1816 год, канун Рождества

Элинор Карсхолт поблагодарила слугу, закрыла за ним дверь коттеджа и, нахмурившись, посмотрела на выпотрошенного гуся, вино и корзину на кухонном столе. Со стороны сэра Николаса Дэнверса было очень любезно регулярно посылать им гостинцы из своего поместья, но даже спустя год ее гордость протестовала против подобной благотворительности.

В комнату заглянула ее семнадцатилетняя дочь Эми.

— Кто приходил? — Она подбежала к столу. — О, гусь! Апельсины, орехи. Теперь у нас будет приличное Рождество.

— У меня есть кусок свинины и пирог со сладкой начинкой, — запротестовала Элинор.

— Знаю, мама, но это же лучше. Будет почти как в Фортлинге.

Воспоминания об их прежнем доме омрачили обстановку в комнате. Они потеряли Фортлинг-Холл, когда в прошлом январе муж Элинор погиб на охоте. Не слишком неожиданный конец для безрассудного, помешанного на охоте Барни Карсхолта, однако, из-за этого Элинор в тридцать шесть лет осталась вдовой без средств к существованию. Спустя почти год суровая действительность не просто просочилась в их жизнь, а оставила на ней свой глубокий отпечаток. В определенной степени период траура немного смягчал удар, но вскоре он должен был закончиться, и их ожидало принятие неприятных решений.

Эми, скорее всего, придется принять одно из предложений друзей, которые желали им помочь. Вместо того, чтобы танцевать на балах в Лондоне, красавица Эми со своей жизнерадостностью, добросердечием и блестящими темными кудрями станет платной компаньонкой какой-нибудь требовательной старой дамы. Это было невыносимо, но бессонные ночи не приносили чуда. Эми придется работать и отсылать домой часть своего жалования.

— Сэр Николас очень добр, правда, мама?

Элинор взяла гуся, чтобы убрать его в кладовую.

— Иногда даже слишком.

— А разве так бывает? И коттедж этот он нам сдает, не взимая платы.

Барни не оставил после себя сына, а это означало, что теперь Фортлинг перешел его брату. Поскольку у самого Тоби было шестеро детей, о том, чтобы Элинор и ее три дочери остались, при всем желании не могло быть и речи. Он предложил им домик на территории поместья, но гордость Элинор восстала против перспективы жить в бедности там, где она когда-то была полноправной хозяйкой.

Вместо этого она нашла приют у дальнего родственника Барни, аж в целых трех графствах от Фортлинга. Однако вдовья часть наследства едва ли могла обеспечить им здесь нормальное проживание. Убирая гуся в кладовую, Элинор пыталась смириться с тем фактом, что ее милым дочкам придется пойти в услужение. Нет. Должен быть какой-то иной выход.

Она бы снова вышла замуж, если бы новый муж был добр к ее девочкам, но какой мужчина захочет взять в дом немолодую женщину с тремя дочерьми? Она посмотрела в зеркало. Всего год назад она слышала, как ее называли привлекательной, однако она выглядела на свой возраст. Ее единственной надеждой был какой-нибудь вдовец, ищущий мать для своих детей, а таких в окру́ге не наблюдалось.

— Сэру Николасу не обязательно быть таким любезным, если он не хочет, — настаивала Эми, перекладывая апельсины в вазу. — Не обязательно слать подарки или приглашать нас собирать фрукты в его саду…

Материнский инстинкт почувствовал неладное. К чему это Эми вела?

— …или давать нам возможность беспрепятственно пользоваться своей библиотекой. Я очень надеюсь, что ты позволишь, мама.

— Не слишком прилично приходить в Дэнверс-Парк в его отсутствие.

— Или беспокоить его, когда он там.

— Эми, не дерзи.

Эми повернулась от вазы, которую ставила на сервант, к матери.

— Прости, мама, но он сейчас дома. Я слышала в деревне. Он приехал три дня назад со своей сестрой, леди Уитстейбл, и ее семьей. И со своим братом, капитаном Дэнверсом, героем битвы при Ватерлоо[1].

Элинор надела фартук.

— Мне бы не хотелось, чтобы ты сплетничала с деревенскими, Эми. Иди сюда и помоги мне готовить пирог со свининой.

