— Я как раз думала… — начала было Mapa, но тут заметила, что Джэми необычайно бледна и растерянна. — Что случилось, черт побери? С тобой все в порядке? — встревоженно поинтересовалась Mapa, глядя на готовую разрыдаться Джэми. Позабыв про роман и холодный чай, девушка вскочила с софы. — Садись и рассказывай все по порядку.

Женщина опустилась в глубокое кресло и постаралась отдышаться.

— Я же говорила, что все это не к добру, не так ли? Я предупреждала, что вы играете с огнем! Я всегда чувствовала, что рано или поздно вы пожалеете о содеянном. Спаси и сохрани нас, Господи! Боюсь, этот день настал, — обреченно заключила Джэми.

Mapa металась из угла в угол по комнате, слушая ее причитания.

— Так что же все‑таки произошло? — повторила она свой вопрос и оцепенела, как только Джэми смогла объяснить, в чем дело.

— Лорд Джулиан застрелился. Говорят, его разум помутился от горя. Он решил свести счеты с жизнью, и никто не смог ему помешать, даже его лучший друг, который был рядом, когда это произошло, — пробормотала Джэми.

— Откуда тебе известно? Скажи, что все это неправда, Джэми! — пытаясь проглотить горький комок, подступивший к горлу, прошептала Mapa.

— К сожалению, это чистая правда. Я сама слышала выстрел. В том, что случилось, есть и моя вина, — с трудом сдерживая рыдания, ответила Джэми.

Mapa с изумлением уставилась на поникшую седую голову несчастной женщины.

— Твоя вина? Джэми, ты с ума сошла! О чем ты говоришь!

— Беда стряслась сразу после того, как я принесла ему пакет. Он развернул его, увидел платье и медальон и тронулся рассудком. Я не успела отойти от дома и на несколько шагов, как раздался выстрел. Сбежались слуги, остановились проезжавшие мимо экипажи, возле крыльца собрались прохожие. Я тоже подошла и, смешавшись с толпой, услышала, что молодой лорд застрелился.

— Я в этом не виновата! — вскричала Mapa.

— В этом никто не виноват, мисс. Лорд сам нажал на курок. И все же хорошо, что завтра мы уезжаем в Париж, — многозначительно заметила Джэми. — Не дай Бог найдутся люди, пожелающие докопаться до причины самоубийства. Вряд ли можно рассчитывать на их великодушие, мисс.

Mapa стойко выдержала укоризненный взгляд своей собеседницы, и ни малейшего признака волнения не отразилось на ее лице.

— Я думаю, незачем рассказывать эту историю Брендану, — заметила Mapa, держась с завидным хладнокровием. Когда же внутреннее напряжение достигло крайней точки и девушка почувствовала, как губы ее дрогнули, она отвернулась от Джэми и отошла к окну.

Отдернув тяжелую гардину, Mapa молча смотрела на засыпавшие в сумерках дома, тенистые парки и пустынные площади Лондона. На город опускался вечер.

Что же заставило ее так обойтись с Джулианом? Какие демоны толкнули его на путь самоуничтожения? Почему она просто не указала молодому человеку на дверь, а стала безжалостно издеваться над его чувствами? Mapa и раньше не упускала возможности понасмехаться над отвергнутым поклонником, но никогда не испытывала впоследствии угрызений совести. Теперь же все было иначе. Их противостояние с Джулианом закончилось трагически. Mapa отдала бы все, что угодно, чтобы повернуть время вспять. Однако юноша умер, и по ее вине. С этой мыслью предстояло смириться и прожить остаток дней. Никто не заметил бы горечи в ее взгляде, и голос оставался по‑прежнему тверд, поскольку Mapa слишком рано научилась скрывать свои чувства.

— Никто из его близких не вспомнит моего имени. Роль Мары О'Флинн в этой трагедии вскоре забудется, уступит место какой‑нибудь модной сплетне, как это всегда бывает. Покинув Лондон, мы оставим позади прошлое, Джэми. Обещай, что никогда не заведешь со мной разговора о Джулиане.

— Как я могу, причинить вам боль, мисс? Забудем обо всем.

— Mapa— Боже мой, Mapa! Я так тебя люблю! — Слабые жалобные стоны раздавались в полумраке спальни, — Искусительница, ведьма с медовыми глазами! Как ты могла так обойтись со мной? Откуда такое презрение?.. Ирландская стерва! — отчаянно воскликнул Джулиан, делая попытку приподняться.

Чьи‑то сильные руки вдавили страдальца обратно в подушки, и приятная прохлада простыней остудила жар измученного тела. Юноша перестал сопротивляться и расслабился. Он открыл глаза и узнал человека, склонившегося над его ложем. Сознание прояснилось, и Джулиан с неожиданной силой вцепился в руку мужчины.

