, которым вместе не исполнилось и трехсот лет.

Что? Сколько нам сейчас? Хм… около двухсот. Нет, нет, я не ошибся и, прошу мне верить, не нахожусь под влиянием таинственного напитка… ну, может быть, самую малость, но что касается суммарного возраста членов нашего экипажа в настоящее время, то я не ошибаюсь. Экипаж… не в полном составе. Несчастный случай? Нет. Отнюдь. Хотя при желании можно сказать и так. Все зависит от точки зрения… У меня заплетается язык?.. Возможно, вам виднее, но, уверяю вас… последний эксперимент с напитком… нет, нет, моя голова работает на редкость четко… Я говорю загадками? Да нет, просто вы меня все время прерываете, я никак не могу приступить к сути. Друзья, вы стали слишком разговорчивы… Простите, председатель, все, все, я возвращаюсь к теме сообщения.

Итак, сразу же после концентрации мыслелет оказался на поверхности планеты 33–33–94. Мы прижались носами к хрустальным окнам корабля и онемели. Картина была и-зу-ми-тель-ней-шая. Местность напоминала некоторые уголки нашей Земли. Под голубым небом раскинулось ультрамариновое море, ласкающее золотистый берег. Синь и золото! Вдоль берега росли деревья, напоминавшие пальмы, с той разницей, что стволы их были до самой кроны усеяны мелкими лиловыми цветами. Шестиногие существа в цветастом оперении и с двумя хвостами играли, перепрыгивая с дерева на дерево и кидая друг в друга охапки цветов. Ах, как это походило на бал, на земной карнавал… маски, конфетти…

Что? Мне следовало бы говорить стихами? Ах, адмирал, адмирал! Вы даже не представляете себе, сколько поэзии было в этой картине! Не откладывая дела в долгий ящик, мы взглянули на результаты химического анализа атмосферы, на показания датчиков температуры, плотности излучения и прочая и прочая… Все было примерно в земных пределах. Мы быстро отворили люк и вышли, признаюсь, даже без скафандров. И ничего. Воздух был абсолютно чист, насыщен бодрящим ароматом… благодарю за замечание, председатель, я постараюсь умерить свои восторги. Как бы там ни было, ободренные, мы отправились в путь и уже через несколько сотен метров встретили первых туземцев. Нет, капитан, это были не чудовища, а человекоподобные существа. Впрочем, как знать, может, скорее, мы, люди, похожи на обитателей той планеты. Во всяком случае, должен признать, что мы, трое землян, выглядели карикатурно. Они — высокие, стройные, пропорционально сложенные, синеглазые, прекрасные. Мы… да что тут говорить, — особой красотой не отличались. Вы сами видите, у меня склонность к полноте. Вин, навигатор, как раз наоборот — тощий, как жердь. Что же касается командира корабля, коменданта Бодайца, то это умный, милый парень, но совершенно лысый, его голова напоминала лимон с торчащей на самой макушке шишкой. Впрочем, не помню, чтобы на Земле это доставляло ему какие-либо неудобства.

Тридцать три—тридцать три—девяносточетыряне шли к нам, в платьях из цветов, босые, с венками на головах — дети природы, еще не отравленные ядом цивилизации. Вы сами, друзья, по собственному опыту знаете, что каждая встреча с еще не известными представителями разумных существ вызывает чувство неуверенности и заставляет внутренне напрячься, быть готовым к конфликту, стоит только другой стороне проявить хоть каплю недоверия по отношению к нам. По-моему, в большинстве случаев конфликты возникают не из антипатии, а из обоюдных опасений, трудности взаимопонимания и сомнений относительно мирных намерений. Простите, у меня, кажется, получилось несколько громоздко. Девяносточетыряне преодолели этот барьер, я бы сказал, с первой же попытки, используя межпланетный сигнал доброй воли — улыбку. Надо признать, нам в этом помогло взаимоподобие. Столкнись мы с существами, напоминающими, например, кристаллы исландского шпата, улыбка которых проявлялась бы в виде фосфорического блеска одной из граней, мы могли бы ошибочно интерпретировать ее, что привело бы к трагическим последствиям. А тут мы с первого взгляда почувствовали взаимную симпатию.