Однако Орленов стал таким колючим, что с ним об этом не заговоришь. Придется сначала посмотреть, что представляет собой Горностаев, а потом уже ре­шить — выключить ли молодого ученого, который так понравился Пустошке, из борьбы или же, наоборот, посвятить его во все неприятности. Директор завода только что намекнул Федору Силычу, что завод мо­жет работать и без него.

Горностаев ожидал посетителей у сенного навеса возле фермы. На его соломенной шляпе, как стран­ные украшения, торчали пучки сена и травы. Не­сколько травинок запуталось в усах, словно он сам превратился в травоядное.

Орленов и Пустошка, спрыгнув с машины, напра­вились к Горностаеву. Сейчас они шли поодаль друг от друга, как поссорившиеся муж и жена. Горностаев взглянул на них и мрачно улыбнулся в усы. Ничего себе парочка! Если между ними нет даже согласия, так можно себе представить, что они могут сделать! А Бо­рис Михайлович испугался! Было бы кого бояться!

А Пустошка? Так вот каков он, этот «враг №1», как называет его Борис Михайлович. Странный тип! Непонятно, почему Улыбышев так нервничает. Клет­чатые брюки, вид дачника на отдыхе, ничто не вя­жется с образом опасного врага. Должно быть, Борис Михайлович, по подозрительности, какая часто овла­девает изобретателями, преувеличил возможности Пустошки. Он даже не похож на инженера.

Орленов с любопытством оглядел подвесную до­рогу. Нет, Горностаев не терял времени даром. Он не тратил его на борьбу с ветряными мельницами, не ездил по вздорным поводам искать помощи и консуль­тации, не связывался с Пустошкой. Он работал! Возле сенного склада стояла странная машина, похожая на сенокосилку, только вместо ножей в ней были соединены несколько грабельных рядков. Они составляли вместе один полный цилиндр. Андрей еще не пред­ставлял себе, как она должна работать, но ясно было, что это какой-то своеобразный механизм из тех, что должны были по замыслу Горностаева облегчить труд людей на молочной ферме.

Горностаев, заметив любопытство Орленова, подо­брел.

— Интересно? — спросил он, поздоровавшись.— Вот, соорудил! Долго думал, но, кажется, нашел…

— А я вот никак не могу понять, что это за меха­низм, — признался Орленов.

— Сейчас увидите! — милостиво сказал Горно­стаев и посигналил кому-то рукой.

На крыше здания зажужжал мотор, подвесная до­рога дрогнула, тросы ее закачались и загудели! И Ор­ленов увидел, как с далекого поля поплыла вагонет­ка — сначала она казалась не больше мухи. Но вот вагонетка с грузом свежескошенной травы приблизи­лась к сенному сараю. Вот она повисла над люком в крыше и перевернулась. Трава упала с глухим шур­шанием, принося с собой запах ветра, поля, солнеч­ного зноя. И в тот миг, когда трава падала, странная машина, заинтересовавшая Орленова, пришла в дви­жение.

Она была действительно здорово придумана! Авто­матический выключатель сигнализировал мотору ма­шины о прибытии вагонетки. Мотор заработал, и странная машина начала собирать и связывать траву в охапки. В то же время она пододвигала охапки к крюкам второй подвесной дороги, что уходила из са­рая в здание фермы. Горностаев привычным движе­нием втыкал крюк в охапку травы, тросик натяги­вался, канат двигался, и эшелон свежего корма нето­ропливо втягивался в ферму, словно поезд входил в депо.

Воткнув крюк в последнюю охапку травы, Горно­стаев сделал приглашающий знак своим посетителям и пошел внутрь здания фермы. Канат все еще двигал­ся, отвозя свою ношу к дальним стойлам. Коровы, как видно уже привыкшие к новому способу доставки корма, равнодушно следили выпуклыми карими гла­зами за движением травы, а охапки, задевая за дере­вянные затворы, с глухим шумом падали прямо в кор­мушки.

— Здорово! — восхищенно сказал Орленов.. Пустошка только покачал головой.

Удовлетворённый восхищением зрителей, Горно­стаев снял шляпу и вытер лицо платком.

— Ну, с чем пожаловали?— спросил он добро­душно.

