В конце концов он выигрывает, но с очень небольшим разрывом (пять голосов против четырех). В декларации границы указаны не будут.

Этим же вечером Центральный комитет Рабочей партии «Мапай» собирается в третий раз и одобряет текст провозглашения. Самая значительная партия еврейской общины решает, таким образом, рекомендовать Совету тринадцати «немедленно объявить об окончании мандатных полномочий и создании еврейского государства с временным правительством». «При таких условиях, — расскажет потом Игаэль Ядин, — решение о провозглашении государства целиком принадлежит Бен-Гуриону. По своей значимости и своим последствиям оно стоило тысяч боевых операций».

13 мая еврейскую общину лихорадит, всюду говорят о скором провозглашении независимости. Но радость омрачается растущим беспокойством о судьбе 550 жителей блока Эцион. В 16 часов 30 минут главный штаб узнает, что Кфар-Эцион пал. Бен-Гурион, Эшкол и Галили быстро обсуждают случившееся и, полные горечи, решают отправить уцелевшим защитникам блока телеграмму с приказом уничтожить вооружение и, если они поймут, что не продержатся, выбросить белый флаг. Плохие новости поступают из Негева: египтяне стремительно атаковали Кфар-Даром. В главном штабе настроение становится все более и более мрачным. Что касается Абдаллаха, то он в последний раз подтверждает свои предложения, сделанные им Голде Меир, но их отклоняют.

13 мая Совет тринадцати собирается в последний раз для принятия текста декларации о независимости. Комиссия представляет проект, разработанный ее председателем Моше Шаретом, чья пространная юридическая лексика сродни тексту мандата. Кроме того, в нем упоминается план раздела, предложенный ООН. Вычеркнув некоторые стилистические обороты и ссылку на план разделения, Бен-Гурион приносит документ к себе в кабинет и в полном одиночестве правит и корректирует его, убирая нескончаемые «ввиду того, что» и «так как». Через несколько часов текст преображается, становится кратким, сжатым, смелым, в нем уже нет ни слова о плане разделения… В 2 часа ночи его работу прерывает телеграмма: «Жители Кфар-Эциона, поднявшие белый флаг, были зверски убиты арабами».

Этой ночью Бен-Гурион спит только два часа. Как всегда, он встает в семь утра, идет на кухню, пьет кофе и просматривает газеты и почту. На протяжении этого исторического дня он ни разу не позволит себе дать волю эмоциям. В восемь часов он уже в кабинете, когда раздается рев мотора — этим самолетом генерал Каннингэм, последний британский верховный комиссар Палестины, улетает в Хайфу, где поднимется на борт корабля Королевских Военно-Морских сил «Эвриалус» и там будет ждать полуночи — времени окончания мандата.

15 мая выпадает на субботу, праздник Шаббат, священный для большинства евреев, а это значит, что провозглашение должно состояться как можно быстрее, чтобы успеть до захода солнца. На церемонию, которая состоится во второй половине дня в Музее Тель-Авива, приглашены самые выдающиеся люди общины. На улицах, ведущих к зданию музея, войска и полиция с трудом удерживают тысячи городских жителей, чудом узнавших о месте проведения церемонии, которая, между прочим, должна была осуществляться в обстановке секретности.

Незадолго до 16 часов перед зданием останавливается черный автомобиль с бронированными стеклами. Паула и Давид Бен-Гурион выходят из машины и поднимаются по лестнице. Он в белой рубашке с галстуком и черном костюме. В зале полно знаменитостей, журналистов и фотографов. Члены Совета тринадцати поднимаются на маленькую эстраду и усаживаются за длинным столом. За ними между двумя сине-белыми флагами со Звездой Давида висит портрет Герцля. Ровно в 16 часов председательствующий Бен-Гурион ударяет молоточком по столу. Присутствующие в зале встают и неожиданно начинают петь «Hatikva» — гимн сионистского движения. Бен-Гурион берет лежащие перед ним два листочка с напечатанным текстом и зачитывает Декларацию о независимости.

В ней говорится об изгнании еврейского народа, о его страстном желании вернуться на землю предков, о зарождении и развитии сионистского движения, о «первопоселенцах, иммигрантах и защитниках», вернувшихся на землю Израилеву. Она ссылается на декларацию Бальфура, вспоминает о геноциде и участии евреев в войне с нацизмом. И только в этот момент евреи Палестины узнают имя своей вновь обретенной родины: государство Израиль.

