Повторюсь, что только с длительностью связана последовательность событий. А не с тем, что стоит за ощущенческой фикцией, называемой нами "бегущее время". Другое дело, что ощущение длительности (как ощущение из разряда сакраментальных, подвизующееся среди множества наших экстрасенсорных ощущений) присутствует четвёртой компонентой в огульном ощущении времени − единственно неотвлечённой и самой внутренней. И только благодаря тому связь огульного ощущения времени с последовательностями событий, которую каждый − в подспудной заведомости того − считает наличной, не есть связь фиктивная. Другими словами, ощущение времени в строгом смысле слова должно "состоять" из одной этой четвёртой своей компоненты.
Движение чего-либо знаменует последовательность событий. Ну, в смысле, присутность его суть реализуемость её. И почему у Зенона "движенья нет"? Потому что в апории "Стрела" для доказательства его отсутствия он пользуется фикцией.
Приведём эту апорию. В хорошем пересказе, почерпнутом из одной научно-популярной книжки. Пересказ этот − в следующем абзаце.
"Живём мгновениями. Ну, а коли так, значит, в любое определённое мгновение летящая стрела находится в определённом, единственном положении. Она находится в данном месте точно так, как если бы она покоилась здесь всегда. А значит, её никоим образом нельзя отличить от другой стрелы, которая действительно покоится в данном месте. А коли нельзя отличить движущуюся стрелу от покоящейся, значит, никакого движения и не существует..."
Что тут скажешь? То лишь, что мгновенье − виртуальность. То есть проходит в качестве категории, неизвестной ещё Зенону. И провозглашать его реальностью − значит вдаряться в фикцию! Провозгласить мгновение реальностью − значит остановить время для предмета, рассматриваемого в том мгновении. Это выражаясь по-старому. А говоря по-новому, это значит неспециально (читай: хитро!) лишить его, предмет тот, длительности. Меж тем, всякий предмет имеет протяжённость и длительность, что называется, по праву рождения. Ну, по праву своей вошедшести в мир. То есть, имеет их имманентами своего наличия в мире. Есть предмет − есть у него они! (При принципиальной невозможности решить, которая из них первичней, как невозможно это проделать для курицы и яйца − как понятий.) То есть длительность − нелишаемое, так сказать, свойство у предмета. Когда в самом принципе его нельзя её лишить! Поскольку он имеет её попросту в порядке распространяемости на него длительности самого мира.
Если забрать у мира длительность, то летящая стрела, не имея тем длительности, в самом деле будет идентична покоящейся − в неимеющести тою длительности тоже. Ибо неимеющесть стрелою − как предметом − длительности означает невозможность её участия в какой бы то ни было последовательности событий, и в этом − в этой фактически дырке вместо себя! − летящая стрела абсолютно идентична покоящейся. В том смысле, что летящая не имеет полёта, а покоящаяся − покоя (как непокидаемости определённого места). А имеют − одинаково обе! − ничего неимеемость.
Другое дело, когда стреле − как предмету − в длительности не отказывать. Тогда-то и возможна длительность стрелы в лице одной последовательности событий с её участием (последовательность, составляющая её летящесть), и длительность стрелы в лице другой последовательности событий с её участием (последовательность, составляющая её покоящесть). То есть две формы реализации (ну, используемости) стрелою своей длительности. Важные здесь нам из вообще бесконечного множества возможных форм.
У Зенона же в апории со стрелой, повторяем, незаметная как раз аннуляция длительности. Ну что ж, коль ты её для предмета фактически убираешь, то у него и действительно "движенья нет"! Вот только убравшесть такая − принципиальная невозможность! То есть курьёзное заключение об отсутствии движения у тел в природе − это просто неправомочно-обобщительная трактовка: возможность человека прекратить для себя реализуемость длительности у выбранного тела (прекратить путём предельного укорочения контакта с тем телом) − не означает, однако, прекратившести той реализуемости как чего-то в мире. Это относится ко всем формам реализуемости, а значит − и к важной для нас форме в виде участия стрелы (как тела) в поступательном перемещении.
