Повернулась к Хану.

— Драка против двоих с ножами, три трупа в кафе, что ты об этом думаешь, Хан?

— Из слов Красного и Легионера много не понять. Они успели спасти видеозапись, надо будет посмотреть. Но, чувствую, это очень серьезно. Ли. И очень не вовремя. Все мои люди сейчас заняты, ты же знаешь. Иначе я бы организовал охоту на этого человека.

— Ты догадываешься, кто он?

— Да, и думаю, ты тоже, — ответил Хан, понизив голос.

Лилит прикусила соломинку. На секунду ее лицо исказила гримаса злобы.

— Карга старая! — прошептала она. — Нагадала, что Страж Севера придет сам. И кого тогда мы держим в подвале?

— Не знаю. Ли. С ним работала Марго.

— Работала! Как лежал бревном, так до сих пор и лежит. Кома чистой воды.

— Это не кома, Ли. — Хан понизил голос до шепота. — Он прекрасный йог. Есть йога тела, а есть йога сознания, и ею он владеет в совершенстве. Считай, что он просто «отключил» сознание. Что бы ни вытворяла Марго, как бы ни колдовала вокруг него, ничего не получится. У нас в руках лишь тело, оболочка.

Хан сделал глоток, облизнул губы. Молчал, устремив за плечо Лилит бесстрастный взгляд черных, чуть раскосых глаз. Она поняла, что решение принимать ей. Втянула через соломинку коктейль. Подперла подбородок ладонью, закрыла глаза, казалось, слушает нервную игру гитариста. Палец с темно-красным ноготком скользил по краю стакана.

— Хан! — Она положила ладонь на его скрещенные на столе руки. — Те трое на даче что-нибудь знают об операции?

— Нет. Ни они, ни Легионер.

— Прекрасно.

Она посмотрела на часики. Отщелкнула крышечку мобильного, набрала номер. Пока ждала соединения, нервно барабанила пальцами по столешнице.

— Алло? Маргарита Ашотовна… Я уже в курсе. Нет, слушайте меня! Немедленно уберите то, что в подвале. Да, я так хочу. У вас полчаса. — Отключила телефон. — Так, Хан, начинаем с Цветного бульвара. Через полчаса жду звонка.

Хан лишь прищурился, сузил веки, став еще больше похожим на восточного божка. Тонкие губы тронула хищная усмешка.

Она проводила взглядом широкоплечую поджарую фигуру, пока она не растворилась в полумраке зала. Провела ладонью по обнаженному плечу. Кожа горела, словно обожженная солнцем. Но Лилит взволновало не это. По глазам Хана она поняла, что в ней еще раз произошла перемена, еще один шаг к нечеловеческому. Впервые она осознала разницу между приказом и повелением. Оказалось, повелевать — значит ни на йоту не сомневаться в своей миссии, творить себя, несмотря ни на что.

«Есть проигравшие и победители, солдаты и командиры, господа и рабы. А я — из рожденных повелевать!» — Лилит прикусила мизинец, чтобы не захохотать на весь зал, такая бешеная сила всколыхнулась внутри.

На пятачке гитарист уступил место трубачу с козлиной бородкой. Тот начал раскачиваться в такт мягкому ритму барабанов, вскинул голову, прижал трубу к губам.

Первые два такта трубы вызвали в зале оживление. «Караван», — пронесся вздох от столика к столику.

Белов не донес рюмку до рта. Рука дрогнула, водка пролилась на пальцы.

«Нет, только не „Караван“!» — взмолился он.

А труба уже выводила мелодию, и под сердцем нарастала боль. Коварная штука — музыка, не хочешь, а вспомнишь.

В прокуренной подсобке мерзко пахло старым тряпьем и общественным туалетом. Апартаменты предоставил начальник ЖЭКа из отставных вэвэшников. Просились на недельку, а сидеть, как водится, пришлось две. Вышколенный бывшим вертухаем персонал бухгалтерии и прочих жэковских служб лишних вопросов не задавал, да и опера старались особо на глаза не попадаться. Сидели в подсобке тихо, как мыши, и делали свое дело — следили за окнами квартиры в доме напротив.

Белов покачивался на стуле, ноги положил на высокий подоконник. Рядом стоял штатив фотоаппарата, нацеленного на нужное окно.