— Это она во всем виновата, она сделала из меня посмешище. Господи, Ник, если бы ты только видел, какая ненависть сверкала в ее глазах! Будь у нее в ту минуту нож под рукой, не задумываясь вонзила бы его мне в сердце. Но ножа не оказалось, и мерзавка убила меня словами. — Безумный взгляд Джулиана вперился в молчаливого собеседника. — Эта дрянь смеялась, издевалась над моей любовью, признавшись, что обманывала и более опытных мужчин. Значит, я не единственный, кого она очаровала, чтобы затем с презрением отвергнуть. Но почему? За что? Ведь я не делал ничего плохого, я лишь отдал ей свое сердце!

Джулиан в изнеможении закрыл глаза и отвернулся: По его щеке на белоснежную наволочку медленно катились слезы.

— Она так прекрасна, Ник. В ней есть нечто необузданное, какая‑то сверхъестественная свобода, которой я завидую. Я восхищался проявлениями ее неукротимой натуры, хотя они подчас и небезопасны. Когда она улыбается, тубы словно дразнят тебя… — блаженно прошептал Джулиан и снова потерял сознание.

Николя Шанталь укрыл племянника одеялом до подбородка и выпрямился. Он пристально смотрел на юношу, почти мальчика, и сострадание пробуждало в его сердце яростную ненависть к женщине, так безжалостно толкнувшей Джулиана на путь самоубийства. Его по‑детски безмятежное лицо напомнило Николя другое, куда более знакомое, так походившее на лик безмятежно почивающего Адониса.

Ход его размышлений нарушил звук открывающейся двери. В комнату вошел доктор в сопровождении матери Джулиана. Ее сиятельство графиня Дениза Уэйктон‑Санд недоверчиво посмотрела на брата, затем подошла к постели и тихонько присела на краешек. Она лишь тяжело вздохнула в ответ на поклон Николя и обратила свой взор на осунувшееся, покрытое испариной лицо сына.

— Я ничего не понимаю, — со слезами в голосе произнесла она. — Господи, почему Чарльза нет дома! Он бы наверняка знал, что делать. Слава Богу, хоть ты, Николя, рядом в эту минуту, судьба сжалилась надо мной. Без Чарльза я совершенно беспомощна.

― Ты сообщила ему о случившемся? — спросил Николя, придвигая стул к постели Джулиана и помогая сестре пересесть на него. Графиня подняла полные слез глаза. Было очевидно, что она не понимает, о чем идет речь. — Ты написала Чарльзу? Граф уже в пути? — терпеливо повторил свой вопрос Николя.

— Да, конечно. Он уже выехал из Эдинбурга, — очнувшись, ответила графиня и обратилась к доктору: — Вы ведь не допустите, чтобы мой сын умер? Ответьте мне! Господи, Джулиан, дитя мое! Единственный сыночек. — Женщина разрыдалась и, молитвенно сложив ладони, заговорила по‑французски: — Зачем только я приехала в эту туманную страну из Нового Орлеана! Почему не послушалась отца и вышла замуж за англичанина! Теперь за мои грехи расплачивается любимый сын. Я потеряю Джулиана, а Чарльз не выдержит такого горя, у него слабое сердце… Это я во всем виновата! Господи, прости меня!

— Дениза, прошу тебя, успокойся. Ты напрасно терзаешься, — просил Николя, но, взглянув в лицо сестры, понял, что та его не слышит.

— Николя, брат мой, поклянись, что разыщешь эту женщину и заставишь ее горько пожалеть о том, что она сделала с моим сыном. Я не успокоюсь, пока это не произойдет. А если… — Дениза помедлила, прежде чем произнести страшные слова, — если Джулиан умрет, ты ее убьешь. Обещай мне, что отомстишь за моего сына, возьмешь жизнь этой твари взамен! — воскликнула графиня, вскакивая с места.

— Мадам, прошу вас, возьмите себя в руки! — вмешался доктор. — В противном случае мне придется отправить вас в вашу комнату. Я не допущу истерик у постели больного. Это может повредить ему. — Он вздохнул, видя, как яростный румянец заливает щеки графини. Почему круг его пациентов не ограничивается обычными, нормальными британскими семьями? Французы такие несдержанные и импульсивные! Каждый разговор с Денизой стоил доктору большого труда, она доводила его до полного эмоционального и физического изнеможения. Теперь графиня так распалилась, что того и гляди это приведет к нервному припадку. Таким образом, доктор рисковал обрести в доме вместо одного больного двоих. Он умоляюще взглянул на Николя Шанталя и обратился к нему с просьбой, хотя и чувствовал себя несколько стесненно рядом с этим высоким человеком, отличавшимся крайне суровой внешностью: — Постарайтесь успокоить графиню. Меня она не послушает, а к вашим словам может отнестись с пониманием. В конце концов, я всего лишь врач. А истерики вредны не только юноше, но и ей самой.