Зенон первым обнаружил у человека упомянутую возможность. Но из того, дорогой Зенон, что ты − как человек − всегда при ней, и тем для тебя − по твоему желанию − реализуемости длительности у выбранного тела нет, а тем нет и его движения − как формы той реализуемости, ещё ничего особенного не вытекает: это всё только для тебя, ничуть не означая, что движения у выбранного тела вообще не стало...
Итак, время, как мы уже говорили, есть ощущенческая фикция (если не иметь в виду самую глубинную составляющую в нашем огульном ощущении времени). Ощущенческая фикция, в душевной слепоте объяснительно приставляемая нами к движениям предметов. Отчего любое движение чего бы то ни было − как что-то объективное − выступает при фактическом свойстве сметать у нас эту фикцию: открой только ему такую возможность! Как только открываем, оно автоматически оказывается представительствующим нам (собою) то, что Ньютон интуитивно назвал длительностью. А уж последняя есть "мысль бога" по отношению к материальному миру. Ну, та первейшая его мысль, на которой держится этот мир. Мысль, специальное содержание которой как раз и заключается в имении мира, развёртывании его. Это не моя постигнутость: с "мыслью" у "чего-то невообразимо огромного" увязывали время продвинутые ацтекские шаманы доколумбовой Мексики, − я же только нахожу, что так, пожалуй, будет верно − в отношении последовательностей событий нашего мира. Будет верно, являя приемлемо искажающий уровень неизбежного стилизационного упрощения...
Мы не заботимся о лигитимности текста. А о том лишь, чтоб сподручней довести читателю ментально ощуренный смысл. Оттого выступают годными буквально всякие средства − был бы только от них результат! В том числе, годится и используемость категорий оккультизма − как средство. Использовали их в своё время, чтоб передать смысловую суть экстрасенсорики, использовали и в предыдущем абзаце − для несколько иной передачи. Грамотный читатель-физик вполне, на наш взгляд, способен будет понять, чтó хотим ему там смыслово очертить, а только это для нас и важно.
Теперь удобно вернуться к тому, с чего начали этот блок. Если длительность мира проявляется одушевлённому предмету через статью миропротяжённости, им ещё не освоенную (ну, в смысле, через происходящее за счёт этой статьи), то бишь он, помимо прочих способов сотыкаемости, сотыкается с длительностью и через неосвоенную мерность мира, то у него как раз и возникает "ощущение времени", в его характерной замешанности на некоем "беге", − вот и всё.
Когда же удаётся настрополить себя, чтобы прямоощущенчески (а не косвенными, намечательными и тому подобными ощущениями) замечать у мира случающееся через четвёртую меру (как четвёртую составляющую его "мерности вообще"), то время у тебя "останавливается" − во всяком случае, в первом приближении. Привычные же бытовые движения предметов остаются, тем не менее. Но наличествуют как-то странно. Этакой воплощённой виртуальностью. Присутствуют в отсутственности, − по-другому и не скажешь! В общем, наличествовать-то наличествуют, но как бы вне времени, − а ведь время для нас − всё, потому касательно их и ощущение, что как бы отсутствуют. Что отсутствуют, несмотря что таки присутствуют! Ну, там, движения автомобилей или веток на деревьях из-за ветра. Именно они поразили меня своей "вневременностью", когда впервые вошёл в это чуднóе психосостояние, находясь на одной из площадей Серпухова летом 1982 года. То как раз состояние, в котором восприятийно имеешь дело с длительностью предметов самой по себе, вне её войдённости во время как ощущенчески нечто более рыхлое, нежели она (восприятийно оно ведь есть она, но только заляпанная твоей ощущенческой иллюзируемостью из-за неправильных − ну, неполных! − отношений с огульной миромерностью как содержательницей случаемостей).
