Идея добраться в гавань Феодосия морем, обогнув почти весь город, пришла к Алексею как раз в полусне, прерванном появлением Аннушки. Именно там, в этой гавани, у протокуратора еще оставались друзья, на чью помощь сейчас он очень надеялся.

Ночное море казалось волшебным, загадочным, в черных волнах отражались звезды и золотистый месяц. И еще – городские огни. По ним и ориентировался Марко.

– Подходим, – наконец сказал он. – Вон, уже видны причалы. Где вас высадить?

– У складов… Впрочем, нет. – Алексей пристально всмотрелся в освещенный кормовым фонарем корабль. Красивый, с высокими надстройками… «Святой Себастьян»! Он опять здесь, в гавани – контрабанда стеклом не прекращается ни при какой власти! Хотя… Это судно именуется теперь по‑другому – «Слезы Пророка», вот как!

– А ну, давай к этому кораблю! Эй, вахтенный!

– Кто там? Вах!

– Позови шкипера.

– А кто его спрашивает?

– Много будешь знать, скоро состаришься!

– Ого! – раздался с кормы задорный девичий голос. – Кого я слышу?

– Мелезия? Ты здесь?

– Ну а где же мне еще укрыться, как не на этом славном судне?! Одно название чего стоит – «Слезы Пророка»! Нет, все‑таки «Святой Себастьян» – было куда лучше. Эй, вахта! – Девушка выругалась. – Что стоите? Живо спускайте сходни!

И засмеялась. И смех ее эхом отдался…

Глава 5Август 1453 г. Окрестности Мценска

Дайте крылья мне перелетные,

Дайте волю мне… волю сладкую!

Полечу в страну чужеземную…

Евдокия Ростопчина

…В гавани.

Алексею повезло, «Слезы Пророка» как раз отправлялись в Кафу. Ну а найти там торгующих с русскими княжествами купцов было еще проще. С ними молодой человек и отправился по знаменитому Муравскому шляху – торговому пути из татарских степей к верховьям Оки. Туда, куда ему и было нужно.

Добрались без всяких приключений – крымский хан Хаджи‑Гирей (точнее, кто‑то из его мурз) оказывал всяческое покровительство каравану, как видно, имея в том немалую заинтересованность. На протяжении всего пути караван сопровождала усиленная охрана – татарские всадники и наемники‑итальянцы. И все ж таки поначалу шли осторожно, опасаясь главного соперника и конкурента Хаджи‑Гирея – хана Большой Орды Сейид‑Ахмеда, человека умного и предприимчивого. Хаджи‑Гирей тоже дураком не был: отлично зная все азиатские уловки, он к тому же получил и европейское воспитание – вырос в литовском великокняжеском замке Троки. Туда же, в Великое княжество Литовское и Русское (находившееся в личной унии с Польшей), в случае нужды и обращался за помощью – к великому князю Казимиру. А потому, когда караван вошел в литовские пределы, к верховьям Ворсклы, все повеселели и уже не ждали больше для себя никакой опасности. А ее и не было.

Ближе к Мценску Алексей тепло простился с купцами и, купив коня, поскакал по сельской дороге, направляясь к Амбросиеву – большому, в десяток дворов, селу близ Черного болота, староста которого Епифан Кузьмин, был давним знакомцем протокуратора.

Когда Алексей подъехал к селу, в воздухе уже плавился фиолетовый вечер, тихий и теплый. Серебряная луна, висевшая над старой ветлою, уже начинала приобретать ночной золотистый оттенок, в быстро синеющем небе вызвездило, а на западе, над дальним лесом сверкали зарницы – исходило последними лучами оранжево‑золотое солнце. Под копыта коня упали длинные тени деревьев, до Амбросиева оставалось еще километра три, но было хорошо слышно, как в сельской церкви звонили к вечерне.

Эх, не успеть! Алексей спешился и сотворил молитву, благодаря Господа за спокойный путь. Наезженная многочисленными возами дорога, выбираясь из леса, потянулась между полей, частью уже сжатых, а частью колосящихся золотой налитой рожью. Вкусно пахло жнивьем и клевером, а где‑то совсем рядом, за ольховником, за поворотом, мычали коровы.

– Бог в помощь! – догнав стадо, протокуратор поздоровался с пастушком – белоголовым парнишкой лет четырнадцати, важным, веснушчатым, босоногим. В правой руке паренек держал длинный кнут, время от времени ловко прищелкивая им в воздухе.

