Ярость Бен-Гуриона вполне оправданна. Не посоветовавшись с другими руководителями, Вейцман одним махом поставил под вопрос все планы по установлению еврейского большинства на земле Израилевой и свел задачи сионистов по иммиграции и интеграции в западной Палестине только к одному миллиону евреев, растянув процесс на тридцать лет!

Бен-Гурион отсылает Вейцману уведомление о своей отставке с поста руководителя политического отдела «Еврейского агентства» со следующим пояснением: «После долгих и горьких размышлений мне стало совершенно ясно: во всем, что касается вопроса сионистской политики, мои идеи не совпадают с вашими». Это письмо производит на Вейцмана настолько сильное впечатление, что по инициативе своих ближайших сотрудников он соглашается обсудить это с Бен-Гурионом, который после состоявшейся встречи забирает свое заявление и через неделю, в свою очередь, предстает перед комиссией.

Собрав десятки свидетельских показаний (в числе которых показания Шарета, Жаботинского и известных арабских руководителей), комиссия завершает свою работу в Палестине. Проявив нескромность, Вейцман узнает, на чьей стороне перевес. Сэр Стаффорд Криппс работает над проектом разделения Палестины на два государства — арабское и еврейское. Впрочем, эта новость его не удивляет, поскольку еще 8 января 1937 года комиссия в конфиденциальной обстановке задала ему вопрос, что он думает о такой возможности. Зато Бен-Гурион полон энтузиазма. Можно ли было мечтать, что Великобритания предложит создать независимое еврейское государство? Он собирает у себя Центральный комитет Рабочей партии и заявляет: «На первый взгляд, этот план мог бы показаться невероятным и был бы таковым год назад или на следующий год, но только не сегодня». Эти слова не вызывают ожидаемого энтузиазма, но десять лет спустя, после чудовищного геноцида в Европе, его товарищи вынуждены будут признать, что, поддерживая идею разделения в феврале 1937 года, он был прав.

В предчувствии катастрофы, грозящей еврейскому народу, Хаим Вейцман тоже горячо одобряет идею разделения, тогда как речь идет всего лишь о двух или трех представителях британского правительства. Бен-Гурион понимает термин «государство» в «пророческом смысле». В кои-то веки два лидера договорились о задачах на 1937 год, но далеко не все с этим согласны. «Сионизм сегодня, — пишет Бен-Гурион Шарету, — висит на волоске. Сторонникам разделения эти иллюзии доставляют огромное удовольствие». Он использует все свое красноречие, чтобы убедить своих товарищей по Центральному комитету в пользе разделения. «То, что предстает перед нами сегодня, есть не только «опасность» раздела, но возможность создания еврейского государства». Он доверительно сообщает, что «до глубины души взволнован этим великим и чудесным искупительным видом еврейского государства, для которого настает время славы».

Комиссия Пиля намечает границы новых государств, предусмотренных планом раздела. В состав еврейского государства войдут Верхняя и Нижняя Галилея, долина Иезраэль и прибрежная равнина. Эта территория, на которой проживают 258 000 евреев и 225 000 арабов, составляет лишь четверть Западной Палестины. Оставшаяся часть страны и Трансиордания вместе с находящимися там еврейскими поселениями отойдут к Арабскому государству. Великобритания сохранит за собой анклав, некий подмандатный «протекторат», состоящий из коридора, соединяющего Иерусалим с морем, а также Вифлеем, Иерусалим, Лод и Рамлех; города Назарет, Акко, Сафед, Тиверия и Хайфа также останутся под британским протекторатом. Евреи смогут воспользоваться временным положением, позволяющим им пользоваться Хайфой до завершения строительства порта, обслуживающего Тель-Авив и Яффу и находящегося под управлением как евреев, так и арабов при контроле Великобритании. И, наконец, Святые места будут находиться под протекцией Англии не только потому, что располагаются в подмандатной части страны, но и в силу конвенции, заключенной между двумя будущими государствами.

Таковы были основные положения доклада Пиля. Их публикация сразу же вызвала бурю в еврейском мире, который вскоре окажется разделен на два противоположных направления. Крайне левые, потрясая своим проектом создания двухнационального государства, этот план категорически отвергли; так же отреагировали религиозные группировки, опирающиеся на Библию; ревизионисты повторяли свои экстремистские лозунги; умеренно правые отказывались даже слушать о возможной уступке территории. Внутри партии самого Бен-Гуриона и среди его ближайших друзей вышеуказанные положения вызвали резкие нападки. Однако самые категорические протесты, откуда бы они ни исходили, не могли поколебать его уверенность в том, что это поворотный момент в истории еврейского народа, который в корне изменит его судьбу.

Решение Великобритании переместить арабов, проживающих на территории будущего еврейского государства, в другие районы произвело большое впечатление на Бен-Гуриона, а перспектива общей границы с Ливаном, единственным христианским государством на всем Среднем Востоке, которое он уже видел своим будущим союзником, наполняло его радостью. С предоставлением еврейскому государству длинной прибрежной полосы его мечты о «завоевании моря» становились реальностью.

Его коллеги и товарищи восприняли план Пиля по-другому, увидев в нем не что иное, как искалеченную Землю Обетованную. Но Бен-Гурион смотрел вперед и видел дальше: для него намеченные Пилем границы вовсе не являлись окончательными, о чем он говорит Шарету: «Мы разрушим границы, которые они нам предлагают, и не обязательно военным путем». Только однажды в письме сыну Амосу он поделился своей тайной мыслью:

Только на XX конгрессе сионистов в августе 1937 года накал еврейского общественного мнения достиг своего предела. Полагая, что им вновь предстоит строить будущее сионизма, определив, создавать ли еврейское государство, делегаты проявляют нервозность и обеспокоенность. Впервые движению предлагается рассмотреть вопрос о «конечной цели» не потому, что решено приступить к изучению проблемы, на которой долгое время лежало официальное табу, а потому, что самая большая мировая держава, единственная, кто располагает средствами для создания еврейского государства, обратилась к нему с просьбой высказать свое мнение.

Преодолевая чувство соперничества, партии образуют мощную коалицию, которая делает все, чтобы воспрепятствовать разделению: очень скоро становится очевидным, что никаких шансов набрать большинство голосов у Пиля нет. Даже социалистическое движение разделилось на две части. Правое крыло, религиозные группировки и «американцы» настроены против. Через сорок лет после своего создания и двадцать лет спустя после декларации Бальфура у движения не хватает ни силы, ни мужества принять ответственность на себя. В конце концов конгресс принимает компромиссное решение, предложенное сторонниками разделения. Эта резолюция дает руководителям право вести переговоры с британским правительством. Однако конгресс не высказался в пользу разделения и единения партий не достиг.

Бен-Гурион, который все еще верит в будущее плана Пиля, не знает, что именно в этот момент развитие ситуации в Европе и на Среднем Востоке постепенно воздвигает непреодолимую стену сионистским симпатиям, которые испытывала Великобритания. Угроза войны вновь нависает над Европой, и весь свободный мир — из робости или нежелания взглянуть правде в лицо — склоняет перед ней голову. Америка замыкается в изоляционизме; во Франции агонизирует Третья республика; Великобритания в лице Нэвилла Чемберлена идет на уступки, чтобы отдалить гитлеровскую коричневую чуму. В ответ на план Пиля палестинские арабы вновь поднимают мятеж, межарабская конференция объявляет об отмене декларации Бальфура и грозится примкнуть в третьему рейху, если Англия не изменит свою политику по отношению к арабам: «Мы оставляем за собой право вступать в союз с другими европейскими державами, политика которых является враждебной политике Великобритании».