Орленов взглянул на инженера, предоставляя тому право начать. Пустошка поежился, будто укладывал на спине поудобнее ношу, которую взвалил на него Орленов, но начал довольно решительно:

— На заводе издан приказ о немедленном выпуске трактора Улыбышева. Только вмешательство филиала может приостановить это издевательство над техни­кой…

— А вы уверены, что это издевательство? Других слов у вас нет?

— Дело не в форме, Константин Дмитриевич! — воскликнул Орленов, приходя на помощь инженеру.

— Спокойнее, Андрей Игнатьевич! — Горностаев поднял руку, как будто просил тишины на собра­нии.— Сказать можно что угодно, а где доказатель­ства?

— Вот, вот они! — запыхтел Пустошка, вытаски­вая из грудного кармана какие-то бумажки.

Горностаев отмахнулся от него с таким видом, словно сбрасывал пылинку. Он смотрел на Орленова.

— Если один говорит, что вы нападаете на Улы­бышева из личной неприязни, а другие утверждают, что инженер Пустошка добивается соавторства, то как рассматривать это дело? Ну-ка, скажите, молодой че­ловек?

Пустошка растерянно уставился на Горностаева, потом начал лихорадочно заталкивать свои бумаги обратно. Орленов стиснул зубы так, что они заскри­пели. Горностаев отвернулся, сердито покашлял и сказал:

— Я так не думаю, но заткнуть чужие рты не могу. Мне и самому надоели эти разговоры. — Он искоса взглянул на обоих своих посетителей. «Эк их скру­тило от одной фразы! А если еще и Подшивалов нава­лится?»

Орленов и Пустошка, оба с мрачными лицами, про­должали стоять перед ним, не опуская глаз, и он раз­драженно добавил:

— Ну, хорошо, хорошо, мы посоветуемся.

— Когда?

— Как только вернется Улыбышев. Он уехал в южные районы. Может быть, через неделю…

— Завтра! — сказал, как выстрелил, Орленов. Пустошка послушно закивал головой.

Нет, они не такие уж робкие люди, если даже то предостережение, о котором не смог умолчать Кон­стантин Дмитриевич, не подействовало на них. Так или иначе, но поговорить придется! И лучше — как можно раньше!

— Я позвоню Борису Михайловичу, чтобы он вер­нулся немедленно, — сухо сказал Горностаев. — В кон­це концов, он главное заинтересованное лицо. Но и вы не забывайте, что мы дали обязательство провести осеннюю пахоту в Раздольненской МТС электрически­ми тракторами. Я думаю, что даже работники МТС не позволят вам затягивать выпуск машины.

— А что они скажут, если тракторы не потянут плуги? — спросил Орленов. — Ах, Константин Дмит­риевич, — уже более мягко, но все с той же интона­цией непримиримости продолжал он, — мне кажется, что вы тоже засели на острове, как в крепости… Кругом вода, и вам кажется, что никто сюда не добе­рется… А Улыбышев .пользуется этой вашей пози­цией. ..

— Вы и меня считаете бездельником?— тихо спро­сил Горностаев. И столько горечи было в этом вопро­се, что Орленов внезапно умолк, растерянно поводя глазами вокруг.

Солнце стояло в зените. Пахло вялой травой. Про­тяжно и спокойно мычали сытые коровы. Жужжали моторы подвесной дороги распределительного пункта, откуда в ворота фермы сейчас снова вползали охапки корма.

Горностаев стоял с бледным лицом и смотрел на Орленова. Встретив его взгляд, Андрей опустил го­лову.

Но вскоре упорство бойца возвратилось к нему. Его обвинили в личной заинтересованности! Ничего уже не изменить. Ему придется доказывать не только неправоту Улыбышева, но и свою чистоту. Он поднял глаза на Горностаева и спокойно, тихим голосом, в котором силы стало еще больше, сказал:

— Извините меня, Константин Дмитриевич, за то, что я обидел вас, но сдаваться я не намерен. Я обра­щусь в обком.

— Это дело совести каждого коммуниста — идти или не идти по волнующему его вопросу в высшую партийную инстанцию, — холодно сказал Горностаев.

— И я попрошу вызвать Маркова. Думаю, что по­нижение его в должности, которое вы санкциониро­вали в угоду Улыбышеву, не умерило его страсти к борьбе. А если приедут и работники МТС, так еще лучше. Можно будет снова просмотреть все показа­тели работы трактора и прикинуть, достаточно ли он хорош и можно ли выпускать машины без передел­ки… Пошли, Федор Силыч…