Во всех странах граждане Израиля слышат по радио знакомый хриплый голос Бен-Гуриона. Народ упивается его словами, полными огромной веры в будущее, полное опасностей. Даже самые суровые мужчины не могли сдержать слез.

Через тридцать семь минут после входа в музей Бен-Гурион второй раз ударяет молоточком по столу. «Государство Израиль появилось на свет, — произносит он, — заседание считается закрытым». Несколько часов спустя он записывает в дневнике:

Действительно ли существует государство Израиль? С 14 мая 1948 года ливанские, сирийские, иракские, трансиорданские и египетские регулярные войска устремляются в Палестину, хотя молодое государство еще не имеет достойной своего названия армии. Согласно плану, разработанному Арабским легионом, сражение должно начаться через несколько дней.

В ночь с 14 на 15 мая Бен-Гуриона дважды поднимают с постели. В час ночи глава департамента связи сообщает, что Трумэн решил признать государство Израиль де-факто (через два дня СССР признает его де-юре). В половине пятого утра он вновь врывается в спальню Старика и заявляет, что израильские представители в США настойчиво рекомендуют ему обратиться с открытым обращением к американскому народу. Бен-Гурион одевается и на заре прибегает в радиостудию «Хаганы». Едва он начинает говорить, как раздается отдаленный гул двигателей, а затем и взрывы: поднявшаяся в воздух египетская авиация бомбит расположенный неподалеку аэродром. Бен-Гурион спокойно прерывает выступление, говорит своим далеким слушателям, что вражеские самолеты бомбят Тель-Авив, и продолжает свою речь. Один, без сопровождения, он садится в открытый «джип»: «Из всех окон на меня смотрели люди в ночном белье, — пишет он, — но не было и следов паники. Я понял, что они будут держаться стойко».

В первые дни своего существования еврейское государство, казалось, было на грани катастрофы. Кровавые бои с сирийцами и ливанцами разворачиваются на севере страны; в Иерусалиме Арабский легион вновь захватил утраченную ранее территорию и отрезал путь к горе Скопус; что касается египетской армии, то она захватила крепость в северной части Негева. Вражеские самолеты полностью контролируют воздух: жестокая бомбардировка вокзала в Тель-Авиве унесла жизни сорока двух человек. Самолеты, закупленные Иехошуа Ариэли в Чехословакии, еще не прибыли; большая часть вооружения все еще находится в Европе на складах или на борту судов. Прежде всего нужно выиграть время. Уверенный в том, что долгожданное военное снаряжение и техника прибудут с минуты на минуту, Бен-Гурион отвергает всякие предложения эвакуировать людей из колоний, находящихся под угрозой нападения, что приводит к тяжелым потерям.

19 мая 1948 года, на следующий день после мощной атаки сирийцев, к Бен-Гуриону приходит его старый друг Иосиф Барац, который прибыл во главе делегации от киббуцев долины реки Иордан с просьбой о подкреплении. Бен-Гурион вынужден ответить: «У нас не хватает пушек, самолетов, людей. Вся страна превратилась в фронт. Мы не можем выделить специальное подкрепление». Один из членов делегации разрыдался: «Бен-Гурион, вы хотите сказать, что нам придется оставить Иорданскую долину?». Годы спустя старый лидер должен будет признаться одному из своих друзей: «Ты не можешь себе представить, что я почувствовал, когда увидел его слезы. Взрослый мужчина стоял передо мной и рыдал, как ребенок… А я ничего не мог ему обещать». Скрывая волнение, он направляет делегацию к Ядину, возглавляющему боевые действия, который отвечает Барацу: «Мы прекрасно знаем, что происходит. Есть только одно решение: дать арабам возможность подойти на двадцать-тридцать метров и броситься на их танки». Ядин предлагает забросать танки бутылками с зажигательной смесью, получившими во время второй мировой войны название «коктейль Молотова». С трудом сдерживая слезы, Барац говорит: «Игаэль, вправе ли мы так рисковать и дать им дойти до Дегании?» и слышит в ответ: «Да. Это единственное решение. Я знаю, что это большой риск, но выхода нет».