«Не думаете ли вы, что прежде всего следует восстановить мир на Святой Земле? Не торопитесь. Приостановите на время иммиграцию, мир установится, вы наладите дружеские отношения с арабами, а затем продолжите свои действия. Вы даже сможете набрать большинство. Только не спешите… Пусть сперва воцарится мир, даже если для этого вам придется замедлить процесс иммиграции, — разве мир не стоит этого?».
Бен-Гурион чувствует, что глаза всех присутствующих обращены на него и его товарищей. Он отдает должное духу мира, которым проникнуты слова Махера и подчеркивает, что за беспорядки, происходящие в Палестине, евреи ответственности не несут. На просьбу остановить процесс иммиграции, он отвечает притчей:
«Ваш призыв прервать нашу работу похож на обращение счастливой и благоустроенной многодетной семьи к одинокой женщине, которая после долгих лет бесплодия наконец собирается родить. В момент, когда она страдает от сильнейших родовых схваток, негодующая соседка кричит ей: «Не могли бы вы прекратить этот шум и дать нам спокойно поспать?». Роженица не может сдержать стонов. Можно убить либо младенца, либо мать, но невозможно надеяться, что после этого она не перестанет рожать».
Умиротворяющий тон Махера оказал свое действие на Вейцмана, самое слабое звено в цепи еврейской делегации:
«Я был счастлив слышать слова Али Махера. Впервые за двадцать лет я слышу от мусульманина слова дружбы и уважения. Продолжая переговоры в таком духе, мы смогли бы прийти к соглашению. Мы готовы к переговорам с палестинскими арабами… Эта страна может принять 50–60 тысяч человек в год. Если арабы нам скажут: «Давайте заложим основы соглашения, замедлите иммиграцию», мы придем к общему решению».
Выступление Вейцмана повергло Моше Шарета в полное уныние: «Мне показалось, что я вмиг поседел. Я почувствовал, как под нашими ногами разверзлась пропасть». Но Макдональд мгновенно среагировал на предложения Вейцмана, которые отступали от официальной сионистской линии. «Эта встреча не была напрасной. Мы нашли общий язык, и мне кажется, что для ограничения на некоторое время процесса иммиграции существует определенная почва». Бен-Гурион в расчет не принимался, однако он тут же вступает в игру:
«Я огорчен тем, что мне придется несколько нарушить вашу радость, но никакой «общей договоренности» я не вижу. Мы противимся замедлению процесса иммиграции. Доктор Вейцман говорил о взаимных уступках и каждый из нас готов к переговорам. Но не стоит забывать о принципе «ты — мне, я — тебе». О замедлении иммиграции не может быть и речи. Это одностороннее предположение».
Конечно, Вейцман понял свою оплошность и молчит. Макдональд предлагает продолжить дискуссию завтра, но Бен-Гурион не отступает: «А сможем ли мы впоследствии обсудить вопрос об ускорении иммиграции?
— Несомненно!
— Почему бы и нет?
— Потому что по этому поводу мы не придем к согласию.
— Ну что ж, — парирует Бен-Гурион, — тогда мы не придем к соглашению и по поводу ее замедления».
Англичане в бешенстве: Бен-Гурион скомпрометировал Вейцмана, противопоставив ему собственную непримиримость, запретив тем самым любую мысль о соглашении. Пока шли переговоры, Бен-Гурион оставался самым решительно настроенным членом еврейской делегации. Отношения между ним и Макдональдом стали еще более натянутыми, и Шарет выражает свое восхищение Бен-Гурионом такими словами: «Он спас положение, принеся в жертву самого себя».
Участие в последнем совещании с британской делегацией вызывает у Бен-Гуриона понимание того, что партия проиграна. Он ясно видел, что англичане добьются того, чего хотят, даже ценой разрыва с евреями. «Вероломный план» Великобритании, как он его назвал, был выдвинут на рассмотрение обеих делегациями 15 марта. Ни Бен-Гурион, ни Вейцман на заседании не присутствовали. Великобритания предложила создать независимое Палестинское государство, которое не было бы ни еврейским, ни арабским и обладало бы федеральной структурой. Его конституция должна была быть выработана на совместном заседании. Само государство должно быть установлено в срок, не превышающий 10 лет. В течение ближайших пяти лет 75 000 евреев получат разрешение на иммиграцию; любая иммиграция после этого срока должна осуществляться при согласии арабов; кроме того, для борьбы с незаконной иммиграцией предусмотрены строгие меры. Что касается продажи земель евреям, то она будет подвержена строжайшим ограничениям. Только одно предостережение, один пункт, одна оговорка подразумевали возможность евреев вызвать продление полномочий, если они не соглашались с созданием независимого государства.