– И тебе в помощь, мил человек! – пастушок оглянулся с улыбкою. – Далеко ль путь держишь?

– В ваши края, в Амбросиево.

– А к кому ль?

– К старосте Епифану. Есть такой у вас?

– Есть, как не быть… – пастушонок неожиданно остановился и, оглянувшись по сторонам, жестом поманил путника. – Нагнись‑ко, мил человек.

– Да я и слезть могу, если надо! – хохотнув, Алексей спрыгнул с седла.

– Епифан про тебя предупреждал, – к его удивлению, тихо промолвил парнишка. – Ты вот что… сразу‑то посейчас в село не езди – там глаз‑от лишних много. Затаись, вона, в ельнике, язм Епифана про тебя извещу, да потом проведу тайноть!

– Тайноть?! – путник рассмеялся. – Да нет у меня никаких тайн!

– Ага! – ухмыльнулся парень. – А к старосте ты просто так едешь, безо всякого дела?

– Ну с делом, – протокуратор развел руками. – Правда, не сказать, чтобы уж с очень тайным…

– Вот тогда и пасись! – снова предупредил пастушок, на этот раз уже более серьезно. – Схоронись в ельнике, жди. Да не журись, не долго те хорониться‑то – ночь‑то быстро придет.

– Ну как скажешь, – сдаваясь, Алексей махнул рукой и, взяв коня под уздцы, зашагал к ельнику. – Не забудь только за мной явиться.

– Явлюсь, не переживай! Три раза уткой крякну… И ты мне тако же ответь!

– Хорошо хоть без этих – «у вас продается славянский шкаф?» – негромко засмеявшись, молодой человек скрылся в ельнике и, привязав коня, задумчиво уселся на поваленную бурей сосну. Однако, странные в Амбросиеве дела творятся! Не село, а какой‑то шпионский центр! И староста, вишь ты, кого‑то поджидал, да не просто так, а тайно… и вот за этого «кого‑то» и принял путника пастушонок. Интересные дела… Ладно, потом спросить у Епифана… если ответит. А не ответит, так и пес с ним – мало ли у него, Алексея, своих дел, чтоб еще в чужие соваться?

А луна уже стала медно‑золотой, яркой, и крупные звезды ярко мерцали в бархатно‑темном ночном небе, и слышно было, как в селе лаяли псы. Лаяли не зло, а для порядку. Вот вдруг заиграла свирель, послышалась песня – видать, молодежь собралась на гулянку.

Хозяин наш, батюшка… –

донеслись слова протяжной девичьей песни.

Не вели томить, прикажи дарить!

Наши дары невеликие…

– Кря! Кря! Кря! – перешибая песню, где‑то рядом закрякала утка.

Потом, немного выждав – еще раз:

– Кря! Кря! Кря!

Ах ты, черт, чуть не забыл!

Алексей поспешно приложил ладони к губам и, три раза прокрякав в ответ, прислушался.

– Выходи, осподине, – послышался громкий шепот. – Староста Епифан наказал сей же час к себе привести.

Взяв узду, молодой человек вывел коня из ельника и зашагал следом за своим провожатым. Лес вскоре кончился, пошли поля и поскотины. Где‑то в траве стрекотали кузнечики, с околицы все так же доносилась песня.

– Обойдем, – оглянувшись, пастушонок свернул в кусты.

Так, кустами и огородами, они обошли село с краю, вдоль небольшого ручья и, выбравшись на узкую тропку, наконец, зашагали прямо к видневшимся в свете луны избам.

Уже почти пришли, как вдруг выскочили непонятно откуда чьи‑то темные тени. Метнулись прямо навстречу, захохотали, заголосили:

– Ой, Поташко! Тебя тож с гулянья выгнали?!

Дети! Два мальчика и девчонка.

– Попробовали бы выгнать! – важно отозвался пастушонок. – Я все ж и постарше вас буду. Вы чего здесь?

– В овин пробираемся – летось‑то там спим! Ой, как бы тятенька не узнал, что на хоровод бегали – выпорет! Непременно выпорет! Ой! А кто это с тобой?

– Не вашего ума дело! Проваливайте.

Ребята убежали, и путники остановились у ворот большой вальмовой избы, располагавшейся за торговым рядком, прямо напротив церкви.

Загремев цепью, истошно залаял пес. И тут же унялся.