— Игорек, грохнешься, хрен с ним, что спину сломаешь, но технику же казенную загубишь! — второй раз за час предупредил его Володька Полищук. Сам растянулся на грязном матрасе, ниже уже не упадешь, лениво листал толстый журнал без обложки.

— И черт с ним, — отмахнулся Белов. — Что это? — Он насторожился, услышав подозрительную возню за стенкой.

— Макарыч очередную сотрудницу окучивает, — подавив зевок, ответил Володька. — Каждый вечер так. Я уже время по нему проверяю. Как сопят — значит, уже семь вечера, конец рабочего дня.

— Серьезно? — удивился Белов.

— Ага. У него двадцать баб в штате. Вот он и лютует, как петух в курятнике. — Володька нашел тему и отшвырнул журнал. — Перед уходом домой обязательно одна задерживается. Причем каждый раз разные.

— Надо же, и не боится! — с уважением протянул Белов.

— А что ему сделают? Лампочки в подъездах горят, краны не капают, дворники по утрам метлами скребут… Увольнять не за что. Бабы в нем души не чают, сам видел. Цветут и пахнут. Значит, никого вниманием не обделил.

— Врешь ты все, как мерин.

— Сам у него спроси, если не веришь! — Володька вытянулся на матрасе. — У них в прошлую пятницу праздник был, чей-то юбилей. Так Макарыч, пока бабы пели про того, кто с горочки спустился, почти всех в подсобку перетаскал.

— Вот дает мужик. За полтинник уже, а все не уймется. Так и ласты склеить недолго!

— Хо! С таким здоровым образом жизни он на наших поминках блинами обожрется. А какие обеды они ему тут готовят, Игорек! — Володька неожиданно встрепенулся, сел, поджав под себя ноги. — Слушай, а может пожрем?

Белов потянул носом, запах в подсобке напрочь отбивал даже мысль о еде, но под ложечкой уже давно сосало.

— Может, через часок? — Он с сомнением посмотрел в угол, где на табурете примостилась электроплитка.

— Да ладно тебе! Супчик из пакетика сейчас сварганим. Чаек с бутербродами. — Володька приподнялся. — Вот только за водой выскочу.

В этот момент дважды пискнула рация на коленях Белова. Он моментально сорвал ноги с подоконника, громко стукнув ножками стула об пол.

— Вова, к аппарату! — прохрипел Белов. Тот уже изогнулся у штатива. — Что?

— А хрен его знает! — Володька припал глазом к видоискателю. — Свет горит, шторы не открывал.

— «Второй», ответь «первому». — Белов поднес к губам рацию. — Что у тебя?

— Принимай «большого», — отозвалась рация.

— Все, поужинали, блин! — прокомментировал Володька, не поворачивая головы. — Только начальства нам тут не хватало. Ой, мать твою!

— Что? — насторожился Белов.

— Сам смотри.

Белов схватил с подоконника бинокль. Сначала, навел на окна второго этажа. В квартире «клиента» ярко светились все окна. А у дверей подъезда тормозила «Волга» с антенной спецсвязи. Хлопнула дверца. Низкорослый мужичок в темном пальто и меховой шапке осмотрел двор, задрал голову, удостоверился, что в нужной квартире горит свет, бодрой походкой вошел в подъезд.

Белов уронил руки. Ошарашено потряс головой.

— А что здесь Трофимову надо? — хлопая глазами, прошептал Володька.

— Хрен его знает… Он бы еще на танке подъехал, мудак! — Белов опустился на стул. Медленно начал соображать. Нажал тангенту на рации. — «Визир», ответь «первому».

— Слушаю, «первый», — отозвался хриплый голос Кирилла Журавлева. Он сидел в квартире этажом выше. На Кирилле висела спецтехника — «Визир»[11] и «прослушка», а на Белове — контроль подступов к дому.

— В подъезде «большой». Фиксируй клиента.

— Клиент прошел в прихожую, «первый». Как понял, «первый»? — В голосе Журавлева звучали тревожные нотки. Он уже понял — вся операция под угрозой.

— «Пятый», что у тебя? — Белов вызвал на связь опера, наблюдавшего за дверью клиента через глазок в двери квартиры напротив.

— У его двери стоит мужик. Кажется, смотрит в «глазок». Что делать, «первый»? Внимание, мужик уходит!