Это последнее предложение ставило создание независимого государства в полную зависимость от согласия евреев. Именно поэтому арабы отклоняли соглашение, поскольку оставшаяся часть плана удовлетворяла их требованиям.
С сионистской точки зрения, британский план означал конец «Национального очага» как его определяла декларация Бальфура. Дату публикации можно считать символической — это 15 марта 1939 года, день, когда Гитлер захватил Чехословакию. Многие пытались провести параллель между отказом англичан от Чехословакии и их разрывом с евреями. Поздно вечером еврейская делегация собирается в гостиничном номере Бен-Гуриона и констатирует смерть «политического сионизма». 17 марта Вейцман пишет Макдональду, который закрывает конференцию в Сент-Джеймском дворце: «Еврейская делегация, тщательно изучив предложения, выдвинутые правительством Ее Величества и представленные ей 15 марта 1939 года, искренне сожалеет, что не может принять их за основу соглашения, вследствие чего решила прекратить свою деятельность».
Столкнувшись с тяжелейшим кризисом, Бен-Гурион вновь обретает веру в силу и будущее еврейского народа. В письме членам Исполнительного комитета в Иерусалиме он без прикрас анализирует ситуацию:
«Мы вышли с Лондонской конференции разгромленные, но не побежденные… На этот раз мы ввели в игру новую карту, которая сыграла свою роль: наша сила в Палестине. Никогда раньше англичане не слышали такого довода, и я думаю, что до переговоров в Лондоне они этого не учитывали. Я полагаю, что это главное — если не единственное — новшество в наших беседах с англичанами. Правительство осознало, что в Палестине существует еврейская сила».
На следующий день он высказывает свое мнение о целях сионистской борьбы:
«Единственной целью, за которую следует воевать, является независимость евреев Палестины или, другими словами, еврейское государство… После того как англичане категорически заявили об отмене полномочий, у нас есть только один выход — еврейское государство».
17 мая 1939 года британское правительство публикует в «Белой книге» свои репрессивные указы. За несколько недель до этого Бен-Гурион объявил о начале периода «активного сионизма». Вернувшись в Палестину, большую часть своей деятельности он посвящает подготовке «Хаганы» к битве с новой британской политикой. Он созывает всех руководителей и вместе с ними подробно изучает все вопросы призыва и вооружения.
Своим коллегам по Исполнительному комитету он представляет детальный план гражданского неповиновения и подготовки к борьбе против «Белой книги». Товарищам из Рабочей партии он предлагает террористические действия, с которыми, как он и предполагал, они не соглашаются. Внутри еврейского сообщества царит возбуждение и призывы к энергичным действиям раздаются со всех сторон. Кабинет Бен-Гуриона был заполнен делегациями из разных концов страны, в состав которых входили совершенно разные люди, просившие одного: предпринять беспощадные действия против англичан. Одни предлагали свой план, другие доходили до того, что требовали установить диктатуру.
В начале июня Бен-Гурион получает от Исполнительного комитета «Еврейского агентства» разрешение на создание специальных групп вмешательства, «тайных из тайных», основной задачей которых будет осуществление антибританских операций. Этим же группам будет поручено проводить репрессивные меры против арабских террористов и карательные операции по отношению к предателям и доносчикам из еврейского сообщества. До этого момента он яростно противился всякому усилию в пользу тайной иммиграции, поскольку полномочные власти уменьшили законную эмиграционную квоту. Англичане не признавали за евреями права на иммиграцию, в результате чего он полностью меняет свою позицию и делает из незаконной иммиграции символ сионистской кампании, считая ее серьезным политическим оружием. Он предлагает план, который позволил бы тысячам незаконных иммигрантов еженедельно прибывать в Палестину и убеждает организовывать демонстрации и беспорядки всякий раз, как иммигрантам будет отказано во въезде, — события, которые мировая пресса не преминула слить воедино, он также предвидит насильственное вхождение в акваторию Палестины судов с иммигрантами на борту, которые высадятся на берег под защитой «Хаганы». Не испугавшись возможного вооруженного столкновения с англичанами, он считает это лучшим для еврейского народа способом заявить о своих правах на иммиграцию и подтвердить свою готовность сражаться за их соблюдение. Такие столкновения могли вызвать всеобщее возмущение. Поэтому еще в Лондоне в конце Сент-Джеймской конференции он спросил одного ответственного британского чиновника: «Что могло бы произойти, если бы для получения разрешения на иммиграцию мы применили силу? Вы бы стреляли в нас?». В ответ прозвучала фраза, которую он ожидал: «Правительство, которое станет стрелять по беженцам, эмигрирующим в Палестину, не продержится и недели».
