Патриарх Зигмунд отступил от содрогавшегося в конвульсиях юноши и, указав рукой на храм, произнес:
– С нынешнего мгновенья и до скончания времен имя твое пребудет под сенью этого священного места, как память о вине и несмываемом позоре, как напоминание нынешним и грядущим поколениям детей Святой Конфедерации, как зарок оступившимся, как предупреждение сомневающимся, как проклятье отступникам! Никогда более не сорвется твоё имя с уст твоих, никогда более не услышишь ты его из чужих, никогда не отзовешься, ибо отныне и навсегда именем твоим будет – Предатель!!!
Встрепенувшись, Безымянный очнулся ото сна и стремительно выпрямился, усевшись на скомкавшемся от резкого движения плаще. Вначале он счел, что проснулся под влиянием привидевшегося кошмара – нестерпимо-мучительного воспоминания о былом – и лишь затем его внимание привлек амулет, висящий на груди. "Следящий" трясло от вибрационных волн. В мгновение ока сбросив остатки сна и предельно сосредоточившись, человек огляделся по сторонам и, убедившись в отсутствии непосредственной угрозы, сконцентрировался на посылаемых сигналах. Сильная дрожь, пробегавшая по амулету, недвусмысленно давала понять, что поблизости находится очень опасное существо, и оно приближается именно к нему, но отсутствие пульсации в жемчужине указывало также и на отсутствие явно выраженных агрессивных намерений неведомой твари – по крайней мере, пока.
Определив с помощью "Следящего" направление, откуда, вероятнее всего, припожалует незваный гость, Безымянный – внутренне подобравшись и сформировав с полдюжины информационных сетей защитного порядка – устроился поудобнее и, подкинув в костер сушняка, приготовился ждать. Оружия он намеренно не проявлял, ведь его присутствие вполне могло вызвать у приближающегося существа приступ ярости, но на всякий случай сформировал инфоформу легкой звуковой пушки – оружия хоть и не смертельного в большинстве случаев, но весьма эффективного, когда надо замедлить и дезориентировать противника, – и отправил её в крепившийся на левом запястье нанитовый преобразователь.
Время, как зачастую бывает в критических ситуациях, ползло до омерзения медленно, заставляя нервы сжаться в тугой клубок беснующихся змей. От напряжения на лбу выступили капельки пота, хотя ночь была совсем не жаркой, взмокли ладони – хотелось вытереть их, но Безымянный усилием воли заставил себя сидеть абсолютно неподвижно.
Наконец, со стороны противоположной дороге раздался слабый, но вполне различимый шорох сосновых ветвей, под ногой – а Безымянный уже не сомневался, что неведомый гость ходит именно на ногах, а не лапах, – хрустнула ветка, послышалось высказанное на удивление знакомым голосом бранное слово – высказанное, скорее, для того чтобы быть услышанным, нежели по необходимости. Вскоре из густого лесного сумрака выступила худощавая фигура и остановилась на самой границе круга света, источаемого маленьким костерком, давая рассмотреть себя. Но Безымянный, сделав приглашающий знак рукой, не стал особенно приглядываться к незваному гостю, ведь он узнал человека – если существо, заглянувшее на огонек костра, можно было так назвать, – ещё до того как увидел, узнал – и даже заскрипел зубами от досады. Вот только этого ему и недоставало для полного счастья! И как, вообще,
тот
сумел найти его здесь, во внутренних землях? Как и зачем? Но что бы не явилось причиной визита, одно было совершенно очевидно: его появление, как и всегда, не сулит ничего хорошего. Прошлое посещение этого существа ознаменовалось появлением целой стаи "хохлатых", от которой Безымянному удалось оторваться с неимоверным трудом только через двенадцать дней, и хотя Ним – так звали этого человека или, всё же, скорее, существо – не имел прямого отношения к плохим вестям, доставляемым Безымянному, но… Гонцов, несущих дурные вести, никто не любит! А Ним был именно таким гонцом, можно даже добавить – персональным, личным, его, Безымянного, буревестником! И надо отдать ему должное – неплохо справлялся со своей работой, дюжину раз, если не больше, его предупреждения уберегали Безымянного от серьезнейших опасностей. Взять, к примеру, хоть тот случай с безумным филидом и ордой его выкормышей! И за это Безымянный был бесконечно благодарен Ниму. Но это отнюдь не значило, что он обязан прыгать от радости при появлении такого вестника, да ещё и…
– Здравствуй, Бегущий – оставаясь вне пределов светового круга, проговорил вновь прибывший удивительно низким голосом.
