Несколько женщин остановились подле меня, глядя на медленно проползающий мимо груз.
–Везут ствол из глубин рудников, – сказал одна, та, что была постарше. – Древнее дерево.
–Что за древесина-то? – спросила вторая, вглядываясь в красивый спил.
–Снежный железный дуб. Он много десятков тысячелетий пролежал во льду в самом сердце горы. Говорят, железное дерево вовсе не гниет. Резчики будут довольны. Его нашли недавно и сразу же к нам. Ух, и красоты они наделают! Славная находка, на моей памяти такого не добывали!
Один из рабов, идущий слева, вдруг упал – нога соскользнула с камня. Я видел, как он с трудом успел выдернуть кисть из-под деревянного колеса, но встать не успел.
–Шевелись, ленивое отродье! – рявкнул маг. Он был невысок и худ, его бесцветные, желтоватые волосы слиплись от пота и висели неопрятными сосульками. Наверное, он устал махать бичом.
Тварь!
Я шагнул вперед, когда надсмотрщик занес бич, чтобы ударить несчастного, все еще лежащего на мостовой, и подставил руку, ловя гибкий хвост.
–Не стоит, – я покачал головой, запоздало испытав испуг.
Ну куда я лезу?! Но вырвавшееся изо рта слово не поймаешь, и маг, забыв об упавшем, повернулся ко мне, резко дернув рукой. Я отпустил, мне жизнь еще не наскучила.
–Ах, новое лицо в моем городе, – масляно сказал надсмотрщик, ткнув мне в грудь рукоятью бича. –Да еще нагловатое.
–Не видишь разве, что это непосильная для них работа? – спросил я.
–Ты вскоре к ним присоединишься, не бойся, – ласково сообщил маг. – Зови меня Рынца, теперь я твой хозяин.
Я заставил себя улыбнуться, хотя, видят Высшие, внутри у меня все заледенело.
–У меня уже есть один, – я приподнял руку, демонстрируя намотанный Мастером на запястье ремень. Вот сейчас все и решится, будет здорово, если это была всего лишь насмешка…
–Нда? – Рынца досадливо поморщился, остановив взгляд на красивой безделушке. –Как жаль, как жаль. Тогда, маленький паршивец, не суй свой длинный нос не в свои дела и никогда не становись у меня на пути. Если бы не твой хозяин… ух, ты бы сейчас у меня поплясал!
Плюнув под ноги, он развернулся и зашагал вперед, догоняя повозку, отъехавшую на несколько десятков шагов. Нагнав, он досадливо взмахнул бичом, но ударил по камням у ног людей. Тот, кто падал, успел подняться и теперь усердно толкал тяжеленную платформу, не поднимая от мостовой усталых глаз.
Девушки рядом со мной зашептались и, громко засмеявшись, заспешили прочь. Люди шли мимо, не обращая на меня внимания. Потрясение медленно проходило. Я настолько не ожидал от себя подобной глупости, что был поражен своим поведением не меньше, чем увиденным. Наконец, понимая, что стоять посреди улицы попросту неприлично, я заставил себя двинуться дальше.
Значит, сказки не врут. Маги жестоки, их рабы выполняют самую тяжелую работу, а получают лишь жидкую похлебку, сухой плесневелый хлеб и жестокое наказание за любую провинность. Возможно, если бы я не помог Мастеру там, на равнине, участь моя была бы незавидной. Рынца непременно огрел бы меня кнутом, которым можно с легкостью выбить глаз. На моем теле были бы такие же следы, как у тех людей, и я бы из последних сил толкал тяжеленную платформу, которую не могла самостоятельно везти восьмерка коней. Сколько таких, как тот несчастный на повозке, оказывается жестоко покалеченными, сколько погибает? Ведь этот ствол еще нужно снять с платформы!
Из узкого переулка, в котором не прошла бы повозка, неожиданно для меня выскочили дети. Четверо мальчиков и девочка, все не старше восьми. Девочка была самой младшей, наверное, лет шести. Все они носили одежду из легкой желтой ткани, какую приятно одеть в самый жаркий солнечный день, у всех были игрушечные деревянные мечи, и ребятня громко и заразительно смеялась, ловко обмениваясь ударами. Вокруг меня они разыграли целое представление, изображая жестокую баталию, то, используя меня, как прикрытие, то, вдруг, отталкивая с дороги. Хмурое настроение, навеянное встречей с надсмотрщиком, и легкое раздражение от неуважительного обращения было сметено их весельем. Так ловко они управлялись с мечами, выточенными из цельных кусков дерева и обмотанных широкими лентами кожи, что в душе моей родилась легкая зависть.