Эми послушалась, но пробормотала себе под нос:

— А с кем мне еще разговаривать?

Элинор пододвинула к ней несколько морковок, чтобы Эми их порезала; она сочувствовала дочери. Здесь, в Чотэне, они были ни рыба ни мясо. Они не могли притворяться, что они ровня остальным жителям деревни, и не могли позволить себе жизнь мелкопоместного дворянства.

Эми поскребла морковку ножом.

— Капитан Дэнверс — герой, но разве работа сэра Николаса в парламенте и в качестве мирового судьи не столь же важна?

Элинор замерла с луковицей в руке и посмотрела на дочь.

— Тебе нравится сэр Николас? — осторожно спросила она.

Эми подняла взгляд, ее глаза сияли.

— Да, я думаю, он чудесный!

Господи! Что это, благословение или трагедия? Элинор хотелось защитить Эми от сердечной боли, но если она любила сэра Николаса и он отвечал ей взаимностью, то это было даже больше того, о чем она осмеливалась мечтать. Эми, милая Эми получит стабильное положение в обществе, удобства и лучшего из возможных мужей, а младшие девочки будут обеспечены.

— Чудесный? — переспросила Элинор, возвращаясь к процессу нарезки овощей. — Это высокая похвала.

— А ты так не думаешь, мама? Он такой красивый, всегда добр, даже ко мне с девочками. В деревне все тоже хорошего о нем мнения. Он ведь не только нам помогает.

Опасаясь выдать свои надежды, Элинор пыталась придумать, как ей копнуть поглубже. Но вдруг все это показалось ей таким естественным. Какая девушка не влюбилась бы в Николаса Дэнверса? В свой тридцать один год он был мужчиной в самом расцвете сил и обладал всеми перечисленными Эми качествами и даже сверх того. И почему бы ему не влюбиться в самую хорошенькую девушку в окру́ге? Тем более в девушку с хорошими манерами и добрым сердцем.

Подумать только, как часто он по воскресеньям сопровождал семейство Карсхолтов по дороге из церкви домой. И как часто он заходил, чтобы убедиться, что им удобно в Берри-Коттедже. И как легко его было убедить остаться на чай. Иногда он даже играл с ними в карты.

Пытаясь сдержать слезы от лука и проблеск надежды в душе́, Элинор старалась вспомнить, уделял ли он Эми какое-то особое внимание. Наверняка, но она не могла припомнить, потому что ей и самой нравилась его компания. Было весело обсуждать что-то, не касающееся деревни. Барни тоже был членом парламента, а с этим миром она была хорошо знакома.

— Ну что, мама…

Элинор подняла глаза.

— …разве ты не думаешь, что из сэра Николаса получится хороший муж?

Эми затаила дыхание, ожидая ее ответа, и Элинор стала опасаться, что просто потеряет сознание от радости.

— Милая моя девочка! Да самый лучший в мире!

Улыбка Эми была словно фонарь, осветивший темноту.

— Тогда, думаю, нам надо набрать немного омелы[2]!

— Омелы? — Но тут Элинор поняла. Должен был придти сэр Николас. Поцелуй под омелой дал начало не одному хорошему браку.

Она посмотрела на недорезанные овощи и бросила их в кастрюлю с водой.

— Да, конечно. Еще нужны остролист и плющ как символ новых начинаний.

— Я позову остальных. — Эми поспешила наверх за младшими сестрами, двенадцатилетней Мариан и восьмилетней Маргарет, оставив Элинор в смятении.

Та прижала руку к груди и постаралась взять себя в руки. Она и думать не могла, что все так великолепно обернется, но все это имело смысл. Сэр Николас влюбился в Эми с первого взгляда, но траур помешал ему начать ухаживать за ней. Так что вместо этого он пользовался любым предлогом, чтобы зайти к ним, и был так добр к их семейству.

Но, когда Элинор сняла фартук и стала искать ножницы, она слегка нахмурилась. Чтобы достичь такой стадии, Эми должна была видеться с сэром Николасом в ее отсутствие. Она была разочарована в Эми, а в нем — еще больше. Все хорошо, что хорошо кончается, убеждала она себя, надевая плащ, но теперь до свадьбы она будет держать Эми поближе к себе.