– Ним, – холодно отозвался Безымянный, продолжая разглядывать крошечные язычки пламени и намеренно не смотря на незваного гостя.
– Я рад, что ты сумел почувствовать меня. Всегда неприятно начинать встречу со старым другом – с драки.
Безымянный хмыкнул и поднял голову, соизволив, наконец, взглянуть прямо в лицо приближающемуся существу.
– Другу? – он презрительно улыбнулся и пожал плечами. – Вот не знал, что мы стали друзьями… Темный!
– Не придирайся к словам, Бегущий – отмахнулся Ним, – Ты "Дарующий жизнь", пусть для тебя это всего лишь слова, для нас это многое значит, и ты прекрасно знаешь об этом. Но если тебе так будет проще, можешь воспринимать моё обращение как дань уважения к традиции… и к тебе.
– Премного благодарен, – насмешливо отозвался человек, – твоё разрешение – это такая честь для меня! Даже не знаю, что с ней делать? То ли сразу идти сдаваться Вопрошающим, то ли спрыгнуть с какой-нибудь скалы и попросту избавиться от мучений.
– Не замечал, чтобы ты так шутил там, – Темный махнул рукой на север. – Или твоё чувство юмора испарилось, как только ты вернулся в свой мир? Если так, мне жаль. Тебя ждет грустная судьба, жизнь без смеха пуста.
– Знаю, – кивнув, согласился Безымянный. – Мне в последнее время об этом твердят все кому не лень. Ноби, например, делает это по десять раз на дню в общем, я уже привык. Ведь, согласись, жить можно и так.
– Можно, – легко кивнул Ним. – Весь вопрос в том – как? Юмор придаёт жизни оттенки, без него она серая и унылая, как крыса в пустом амбаре.
Во время этого диалога Ним приблизился к костру на расстояние вытянутой руки и единым, исполненным грации охотящейся кошки, движением, подогнув под себя ноги, уселся наземь.
Внешность Темного являлась классическим образчиком его нации: смуглая – золотившаяся при свете солнца и уподобляющаяся старой древесной коре в ночном сумраке – кожа; темные провалы глаз без зрачков; иссиня-черные волосы, прямыми прядями ниспадавшие на плечи и скрывающие левую половину лица, украшенную, как отлично знал Безымянный, семью горизонтальными и четырьмя вертикальными шрамами на щеке – символом рода и своеобразной метой, обозначающей кастовую принадлежность и место в иерархии их загадочной расы. Роста он был обыкновенного, среднего, особой мускулистостью не отличался, но нечеловеческая ловкость и порывистость движений выдавали его истинную природу – природу опасного хищника, прирожденного убийцы. Оружия Темный не носил, и это была не бравада. Презрение к любому виду несущего смерть металла являлось частью культуры Высоких Темных, их культом. Один из законов этой нации гласил: "Смерть готовит разум, исполняет плоть, оружие – только мешает!" Да и не нуждались они в столь примитивном способе убийства: могущественные ваятели, с рождения обладающие целым ворохом уникальных телепатических способностей, да к тому же ещё и невероятно сильные, они были ужасающими противниками.
Из всех рас Терры Темные были одними из наиболее совершенных убийц, уступая в способностях лишь конам, да и то не во всем. Но если Конфедерация даже в своем нынешнем – не самом лучшем – состоянии, являлась всё же одним живым организмом, пусть и испытывающим многочисленные трудности, то раса Темных никогда не была единой. Высокие или Истинные Темные, именующиеся еще Мерцающими, также сильно отличались – и внутренне, и внешне – от тех, кого обычно принято называть Темными, как огонек свечи отличается от солнечного сияния. Единственное, что роднило всех представителей этой расы, – глаза. Две бездонные, черные пропасти, завораживающие, манящие, гибельные. "Взгляд Темного – страсть, взгляд Темного – смерть!" Тот, кто впервые произнес эти слова, ставшие впоследствии крылатыми, знал, о чем говорил! Случалось, даже закаленные и испытанные в боях конфедераты не могли устоять против невыразимой прелести этих глаз и безропотно шли на верную смерть, полностью покоряясь воле Темного.