Я поймал одного из мальчиков постарше за рукав, когда тот проскальзывал мимо, увернувшись от очередного удара.
–Что? – я увидел в его глазах легкий испуг и обиду на то, что помешал игре.
–Помоги разобраться в том, что здесь происходит, – попросил я.
Дети затихли, застыли в напряженных позах, готовые в любой момент убежать. Мальчик, которого я остановил, оглядел меня с головы до ног, его взгляд задержался на ленте Мастера, и он тут же кивнул, протянув мне руку, сложенную лодочкой. В ожидании платы, он смотрел на меня, но чем я мог расплатиться, ведь у меня ничего не было! Даже глупой безделушки, на которую я мог бы выменять ответы на свои вопросы. Из вещей, которые у меня были с собой, не осталось ничего, кроме простого золотого кольца, которое перешло мне от отца.
Я растерянно развел руками, давая понять, что мне нечего дать. Он, в свою очередь, кивнул понимающе и тоже развел руками. Нет платы, нет сделки. Что ж, справедливо.
Мальчик отошел в сторону, но игра больше не ладилось. Дети сгрудились и с интересом наблюдали за мной, девочка не нашла ничего лучше, как начать строить рожи. Ее поддержали другие. Я потер лицо и хмыкнул, мальчик сделал тоже самое. Чтобы не видеть издевательства, я отвернулся, думая о том, кто мог меня брить во время болезни. На моем лице сейчас была легкая щетина – всего несколько дней. При первой же возможности надо будет побриться.
Я двинулся дальше вниз по улице, и детишки крадучись последовали за мной. Стараясь не обращать на них внимания, я с деланным интересом разглядывал высокие здания вокруг, наблюдал за жизнью, что ровно текла в этом городе. Она казалась все более странной. Так много находилось различий между той, сложной жизнью, к которой я привык и этим плавным течением простого быта. Никаких технологий, никаких механизмов.
Я слышал раньше о подобных веяниях. Ближе к природе, ближе к сущности. Некоторые сознательно отказывались от благ цивилизации, основывали коммуны, старались обособиться и выживать за собственный счет. Мне казалось, они просто своеобразно сходят с ума, но в современном обществе этика невмешательства и отчуждения вполне оправдывала подобное поведение. Главный закон настоящего: не мешай съезжать с катушек другим, какое твое дело? Ну, как-то так.
Вдоль улицы то тут, то там попадались маленькие лавочки, над которыми висели деревянные, расписанные краской вывески. Названия лавочек и красочные картины не оставляли сомнений. Вот здесь выпекают хлеб и одуряющий запах растекается теплыми ароматными волнами вдоль мостовой. У стены под навесом неразгруженная повозка с серыми мешками, на горловинах выбившаяся белым налетом мука.
Здесь – пошив одежды и за стеклом стоят деревянные манекены. На женском манекене платье из зеленого шелка с глубоким вырезом, на мужском – только куртка. Портной стоит у манекена, держа в руках линейку, и о чем-то размышляет.
Вот это да! Я даже не заметил, как придвинулся к мутноватому стеклу. Оружейный магазин! На стенах от пола до потолка в специальных крепежах – арбалеты и луки. На высоких стойках рядами лежат мечи в ножнах. Из больших широких корзин торчат разноцветные оперения стрел.
Вот это разнообразие! Постояв, я так и не решился зайти внутрь – пошел дальше. Местные же люди без стеснения заходили в многочисленные лавочки, весело разговаривали с хозяевами и мастерами, покупали нужный товар, благодарили, обмениваясь рукопожатиями или даже обнимаясь, после чего уходили…
На крыльце дома, мимо которой я проходил, стояла женщина с веником. Она распрямилась, посмотрела на меня и снова принялась тщательно подметать ступеньки…
Одетый в серое понурый человек остервенело мел заваленный сором угол…
